Вы встречали не тех мужчин.
Я на время перестаю есть: вилка застыла в руке, локоть на столе. Его силуэт вырисовывается на фоне почти темного неба, смех вокруг нас звучит громче. Глядя на его рот, я чувствую, как у меня зудит кожа, и что-то неуловимое в его манерах и внешности наводит на мысль, что он будет очень хорош в постели.
Возможно.
Хавьер широко улыбается, и на его щеке появляется возмутительно обаятельная ямочка. К его столику подходит официант, и ему приходится отклониться назад, чтобы тот поставил перед ним его блюдо горячее ризотто с креветками и лангустами. Выбор человека с прекрасным аппетитом, как сказал бы мой отец. Он не терпел приверед вегетарианцев, которые тогда уже активно распространялись, тех, кто не ел рыбу, говядину и отдельные овощи. Ешь, что дают, или не ешь вовсе, сердито фыркал отец. Только Дилану дозволялось быть разборчивым. Он ненавидел каперсы, пикули и оливки, еще больше авокадо, и предпочел бы умереть с голоду, чем съесть яичные белки или морских моллюсков. В каком-то смысле он заменил отцу сына, о котором тот мечтал. Отец довольно долго души не чаял в Дилане.
Пока не изменил к нему свое отношение.
Ваш отец часто готовил для вас? спрашивает мой собеседник.
Не для меня конкретно. Он готовил для посетителей своего ресторана. Мы росли при ресторане, ели дежурные блюда.
Интересное у вас было детство. Оно вам нравилось?
Иногда. Легко беседовать с незнакомым человеком, который через месяц и не вспомнит, о чем я ему рассказывала. Я допиваю вино и подставляю ему свой бокал. Он снова его наполняет. Не всегда. Порой бывало тяжеловато, да и родители больше были заняты своим бизнесом, чем родными детьми. Я стараюсь удержать на вилке одну клецку идеальной формы. А у вас какое было детство?
Хавьер промокает губы салфеткой.
Я вырос в городе. Мама преподавала в школе, а отец Он хмурится, потирает пальцы, словно вытягивает из воздуха нужное слово, был служащим, работал в правительстве. Его лицо просветлело. Чиновником.
Вы единственный ребенок?
Ой нет. Нас в семье четверо. Три сына и дочь. Я второй по старшинству.
Второй, которому не хватает внимания, как и мне. Вслух я говорю:
Старшим всегда достается все самое лучшее.
Хавьер чуть склоняет голову, не соглашаясь со мной.
Может и так. У нас в семье старшая сестра, но она без претензий. Очень тихая, внешний мир ее пугает.
Теперь моя очередь проявить настырность. Вино меня раскрепостило; мы с ним два чужих человека, случайно познакомившихся на отдыхе; с собой у меня нет телефона, который помог бы мне скоротать время.
Почему?
Его лицо становится непроницаемым, он опускает глаза и качает головой.
Простите, извиняюсь я. Это не моего ума дело.
Простите, извиняюсь я. Это не моего ума дело.
Нет, нет. Он касается моей руки. В детстве ее похитили. Она тогда была еще очень маленькая, и никто не знает, что с ней случилось. С тех пор прежней она уже не была.
Бедняжка. Радужность ночи немного меркнет, и я думаю о Джози.
Так, все, говорит Хавьер, разгоняя мои мрачные мысли, и берет свой бокал. Отпуск дается для того, чтобы забыть о плохом, верно? Salud[10].
Salud, улыбаюсь я.
Мы оба принимаемся за еду, молчание нам не в тягость. Аромат чеснока, поднимающийся от моего блюда, смешивается с пикантным чесночным запахом его одеколона. Мимо, плечом к плечу, нога в ногу, идут двое парней: один маори, второй европеец. Следом проносится стайка худеньких девочек-подростков. Поглощенные собой, они щебечут на языке, который я не сразу узнаю. По-прежнему влажно и жарко, но не до одурения.
В кои-то веки я абсолютно счастлива, в полном ладу сама с собой просто сижу и ем.
Мой друг музыкант, произносит Хавьер, играет в клубе недалеко отсюда. Не хотите пойти со мной его послушать?
У меня мелькает мысль, что, может быть, мне лучше вернуться в свой номер и улечься спать.
Я одета не для клуба, отвечаю я. К тому же, у меня в рюкзаке продукты.
Гостиница довольно близко. Можно сначала туда зайти, а потом в клуб.
Пожалуй, так и сделаю.
Хорошо.
Горизонт расчерчивают вспышки молний. Мы с Хавьером возвращаемся в гостиницу. Мне особенно приятно, что он выше меня, крепок в плечах и бедрах. Рядом с ним я чувствую себя миниатюрной девчонкой. Не совсем привычное ощущение для женщины под метр восемьдесят ростом.
Он ждет в вестибюле, пока я бегу наверх, где с чувством облегчения подключаю свой мобильник к новому зарядному устройству и переодеваюсь в сарафан, поверх которого накидываю тонкий свитерок. В зеркале во всю стену ванной я смотрю на свое отражение. Из-за высокой влажности волосы на голове превратились в копну спутанных завитков, но тут уж ничего не поделаешь. Чтобы как-то сгладить этот эффект, я выделяю губы помадой. Губы самое впечатляющее в моей внешности, свидетельство того, что во мне течет итальянская кровь. Матовая красная помада как нельзя лучше подчеркивает их красоту.
Когда я выхожу из лифта, Хавьер красноречиво выражает мне свое восхищение и предлагает взять его под руку. Я принимаю его предложение, и мы снова выходим на улицу, где по-прежнему душно.
Ты часто путешествуешь? спрашивает он.
Прямо на меня идут три девушки в своих лучших вечерних нарядах. Чтобы не столкнуться с ними, я встаю по другую сторону от Хавьера и отвечаю:
Нет, редко. Специфика работы не позволяет. А ты?
А у меня другая история. Последние годы постоянно в пути.
Командировки?
В ответ он просто кивает, не вдаваясь в детали. В дружеском молчании мы минуем несколько кварталов. Я впитываю атмосферу вечера: мерцание огней на фоне неба, блеск воды в просветах между высокими зданиями, трели музыки, играющей за окнами. Мы сворачиваем в мощеный кирпичом переулок и вскоре останавливаемся.
Пришли, говорит Хавьер, поднимая на меня глаза.
Он открывает дверь, и на улицу выплескивается поток запахов алкоголя и духов и шумов: голоса, смех, кто-то настраивает гитару. Я вхожу, Хавьер следом. На нас многие пялятся, отчего я на мгновение смущаюсь, но потом понимаю, что они, вероятно, смотрят на всех.
А может, на нас обращают внимание еще и потому, что мы я со своими красными губами и буйными волосами, он с широченными плечами очень даже эффектная пара.
Свободных столиков немного. Хавьер ведет меня к одному из них в глубине зала, где нас встречает девушка в облегающих джинсах и крестьянской блузке. Она спрашивает, что нам принести.
Мне пиво, отвечаю я, усаживаясь за столик. Любой коричневый эль, что у вас есть.
Мне то же самое, говорит Хавьер. И текилу, вашу самую лучшую, куколка.
Столик маленький, мы вынуждены сидеть почти вплотную. Он ногой задевает мое колено, я плечом его руку. От Хавьера исходит какой-то непонятный дурманящий запах, и с минуту я пытаюсь подобрать ему определение, а потом перевожу взгляд на сцену. Все мои чувства обострены. Я ощущаю прикосновение его локтя, замечаю, какие густые у него брови.
Который из них твой друг?
Вообще-то, все, но сюда я приехал к Мигелю. Он в красной рубашке. Самый симпатичный.
Я улыбаюсь: Хавьер прав. У Мигеля приветливое лицо, высокие скулы и очень блестящие, очень черные волосы. Это он настраивает инструмент, кивая аккомпанементу.
Давно вы дружите?
Нас познакомил один наш общий друг. Он криво улыбается. Мигель брат моей бывшей жены.
Нам приносят напитки. На свету эль имеет красивый светло-коричневый оттенок. Я вдыхаю его запах. Обнадеживает.
Будем здоровы! говорю я, поднимая бокал.
Мгновение Хавьер держит бокал на весу, скользя взглядом по моим волосам, по губам.
За новые приключения.
Я пью. Эль холодный, освежающий, феерический. Вздохнув, я опускаю бокал на стол.
Обожаю пиво.
Хавьер поднимает стопку с прозрачной текилой.
Сам я предпочитаю вот это. Он нюхает напиток и делает маленький глоток, будто пьет вино. Но только в маленьких дозах.
Я усмехаюсь, как и полагается, но в памяти что-то щелкает, и я вижу парня, поступившего в отделение неотложной помощи в прошлом году. Доказывая свою любовь, он поджег себя после того, как выпил бутылку текилы. История не для светской беседы. Чтобы изгнать ту картину, я спрашиваю:
Так ты из-за развода приехал сюда?
Нет, что ты, машет он рукой. Мы давно разведены, уже много лет. Его темные глаза пленяют мой взгляд. А ты? Ты была замужем?
Я качаю головой, чуть поворачиваю бокал.
В мои планы это никогда не входило.
Замужество? удивляется Хавьер, склоняя набок голову.
Да. Пример родителей отбил у меня всякую охоту. В действительности, надолго я не подпускаю к себе мужчин. Мне хватает пятиминутных отношений. Какое там замужество!
А-а. Хавьер потягивает текилу крошечными глоточками. Мне кажется, он даже не чувствует ее вкуса, и за это он мне нравится.
Внезапно клуб оглашают вибрирующие переборы гитарных струн, складывающиеся в волнующую мелодию. Красавец Мигель играет в микрофон. Вести беседу становится трудно. Мы с Хавьером глубже садимся на своих стульях, но все равно нет-нет да касаемся друг друга. Атмосфера приятная, я каждой клеточкой ощущаю его близость. Музыка наполняет зал. Чувственная, страстная, с песнями на испанском. Я невольно начинаю раскачиваться под ее ритм, неожиданно вспоминая стройного гитариста, что играл на террасе «Эдема», когда мне было восемь-девять лет. Мама с ним бесстыдно флиртовала. На нас с Джози были бальные платья две старые сносившиеся ночные сорочки мамы, которые она укоротила, чтобы мы не запутались в подолах. Мы раскачивались и кружились под бескрайним темным небом, а наши сердца переполняли любовь, изумление и еще что-то такое, о чем мы даже не подозревали.
Теперь, умея разбираться в своих желаниях, я смотрю на Хавьера. Почувствовав мой взгляд, он обращает на меня глаза. В них та же тяга, что владеет мной. Он кладет ладонь на мою ногу, чуть выше колена. Я смотрю ему в глаза, чувствуя, как меня охватывает радость предвкушения. Мы взрослые люди. Знаем, что делаем. Я разрешаю себе забыть про осторожность, представляя, как целую его в губы, как трогаю его голые плечи, как он
А сейчас мы хотели бы пригласить на сцену моего доброго друга Хавьера Велеса.
По толпе прокатывается ропот, посетители начинают хлопать. Хавьер сжимает мое колено.
Я скоро. Закажи еще пива, если хочешь.
Я киваю, наблюдая, как он лавирует между столиками. Двигается он легко и плавно, будто водный поток, для которого есть только один-единственный путь через этот проход, через тот. Ни на секунду не останавливается.