Это задание оказалось гораздо трудней предыдущего, хотя, казалось бы, какая разница, на что смотреть. Скорее всего, потому, что раньше, когда реальность начинала течь, сверкать и звенеть, Эдо разглядывал не себя, а все остальное. Нельзя опереться на опыт, которого у тебя нет.
Сайрус не мог ему подсказать, как к этому подступиться. Ну или не захотел. Отмахнулся: «Ай, не придуривайся, все ты сможешь, просто сиди и смотри», и смылся, подмигнув напоследок: «Все честно, сам знаешь, как жизнь устроена: пока студент истязает себя работой, профессор с друзьями горькую пьет».
Сидел, как дурак, до самого вечера, разглядывая не столько привычно матерь божья, это уже у меня «привычно»! текущий сияющий мир, а свои скучные руки и ноги. Удивлялся: почему во мне нет движения светящихся линий, соединяющих все со всем? Не настолько же я отдельный от мира. И пока не мертвец. Воображаемый Стефан взирал на него с сочувственным интересом, но так и не материализовался в углу веранды, чтобы дать полезный совет.
Впрочем, именно Стефан, в итоге, ему и помог не воображаемый, а настоящий. И не сейчас, а в тот день, когда остановил на улице и спросил: «Ты что творишь?» имея в виду происшествие с художником Зораном. Вспомнив, с чего начался их со Стефаном разговор, Эдо ухватился за Зорана, как утопающий за соломинку. Подумал: для начала можно представить, каким бы меня нарисовал Зоран, если бы я заказал ему свой портрет. Он же видит линии мира, он их рисует. По большому счету, ничего, кроме линий мира, на его картинах толком и нет. Поэтому они так завораживают всех подряд, даже тех, кто не любит современную живопись, достаточно молча пару минут посмотреть.
Зоран крутой дух-помощник, думал Эдо, надо его призвать. А что на самом деле не дух, не беда, все равно я духов заклинать не умею. А Зорана можно по-человечески попросить.
Вытянул перед собой руки, представил рядом Зорана с кистью, сказал ему вслух: «Давай меня крась». Какое-то время ничего не происходило, только Зоран то появлялся перед внутренним взором, то исчезал. И вдруг внезапно, без перехода, Эдо увидел на месте своей левой руки типичную Зоранову картину: не то абстрактные полосы с искрами, не то золотая с прозеленью река. Какое-то время это казалось настоящим рисунком, законченным, неподвижным, а потом река-рука вздрогнула, вспыхнула и потекла. Правда, почти сразу, остановилась, погасла, и на месте реки оказался обычный серый рукав. Но начало было положено, и дело пошло.
Наотрез отказался от ужина когда в первый раз получилось, он как раз был голодный, и теперь опасался сбить настроение, изменить состояние, испортить дело едой. Сидел на полу веранды, счастливый у меня получается! звенящий от голода и напряжения, просил воображаемого Зорана: «Крась меня, пожалуйста, ты только крась»
Правая рука оказалась не похожей на левую, вперемешку золотой и зеленой. Ноги две почти зеленых реки. Грудь и живот клубились водоворотами, в глубине которых вспыхивали и гасли золотые огни.
На рассвете отправился в спальню, встал перед зеркалом и долго-долго разглядывал в бледном утреннем свете золотые и зеленые вихри, из которых состояло его лицо. Это было так завораживающе красиво, что он заново себя полюбил не как порой удавалось любить себя-человека, беспристрастно, как на чужого глядя со стороны, а как произведение искусства, новую Зоранову картину, выдающийся арт-объект.
Представляешь, сказал Эдо Сайрусу, я оказался золотым и зеленым. И это так странно! Вроде знал, что превратился в человека Другой Стороны, горевал, бесился по этому поводу, боялся растаять; задержавшись дома, разглядывал прозрачные руки на свет, а потом на Другой Стороне выдыхал с облегчением: «Целый!» И все равно охренел, увидев своими глазами, что состою из совсем иной материи, не как все остальное вокруг. Но самое удивительное, что я, поглядев на такого себя, не ужаснулся заново, а наоборот, окончательно примирился со своей новой природой. Потому что это оказалось красиво. Посреди всего этого нежного и прозрачного, голубого и перламутрово-белого, я такой наглый гопник, вызывающе зеленый и золотой.
Что, понравилось быть красавчиком? рассмеялся Сайрус. Понимаю, сочувствую.
Чему ты сочувствуешь?
Тому, что теперь придется испортить твою красоту.
Как «испортить»? удивился Эдо.
А может, и не особо испортить, задумчиво протянул Сайрус. Может, тоже красиво получится. Поглядим.
На что поглядим? Что красиво получится?
А может, и некрасиво. Даже скорее всего, ухмыльнулся Сайрус. И замолчал, конечно. Надолго. Наконец спросил обиженным голосом: А ты почему не злишься? Не беспокоишься? Где буря эмоций? Кто из нас тут мертвый вообще?
Сам удивляюсь: и где моя буря эмоций? подхватил Эдо. Совершенно на меня не похоже. Мертвый, не мертвый, но что-то я от такого образа жизни вконец охренел.
Это еще цветочки, пообещал ему Сайрус. Настоящее «охренел» у тебя впереди.
На этом месте могла бы быть моя буря эмоций. Но ее снова нет.
Нет, и не надо. Свет клином на тебе не сошелся, в другом месте себе бурю эмоций найду, рассмеялся Сайрус. И тут же сам от себя отмахнулся: Да вру, конечно. Откуда вдруг буря возьмется? И черт с ней, займемся делом. Будем портить твою красоту.
Эдо до последнего думал, это просто такая специфическая местная шутка, возможно, даже смешная для тех, кто знает контекст. Но Сайрус сказал:
Теперь в это твое золотое-зеленое надо вплести наши линии мира. По цвету там белый, конечно, лишний. Голубой тем более. Довольно безвкусно получится. Но у тебя, любовь моей жизни, выбора нет.
Как «вплести»? Эдо ушам своим не поверил. Это же ну, не нитки какие-то. Не веревки, не проволока. Неосязаемое не-волокно.
Спасибо за экспертное мнение, ухмыльнулся Сайрус. Я-то, наивный, думал, что нитки-веревки. А оно вон как непросто. Ну, буду знать Ух, а вот это сейчас отлично! Спасибо. Уникальная буря эмоций. Эксклюзивная. Уже несколько тысячелетий никто не хотел заехать мне в глаз.
Да ладно, удивился Эдо. Быть такого не может. По-моему, ты кого угодно до цугундера доведешь.
Как «вплести»? Эдо ушам своим не поверил. Это же ну, не нитки какие-то. Не веревки, не проволока. Неосязаемое не-волокно.
Спасибо за экспертное мнение, ухмыльнулся Сайрус. Я-то, наивный, думал, что нитки-веревки. А оно вон как непросто. Ну, буду знать Ух, а вот это сейчас отлично! Спасибо. Уникальная буря эмоций. Эксклюзивная. Уже несколько тысячелетий никто не хотел заехать мне в глаз.
Да ладно, удивился Эдо. Быть такого не может. По-моему, ты кого угодно до цугундера доведешь.
Тоже так думал. Но оказалось, нет. Мертвые в принципе не дерутся, только орут иногда друг на друга развлечения ради, а для живых я слишком выдающийся древний авторитет. Ты в этом смысле сокровище. Очень меня порадовал. А я-то, дурак, сам, добровольно учу тебя, как отсюда сбежать.
А насчет линий мира ты серьезно? спросил Эдо. Или просто смеешься?
Странное у тебя чувство юмора. Что смешного в том, чтобы линии мира в себя вплетать?
Я думал, это у тебя оно странное. Вернее, надеялся. Потому что не представляю, как такое можно проделать. Нет, правда, как?
Ну так на то и магия, чтобы не представлять, но делать, серьезно ответил Сайрус. А я, если ты до сих пор не заметил, учу тебя именно магии. И ты справляешься с такой подозрительной легкостью, что впору заподозрить тебя в шпионаже
В шпионаже? восхитился Эдо. Серьезно? А на кого?
Ну так на ваших кто у вас в Вильне нынче вместо жрецов? Не знаешь? На самом деле, неважно. Кто-нибудь обязательно есть. Шикарная, кстати, идея нарочно пробраться в Элливаль с Другой Стороны, найти кого-то вроде меня, втереться в доверие и выучить пару-тройку древних фокусов, о которых больше неоткуда узнать. Даже удивительно, что никто до сих пор так не сделал. Что за дурацкие времена!
Мне теперь и самому жалко, что я не шпион. Было бы круто. Потом бы до конца жизни гордился, что тебя на такую ценную информацию раскрутил.
И так можешь гордиться. Потому что ну раскрутил же. А что начальство у тебя не какое-то тайное общество, а сама судьба дело десятое. Главное, ты задание выполнил. Почти. Немного осталось. Сущие пустяки. Не кривись, я серьезно. Это же только звучит ужасно вплетать в себя линии мира. А на самом деле, легко. Призови на помощь воображение и своих духов-помощников; у тебя их, как я уже понял, целый полк. Представляй, как берешь линии мира руками и сплетаешь со своими, как косу, или привязываешь к себе. Или словами просишь линии мира слиться с тобой, и они соглашаются. Да хоть разрисовываешь себя светящимся в темноте мелком. Уверен, что рабочих приемов великое множество, сказал, что в голову первым пришло. Придумывай, пробуй какой-нибудь да сработает. Пытайся и время от времени перед зеркалом проверяй. Когда среди линий мира, из которых ты состоишь, начнут мелькать голубые и белые, можешь напиться на радостях. А можешь не напиваться. Но я бы на твоем месте да.
С этим заданием Эдо застрял. И ладно бы просто не получалось, ужас в том, что ему самому казалось отлично все получается. Воображение у него всегда было буйное, а за последние дни дополнительно натренировалось, что угодно представить легко. Захотел и представил, как почти невидимые перламутровые волокна вплетаются в его золотой и зеленый огонь. Захотел и представил себя глубокой рекой, на дне которой бьют родники, голубые и белые. Захотел и представил, как Зоран рисует его портрет, по заказу добавив два новых цвета. Захотел и представил, как стоит на высокой горе и говорит таким специальным пророческим голосом: «А теперь, дорогие линии мира, давайте вливайтесь в меня!»
Каждый раз был почти уверен, что все получилось, и бежал в свою комнату, к зеркалу проверять. Однако отражение выглядело то самым обычным человеческим телом, то потрясшим его вчера золотисто-зеленым сияющим чудищем, без единого перламутрово-белого волокна.
С горя звучит смешно, но правда же с горя, в настроении «все равно пропадать» поужинал. Хотя Сайрус не требовал от него аскезы, наоборот, выразительно постучал по лбу кулаком, когда Марина наябедничала, что гость ни черта не жрет. Сам зачем-то придумал, что голод поможет делу, вероятно, повысив накал духовности; похоже, понял Эдо после третьего здоровенного куска печеной трески, я просто перечитал эзотерической макулатуры, пока жил и томился по чему-то неведомому на Другой Стороне.