Когда наконец решил поворачивать в сторону дома, потому что гулял бы еще бесконечно, но ноги промокли уже практически до колен, на часах была половина второго ночи. Он, конечно, никуда не спешил, но все равно удивился вроде бы совсем недавно начался вечер, куда время ушло? Вопрос риторический, известно, куда время всегда уходит и тащит нас за собой в никуда, думал он, но вопреки мрачному направлению мыслей, чувствовал себя не обреченным, а почему-то счастливым. Вечно в этом городе так.
Когда подходил к улице Пилимо, увидел, что на светофоре горит не просто зеленый, а сразу три зеленых огня, один над другим. Совершенно не удивился, хотя, по идее, знал, что такое технически невозможно. Но сейчас его знания временно не имели значения это же Вильнюс. Здесь все устроено черт знает как, а этот черт у-у-у какой! много чего интересного знает. Твое здоровье, черт! подумал он, доставая из кармана бутылку. Но вместо того чтобы сделать очередной глоток, щедро плеснул ангостуру прямо себе под ноги, на тротуар, и тогда все вокруг вдруг нет, не «вдруг», наконец-то, он всегда втайне ждал, что так будет вспыхнуло, засияло, задвигалось, как бы его обняло и понесло, словно ласковый, осторожный, но неумолимый поток.
Не стал дожидаться трамвая на остановке, какого тебе трамвая, ночь на дворе, пошел по рельсам, воображая себя трамваем в шутку, конечно, он был уже почти трезв. Я иду домой пешком по трамвайным рельсам, отсюда до Белой улицы целых пять остановок, надо как-то себя развлекать. Впрочем, идти по рельсам и так оказалось не скучно, знал бы, каждую ночь бы по рельсам ходил, потому что когда идешь по тротуару, улица ну, просто знакомая улица Швенто Стя в смысле, Совиных крыльев, конечно, вечно у меня с топонимами беда. А когда по рельсам, как будто ты дежурный трамвай, чего только тут не увидишь, крепостные стены, увитые харненским вьющимся мхом, белую тень Бесконечного Храма Первой Империи, как на картинке в школьном учебнике, и как в том учебнике подрисованную чьим-то зеленым карандашом, гараж дяди Коли, где стояла машина «Победа», серо-зеленая, не на ходу, но такая красивая, словно ее изваяли своим дыханием мертвые Вечные демоны боже, откуда вдруг взялись какие-то «вечные демоны», что я вообще мету, в смысле, о чем я думаю, спрашивал он себя не то чтобы с ужасом, скорее с досадой: мне завтра в полдень заступать на дежурство, зачем я сошел с ума? Подозревал, что дело именно в рельсах, если сойти с них, все сразу пройдет, вместо Бруссанской арки, которая, на минуточку, была построена за океаном, в джунглях Сатовери и благополучно разрушена дымными феями примерно три тысячи лет назад, причем в кино, а не в жизни, просто в глупом детском кино; на самом деле, важно не это, а что вместо сказочной арки, которой здесь быть не может, наконец появится нормальная улица Швенто Совиного Стяпано, слева лавка «Подарки из Прованса», справа атруст шудемии господи, что за «шудемия», какой «атруст»? Я реально настолько чокнулся, что языки на ходу выдумываю? Вообще не смешно.
В нерешительности остановился на перекрестке: куда теперь? До дома отсюда прямо, остался всего квартал, пять остановок пешком по рельсам до Белой улицы, два с половиной часа электричкой, потом от вокзала метро, это понятно, но слева тропинка, уводящая в темноту, он ее сразу узнал, та самая, по которой однажды больше всего на свете хотел, но не решился пойти, испугался, лет восемь мне тогда было, но сейчас-то я взрослый, торжествующе думал он, доставая из кармана бутылку Элливальского розового, то ли на радостях, то ли все-таки для храбрости, но надо, обязательно надо выпить хотя бы глоток, потому что бог с ней, с тропинкой, а вот улица справа, освещенная факелами! Главная улица моей жизни, центральный проспект самых сладких, счастливых снов, которые забывал прежде, чем успевал проснуться, но сейчас-то сейчас, говорил он себе, пытаясь вытащить трясущимися руками туго забитую пробку, я совершенно точно не сплю.
Дайте сюда, я открою, раздался голос вроде бы откуда-то сзади, издалека, но одновременно совсем рядом с ухом, чужое дыхание, горячее, как пар из кипящего чайника, почти его обожгло. Бутылка куда-то делась, хотя он никому ее не давал, но почти сразу снова оказалась в руках, и далекий горячий голос стал человеком, кажется, мужиком, хотя это не точно, сейчас все было не точно, на то и сон. Все-таки сон?
Сделал глоток, поперхнулся от неожиданности: слишком крепко, вино не может быть крепким, как ай, ну да, ром. Точно же ром, ангостура, Тринидад и Тобаго, я его покупал, вспомнил он, и все остальное вспомнил, сделал еще глоток, слишком большой, на радостях, едва устоял на ногах, но незнакомый чувак из сна, наяву оказавшийся просто прохожим в длинном дождевике с огромным, закрывшим лицо капюшоном, его подхватил, поволок за собой куда-то, усадил на скамейку, почему-то сухую, хотя весь вечер шел дождь. Сел рядом. Спросил:
Вы в порядке? И сам себе тут же ответил: Вроде бы, да.
Отобрал у него бутылку, то ли отпил, то ли просто рассмотрел этикетку, наконец вернул и сказал:
Красиво живете. И погуляли красиво, навскидку, как минимум, по четырем чужим, в равной степени невозможным для вас путям. И даже целы остались ну, это, конечно, я молодец. Но вы сами тоже не промах, шикарно по рельсам шли. Как вас зовут-то, помните?
Он удивился вопросу не настолько я пьяный, чтобы имя забыть. Но почему-то надолго задумался, не вспоминая, а словно бы выбирая одно из бесконечного множества, скорее судеб, чем просто имен. Наконец сказал: «День», не настоящее имя, а старое школьное прозвище, производная от «Денис».
Хорошее имя, кивнул незнакомец, поднимаясь с мокрой скамейки. Я бы на вашем месте постарался оставить его себе навсегда.
Опомнился, когда незнакомец уже подошел к перекрестку. Вскочил, побежал, догнал. Спросил:
Слушайте, что это было? Я что, уснул на ходу и упал?
Тот обернулся, из-под капюшона сверкнули ну, наверное, просто фонарный свет так удачно упал пожалуй, слишком большие для нормального человека глаза. Сказал:
Да черт вас знает, может и правда уснули, упали, лежали посреди улицы мордой в лужу и видели интересный сон. А может, гуляли по рельсам. Как скажете, так и будет, такие вещи каждый сам для себя решает. Ну или плюньте, не выбирайте, а просто приходите еще погулять. Мне понравилось. Вы тот еще псих, конечно. Я бы в юности крепко с вами дружил.
11. Зеленая бомба
Состав и пропорции:
дынный ликер «Мидори» 50 мл;
золотой ром 75 мл;
свежевыжатый апельсиновый сок 50 мл;
лед.
Апельсиновый сок процедить, чтобы удалить мякоть. Смешать ингредиенты в шейкере, налить в высокий бокал «коллинз», наполненный льдом.
Зоран
Увидел Эдо Ланга на пороге «Дела Житейского», недавно открывшегося и сразу ставшего бешено популярным в городе кабака; сам у них не был еще ни разу, но приятели рассказывали, что закуску там подают на обрывках газеты, а напитки в граненых стаканах, старомодных, уже почти антикварных, такие лет тридцать-сорок назад часто приносили контрабандисты с Другой Стороны, скорее в качестве смешных сувениров, чем как настоящий товар.
В общем, Эдо Ланг стоял на пороге. Не один, а с мужчиной и женщиной; впрочем, судя по жестам и доносившимся репликам, они не встретились, а наоборот, прощались, но об этом Зоран подумал уже потом, после того как перебежал через улицу, приветливо размахивая обеими руками сразу. Даже удивился, что так сильно обрадовался. Сам не ожидал.
11. Зеленая бомба
Состав и пропорции:
дынный ликер «Мидори» 50 мл;
золотой ром 75 мл;
свежевыжатый апельсиновый сок 50 мл;
лед.
Апельсиновый сок процедить, чтобы удалить мякоть. Смешать ингредиенты в шейкере, налить в высокий бокал «коллинз», наполненный льдом.
Зоран
Увидел Эдо Ланга на пороге «Дела Житейского», недавно открывшегося и сразу ставшего бешено популярным в городе кабака; сам у них не был еще ни разу, но приятели рассказывали, что закуску там подают на обрывках газеты, а напитки в граненых стаканах, старомодных, уже почти антикварных, такие лет тридцать-сорок назад часто приносили контрабандисты с Другой Стороны, скорее в качестве смешных сувениров, чем как настоящий товар.
В общем, Эдо Ланг стоял на пороге. Не один, а с мужчиной и женщиной; впрочем, судя по жестам и доносившимся репликам, они не встретились, а наоборот, прощались, но об этом Зоран подумал уже потом, после того как перебежал через улицу, приветливо размахивая обеими руками сразу. Даже удивился, что так сильно обрадовался. Сам не ожидал.
Справедливости ради, Эдо Ланг тоже обрадовался гораздо больше, чем принято радоваться случайным встречам с малознакомыми людьми. Обнял его крепко, как давно потерянного и только что заново обретенного брата. Сказал:
Гениальное совпадение. У меня в кои-то веки внезапно появилось свободное время, я даже растерялся, что с этакой роскошью делать, как все внезапно разбогатевшие бедняки. И тут вы навстречу, как по заказу. Ай да вы!
Зоран не успел опомниться, как они уже шли в обнимку по улице Песнопений, вернее, Эдо Ланг его куда-то тащил, не давая опомниться. Тараторил, не умолкая:
В «Делах Житейских» больше сидеть не хочу; смешное место, и кухня, кстати, неожиданно неплохая, и отличные контрабандные вина с Другой Стороны, понимаю, почему там всем нравится, но меня от их сервировки натурально экзистенциальный ужас охватывает: я в свое время пожрал с настоящих мятых газеток. И из похожих стаканов примерно тогда же пил. Но проблема не в том, что мне эти веселые нищие времена не нравились еще как нравились! а в том, что на самом деле их никогда не было. Я на Другой Стороне оказался сразу не то что шибко богатым, но взрослым человеком с тремя работами, вполне можно жить. А про стаканы с газетами это были просто фальшивые воспоминания о нищей богемной юности, такие получают в подарок все, кто стал добычей Другой Стороны. То есть не точно такие, а каждый свои, но одинаково лживые о том, чего никогда не случалось. И при этом до ужаса достоверные и убедительные. Убедительней, чем сама жизнь. Так что ну их к бесам, эти газеты, больше в «Дела» не пойду. А вот грушевый глинтвейн у Безумной Милды я твердо намерен попробовать прямо сейчас. Мне о нем все уши уже прожужжали. Так что идем туда если вы не против, конечно. Может, у вас какие-то другие дела?