Я набрала ее номер.
Привет, Эллен. Это Деб Мерк. Я что звоню дети Бауэр у мамы ночевали, в общем, у Ханны лоб разбит и синяк под глазом. Говорит, поскользнулась, вылезая из ванны. Мать повторяет. Что-то мне не верится ни той, ни другой. Не знаю, может, правда это может, они боятся, что их теперь не так поймут. А может, все было совсем не так, и они пытаются все скрыть, вот и придумали эту байку. Решила, вам надо знать.
Эллен ответила так, как я и ждала:
Вы не могли бы сегодня привезти Ханну ко мне в офис? Я сама посмотрю, надо ли показать ее врачу.
Мои подозрения стали казаться более реальными, когда я высказала их. Сердце заколотилось.
Скоро поеду забирать ее из детской группы. Но мне бы не хотелось ее пугать и заставлять гадать, почему из всех ее братьев и сестер к вам привезли только ее.
Я хотела, чтобы Ханна доверяла мне. Мы с ней сблизились, мне хотелось, чтобы рядом со мной она чувствовала себя в безопасности.
Я вам подыграю. Скажите, что вам надо по пути заехать ко мне, взять важные бумаги. И я сумею это подтвердить. Оставим ее в игровой комнате с двухсторонним зеркальным окном. Как скоро сможете подъехать?
Я поняла: она ждет меня как можно быстрее.
Да только секретаря дождусь, я повесила трубку, надела пальто и схватила сумочку. В груди нарастала тревога.
Надеюсь, рассказ Ханны правда. Я хочу, чтобы Карен была именно такой матерью, в которой нуждается Ханна.
Дух спорил с разумом и сердцем. Хотелось плакать, ладони взмокли. Что же теперь будет?
Едва появилась секретарь, я вылетела за дверь, крикнув: «Извините, убегаю!» Я даже не успела пожелать ей доброго утра.
В машине я не сразу нашла нужный ключ. От слез все расплывалось. Я дала волю подозрениям, и стало ясно, насколько они сильны. Что случилось с Ханной? Ей страшно, она одна, ее некому защитить? Я закрыла глаза и взмолилась: «Господи, помоги мне сохранять спокойствие. Не допусти, чтобы Ханна нервничала или тревожилась. Я хочу, чтобы она доверяла мне. Хочу, чтобы она доверяла Тебе! Успокой мое сердце и подготовь Ханну к поездке к Эллен».
Дух спорил с разумом и сердцем. Хотелось плакать, ладони взмокли. Что же теперь будет?
Я открыла глаза, сделала глубокий вдох и выдох.
Вверяю Ханну, Эллен и саму себя в Твои руки, Господи.
Я надеялась, что синяк под глазом всего лишь несчастный случай. Но чутье твердило: это не так.
4. Подсказки из прошлого
Тебе водить! услышала я, как Кайл объявляет о своей победе под хихиканье Кайры.
Где вы, где вы, выходите! зазвенел голос Хелен по всему дому. Это она затеяла игру в прятки, чтобы занять детей в эту морозную пятницу января 1997 года. До кухни, где я готовила ужин, доносился топот маленьких ножек бежали куда-то к гостиной. После ужина Карен должна была забрать детей на очередную ночевку.
Кайра водит! объявила Хелен. Кайра, считай до двадцати, а остальные пусть прячутся. Только на этот раз считай помедленнее.
Знакомый смех Ханны слышался из комнаты Сэди.
Вот так, замечательно, Ханна. А теперь улыбочку! Сэди у себя в комнате делала вид, будто фотографирует Ханну в разных нарядах их любимое развлечение.
Чарльз приплелся на кухню и открыл холодильник.
Что на ужин?
Гамбургеры. Уже голодный?
Он кивнул, налил себе молока, а потом выпалил те слова, которые сдерживал неделями:
Мама, почему Карен до сих пор разрешают принимать детей без надзора после того, как у Ханны появился тот синяк? Я не понимаю.
Видишь ли, это могло произойти случайно. Мы знаем только то, что рассказали нам Ханна и Карен. Чарльз с сомнением взглянул на меня, но я продолжала высказывать совсем неубедительные доводы: Эллен взяла эту травму на заметку, расспросила Карен и, по-видимому, пришла к убеждению, что Ханна в самом деле поскользнулась в ванне. И кстати, на Рождество Ханна охотно отправилась к матери с ночевкой. Наша обязанность наблюдать за детьми и выслушивать их после посещений. Будем надеяться, ничего такого впредь не случится.
Чарльз не смог скрыть досаду.
Это неправильно, мама. Почему плохим родителям всегда дают второй шанс? Ну сколько можно? Что мы, мало детей настрадавшихся видели? Так нет, их опять туда! Как этим родителям удается так легко отделаться? Это же нечестно!
Я вгляделась в обеспокоенное лицо сына. Нам и прежде случалось вести такие разговоры, и я знала: еще предстоит. Мало того, о таком спрашивали все мои дети. Чарльз всегда защищал наших подопечных. За десять лет он, как и мы все, повидал всякое детей с ожогами от сигарет, избитых, с покалеченной психикой. Он жаждал справедливости, требовал наказать жестоких и нерадивых родителей, забрать у них детей немедленно и навсегда. Визиты, консультации психолога, сложности реабилитации и воссоединения семей все это было выше его понимания. Но я гордилась тем, что сын принимает происходящее близко к сердцу, и тем, как развито в нем чувство различения добра и зла.
Такие дети попадают к нам в дом именно потому, что их родителям не удалось легко отделаться, попыталась объяснить я. Власти вмешиваются, когда им становится известно, что с ребенком жестоко обращаются или что ему грозит опасность. Вот почему им нужны такие семьи, как наша, которые готовы принять детей и дарить им заботу и любовь, пока УДС выясняет всю правду и круг проблем, определяет, можно ли их устранить и понадобится ли детям усыновление в новых семьях. Все это требует времени и огромной работы, иначе не понять, что на самом деле происходило в их прежнем доме и каким окажется наилучшее решение. Все это сложно, запутанно и неприятно, понимаешь?
А ты? Ты считаешь, детям Бауэр у Карен ничего не грозит?
Для того они и пробыли у нас все это время, я понимала, что ухожу от вопроса, который не давал мне покоя. УДС разберется и все решит. А мы будем делать свое дело. Видеть, слышать, сообщать. И показывать этим детям, как выглядит нормальная семья. Мы любим их, заботимся о них, стараемся, чтобы они поняли, что для нас и для Бога они особенные. Да, порой нам трудно. Но мы можем лишь одно: делать то, что должны, и как можно лучше.
Видимо, на время этих слов хватило. Чарльз допил молоко и ушел из кухни, а я осталась думать о детях Бауэр и размораживать говяжий фарш.
За почти семь месяцев, прошедших с тех пор, как дети Бауэр прибыли к нам, я успела полюбить их всех. В отношениях внутри этой семьи я разобралась быстро. Кайл и Кайра, почти одногодки, воспитанные и послушные, чуть ли не все делали вместе. Они хорошо учились и ладили со всей семьей, но меня не покидало ощущение, что они оба как будто пропускают все через некие фильтры и осторожно подбирают слова как и должны «хорошие» дети.
Кайл явно влиял на Кайру, Ханну и Эндрю. Он умел «смотреть свысока», и если его беспокоило что-то, чем занималась троица, он часто заставлял их прекратить и да, он мог заставить. Из всех детей он был самым серьезным и, несомненно, чувствовал свою ответственность за все их поступки тяжкое бремя для шестилетнего ребенка.
Кайра всегда стремилась нравиться, часто сияла «улыбкой идеального ребенка» и во многом она напоминала мне Карен. Она могла быть милой тихоней, но вместе с тем умела одним взглядом усмирить младшую сестру и брата, когда те позволяли себе лишнее. Порой, когда Ханна плакала или ныла, Кайра молча становилась перед ней в упрек и малышка тут же затихала. Еще Кайра умела дерзить и настоять на своем, если считала, что с ней обошлись несправедливо.
Ханна была самой ласковой, охотно обнималась, обожала держаться за руки, льнула к нам. Ей нравилось, когда ее щекотали, и она смеялась так, что я невольно улыбалась в ответ. Между нами и ней сразу возникли прочные узы, и они крепли с каждым днем.
Предыдущим вечером Ханна пришла с книжкой к Элу, сидевшему в кресле.
Ты мне почитаешь? спросила она.
Он усадил ее к себе на колени и начал читать, а она прижалась к нему, как плюшевый медвежонок.
Кайл и Кайра все «фильтровали». У Ханны никаких «фильтров» не было. Ее, самую эмоциональную из детей, было легко обидеть и довести до слез, и если она тревожилась, волновалась, боялась, печалилась, ликовала или просто была довольна, это видели все.
Эндрю, озорник, был полон энергии. Казалось, он и по комнате не ходил, а бегал вприпрыжку или скакал на кровати. Тем утром мне пришлось разнимать их с Ханной: он заскочил на ее только что заправленную кровать и принялся прыгать, и пришлось заправлять заново. Но с этим обаятельным и улыбчивым мальчуганом трудно было обращаться строго дольше минуты. Впрочем, он был хитрец и мог нашкодить. Я ловила его, когда он пытался стянуть печенье из шкафа, находила у него под подушкой крекеры, выпечку, даже сыр и не удивлялась. Многие наши подопечные таскают и прячут еду порой причина в том, что они росли в домах, где еды не хватало, но чаще это знак неутоленной жажды эмоций. Они запасают и прячут то, в чем находят утешение, и боятся, что им никто не поможет, кроме них самих.
Характер малышки Элли еще только складывался, и пока она была просто ласковой и улыбчивой.
Да, эти пятеро уникальных детей прочно заняли место в нашей жизни.
Ужин был готов, я позвала всех к столу.
Проглотив первый кусок, Эндрю объявил:
М-м, Дебва, у тебя все такое вкусное!
Это была одна из его любимых фраз за столом.
Мне очень нравится готовить для тебя, Эндрю, потому что ты ценишь это выше всех, ответила я, и он просиял.
Характер малышки Элли еще только складывался, и пока она была просто ласковой и улыбчивой.
Да, эти пятеро уникальных детей прочно заняли место в нашей жизни.
Ужин был готов, я позвала всех к столу.
Проглотив первый кусок, Эндрю объявил:
М-м, Дебва, у тебя все такое вкусное!
Это была одна из его любимых фраз за столом.
Мне очень нравится готовить для тебя, Эндрю, потому что ты ценишь это выше всех, ответила я, и он просиял.
После ужина Сэди и Хелен помогли мне проследить, чтобы все дети собрали зубные щетки, пижамы и смену одежды. Мы ждали Карен. Кайл и Кайра как обычно, с восторгом и нетерпением, Эндрю вел себя тише обычного, но послушно собирался. Ханна не протестовала, но собиралась медленно и замкнулась в себе. Уложив вещи, она в прямом смысле прицепилась ко мне: обхватила меня обеими руками за ноги, пока я заканчивала протирать кухонный стол. Я взяла ее на руки, прижала к себе, она уткнулась личиком мне в шею.
Мама приехала! крикнула Кайра от входной двери, где стояла на часах.
Мы с Ханной замерли. Я поставила ее на пол, присела, заглянула ей в глаза и прошептала:
Я увижусь с тобой завтра после ужина. И приеду за тобой, хорошо? Помни, что я люблю тебя, а Иисус любит тебя еще больше.
Я взяла ее за щечки и расцеловала. Она не ответила, только грустно посмотрела мне в глаза.