Во-вторых, в договоре о «вечном мире» меж Россией и Речью Посполитой имелась еще и «секретная» статья, по которой русские были обязаны воевать против турок, пока поляки не вернут себе Каменец. Нельзя сказать, чтобы русских она особенно удручала, наоборот, предоставляла удобный случай разделаться с Крымом. Поскольку общей границы у России с Турцией не было и ближайшие турки имелись как раз в Крыму
Во-вторых, в договоре о «вечном мире» меж Россией и Речью Посполитой имелась еще и «секретная» статья, по которой русские были обязаны воевать против турок, пока поляки не вернут себе Каменец. Нельзя сказать, чтобы русских она особенно удручала, наоборот, предоставляла удобный случай разделаться с Крымом. Поскольку общей границы у России с Турцией не было и ближайшие турки имелись как раз в Крыму
Повод для войны искать долго не пришлось он подвернулся сам благодаря бесшабашности крымских татар, сплошь и рядом «не обращавших внимания на какие-то там договоры, подписанные султанами с соседями». В 1686 году они устроили очередной набег на южные границы Гетманщины что с юридической точки зрения было прямым нарушением Бахчисарайского договора. В Москве известие о набеге было встречено с радостью, решено было собрать войско не менее чем в сто тысяч человек речь, повторяю, шла не о набеге, а о полном покорении Крыма. В составе войска было конное дворянское ополчение, 40 тысяч стрельцов и 20 тысяч солдат «иноземного строя» то есть полков, вооруженных и организованных на европейский манер и выученных европейскими офицерами еще при царе Алексее Михайловиче, к которым должны были присоединиться 50 тысяч казаков под командованием гетмана Самойловича.
Во главе войска был поставлен князь Василий Васильевич Голицын, первый министр, фаворит (и любовник) царевны Софьи. Личность во многих отношениях незаурядная: один из образованнейших людей России того времени, книжник, знаток иностранных языков, к тому же всерьез составлявший проект освобождения крестьян из крепостной зависимости. Обладавший к тому же военной подготовкой и военным опытом: служил в свое время в одном из полков «иноземного строя», участвовал в Чигиринских походах, потом занимал высокие государственные должности.
Войско из разных мест двинулось к месту общего сбора. Увы, во всей красе себя проявило русское разгильдяйство. Многими тысячами счислялось количество «нетчиков» не дезертиров, собственно говоря, а попросту раздолбаев, вовремя не явившихся на службу, тащившихся не спеша. Один пример: на смотру в Москве в солдатском полку генерала Патрика Гордона насчитали 894 человека, а к реке Ахтырке пришло только 789. Еще одной печальной чертой стало отсутствие дисциплины в отдельных частях, особенно разболтался Большой полк то самое дворянское ополчение числом в три с половиной тысячи человек. Даже всемогущий и отнюдь не мягкий Голицын с превеликим трудом с ними справился.
Целых два месяца ушло на распределение людей по полкам, ожидание «нетчиков» и продвижение к главному месту сбора всех сил речке Мерло, левому притоку Ворсклы. В начале мая 1687 года войско Голицына наконец двинулось в поход медленно, с большими предосторожностями, хотя о татарах не было пока ни слуху ни духу. Шли огромным четырехугольником, более версты по фронту и две версты в ширину: в середине пехота, по бокам обоз из 20 тысяч повозок и конница, занятая боевым охранением и разведкой. На реке Самаре к Голицыну присоединился гетман Самойлович.
13 (а ведь несчастливое все же число!) июня, когда войско подошло к Крымской степи, вдруг выяснилось, что степь впереди горит на огромном протяжении. Вместо травы повсюду, куда ни глянь, лежал толстый слой золы. Траву определенно подожгли (более ста лет назад именно так и поступили почти в тех же местах русские, чтобы остановить очередной крымский набег и остановили, татары, которым нечем стало кормить коней, повернули назад). Теперь та же напасть приключилась с Голицыным. Поначалу он продолжал движение, сделал еще три дневных перехода, но, когда до Перекопа оставалось не так уж много, всего двести верст, вынужден был остановиться. Ослабевшие лошади не могли тащить пушки и падали, то же происходило и с быками основной обозной тягловой силой. После военного совета решено было, что придется поворачивать назад, другого выхода попросту нет
И войско поспешно двинулось назад. Правда, никто не упрекал за столь бесславный исход наоборот. Как случалось не только в те годы и не только в России, поступили совсем наоборот. Правительница Софья торжественно объявила народу, что князь Голицын и его отважная рать совершила много славных подвигов, храбро сражаясь с «басурманами». На берегу Мерло возвращавшихся встретил боярин Шереметев с «царским милостивым словом» за «успешный» поход и наградами для Голицына и воевод
И войско поспешно двинулось назад. Правда, никто не упрекал за столь бесславный исход наоборот. Как случалось не только в те годы и не только в России, поступили совсем наоборот. Правительница Софья торжественно объявила народу, что князь Голицын и его отважная рать совершила много славных подвигов, храбро сражаясь с «басурманами». На берегу Мерло возвращавшихся встретил боярин Шереметев с «царским милостивым словом» за «успешный» поход и наградами для Голицына и воевод
Конечно, поражением это называть никак нельзя: ни по дороге в Крым, ни на пути назад не было ни единого сражения, вообще ни один татарин не показался даже на горизонте. Просто-напросто серьезнейшая неудача от чего не легче
Пострадавшим, вообще «крайним», оказался гетман Самойлович. К тому времени против него составился серьезный заговор, во главе которого стояли люди немаленькие: генеральный писарь Кочубей (второе после гетмана лицо в тогдашней иерархии) и генеральный есаул Мазепа (тот самый, командовавший тогда наемными полками личной охраны гетмана). Они с кучкой чинов пониже уже составили обширный донос на гетмана а теперь, услышав о неудачном походе и причине его срыва, радостно добавили еще одно обвинение: степь-де подожгли не татары, а казаки гетмана по тайному соглашению с крымским ханом
Донос отправился в Москву отнюдь не анонимный, подписанный честь по чести. Первой стояла подпись Кочубея. Мазепе по его положению вполне можно было подписаться вторым, но его автограф скромненько притулился где-то посередине.
Кое-кто из военачальников доносу этому верил всерьез, полагая, что казакам невыгодно покорение Крыма, еще более усилившее бы влияние на них Москвы. Однако далеко не все: Патрик Гордон в своих дневниках Самойловича не обвинял, говоря об «измене» лишь как о слухе, а Франц Лефорт вообще не верил в виновность гетмана. Вполне возможно, не особенно верили этому обвинению царевна Софья, Голицын и тогдашняя «верхушка». Однако вера верой, но есть еще и высшие государственные интересы. Как не раз случалось в других странах и в другие времена, гораздо выгоднее было считать, будто дело сорвалось из-за неожиданной «измены в рядах». Благо и конкретный «изменник» имелся под рукой, и люди против него высказались солидные
Одним словом, Самойловича сместили и со всем семейством отправили в Сибирь Его место в результате стараний употребившей все свое влияние Москвы занял Иван Мазепа, с которым потом России еще пришлось наплакаться. Тогда же поползли слухи, что все получилось оттого, что Мазепа «поклонился» Голицыну бочонком с десятью тысячами червонцев. Доказательств нет никаких. Вообще-то подобное ничуть не противоречило вольным нравам века, это когда подобные подарочки были в большом ходу. Достоверно известно, что впоследствии Мазепа (о чем речь впереди) не раз делал русским вельможам, а то и самому царю немалые «подарки». С другой во мздоимстве Голицын вроде бы не замечен. Как бы там ни было, истину установить уже невозможно.
Почти два года спустя, ранней весной 1689 года Голицын выступил во второй крымский поход в составе опять-таки нешуточной армии из 80 тысяч рейтаров (всадников) и солдат полков «иноземного строя», 32 тысяч стрельцов, гетманских казаков. При нем было 350 пушек. Шли тем же порядком, что и в прошлый раз.
В отличие от прошлого похода навстречу Голицыну с немалыми силами выступил ханский сын Нуреддин-Калга. Первая атака ограничилась перестрелкой с небольшими потерями у обеих сторон. Но назавтра татары вернулись, и началось трехдневное сражение, закончившееся жестоким поражением татар. Двум конным гетманским полкам татары нанесли большой урон но всякий раз нападения отбивала русская артиллерия. В конце концов, татары отступили. Голицын потерял 1220 человек убитыми, крымчаки гораздо больше. Ободренный Голицын пошел вперед, но у самого Перекопа натолкнулся на 50-тысячное татарское войско под командованием самого хана, к которому присоединился и Нуреддин. Русских атаковали со всех сторон, но все атаки Голицын отбил артиллерийским огнем, подошел к Перекопу на пушечный выстрел и остановился, не решившись с ходу идти на штурм. Нерешительность оказалась роковой. Войско двое суток оставалось без воды, при недостатке хлеба, еще несколько дней и обоз с пушками пришлось бы бросить, потому что лошади стали дохнуть. Военачальники Голицына единодушно заявили: «Служить и кровь свою пролить готовы; только от безводья и бесхлебья изнужились, промышлять под Перекопом нельзя, и отступить бы прочь».
Решив сделать хорошую мину при плохой игре, Голицын начал с ханом переговоры о мире, надеясь, что хан побоится русского вторжения в Крым: князь надеялся добиться от хана, чтобы тот прекратил набеги на Польшу и южнорусские рубежи, не брал дани и освободил всех русских пленников. Хан, прекрасно понимавший, в каком положении находится русская армия, переговоры затягивал, ожидая, пока «гяурам» станет еще хуже, на требования Голицына категорически не соглашался, зато сам требовал 200 тысяч рублей недоплаченной Россией дани.
Пришлось отступить. Как и в прошлый раз, на реке Мерло Голицына встретил посланец с «царским милостивым словом». Софья писала Голицыну: «За столь славные во всем свете победы мы тебя жалуем милостиво и премилостиво и паки премилостиво похваляєм». Богатые «подарки» дождем пролились не только на Голицына и воевод, но и на всех офицеров с нижними чинами. Народу вновь было объявлено об очередной славной победе.
Вообще-то, в отличие от прошлого раза, когда обошлось без единого выстрела, теперь были кое-какие основания говорить о победах русского оружия в нескольких сражениях русские войска выиграли, понеся гораздо меньшие, чем противник, потери. Но и тем «триумфом», о котором кричала официальная пропаганда, поход считать не следовало. Главная цель ворваться в Крым и разбить татар наголову так и не была достигнута.