Крымские походы прекратились почти на пятьдесят лет. Когда Петр I взял власть, Голицына обвинили в том числе и в неудачных крымских походах (хотя главная причина царской немилости была, конечно же, в близости Голицына к ненавидимой царем Софье). В августе того же 1689 года князя отправили в ссылку, где он и умер в 1714 году. Вполне возможно, он не был так уж и виноват. «Всему свое время, и время всякой вещи под небом», говорил Экклезиаст. Время вступать в Крым еще определенно не пришло, требовались другие люди и другая обстановка.
А на Левобережье прочно утвердился гетман Мазепа. Его просто невозможно обойти самым пристальным вниманием в ходе нашего повествования оттого, что в ставшей независимой Украине означенную персону всячески поднимают на щит как идейного борца за независимость Украины. Что исторической правде соответствует мало. В общем, не соответствует вообще
Итак, Иван (часто именовавшийся еще и Яном) Мазепа. Происхождением из мелкопоместной «русской шляхты» Левобережья, получил в Европе прекрасное образование, по отзывам современников, свободно владел латинским, немецким, польским. Завзятый книжник. Человек, не стоит и отрицать, незаурядный, неплохой дипломат. Однако все эти качества еще не означают автоматически, что их обладатель непременно будет честным и благородным. Классический пример: любимым писателем Генриха Гиммлера был Жюль Верн, певец как раз честных и благородных героев, но эсэсовского палача любимые книги ничуть не изменили в лучшую сторону
Уже в двадцать лет Мазепа некими неисповедимыми путями попал ко двору короля Яна Казимира, где получил звание «покоевого» невысокий чин, но все же придворный. Я не выяснял точно, в чем заключались при дворе обязанности «покоевого», но это, скорее всего, один из множества постов, на котором особенно не перетрудишься (таких хватало при любом дворе). Однако на протяжении последующих нескольких лет пан Ян Мазепа занимался гораздо более серьезными делами, требовавшими не просто трудов, а немалого ума, притворства и хитрости. Вел щекотливые и тайные переговоры, какие обычным дипломатам сплошь и рядом не доверяют, меж королевским двором, гетманами Левобережья и крымским ханом (а возможно, и с турками, потому что где хан, там и турки). Вроде бы выстраивалась неплохая придворная карьера
Однако все вдруг резко меняется первый крутой поворот в жизни Мазепы, а всего их будет три Мазепа вдруг навсегда покидает королевский двор и уезжает в Гетманщину. Вряд ли по собственному желанию учитывая честолюбие Мазепы.
Что произошло, историкам так и осталось неизвестным. Авторы, настроенные к Мазепе вовсе уж недружелюбно, охотно пересказывают имевшую в те времена большое хождение побасенку: якобы Мазепа завел пылкий роман с супругой знатного и влиятельного пана, а тот, прихватив парочку в постели, велел привязать любовничка голым к коню, вымазать дегтем, обсыпать перьями и пустить коней в чисто поле. Естественно, после такого позора ко двору было возвращаться никак нельзя.
Вообще-то достоверно известно, что Мазепа, весьма недурной собой краснобай, пользовался большим успехом у доступных придворных красоток. Однако объективности ради следует уточнить, не вдаваясь в детали, что эта история противоречит хронологии событий, а потому, скорее всего, пущена в оборот недоброжелателями Мазепы при дворе.
Плохо верится и в другое объяснение столь внезапного отъезда Мазепы на родину, на сей раз возвышенно-романтическое: якобы в сердце Мазепы вдруг вспыхнул огонь украинского патриотизма, с неодолимой силой погнавший его прочь от «чортовых ляхов». Не тот персонаж, знаете ли
Вероятнее всего, случилась старая как мир история: спесивые польские паны-придворные относились к «русской шляхте» как к людям второго сорта. И, недовольные тем, что какой-то «козак» делает успешную карьеру при короле, постарались нахала выдавить. Вот это гораздо больше похоже на правду, нежели байки о незадачливом любовнике или мистическом зове родины
Служение Отечеству заключалось для Мазепы в том, что он поступил на службу к тому самому «турецкоподданному» гетману Петру Дорошенко, чье войско, по словам современника, было не что иное, как «великая разбойничья шайка». Несмотря на свою скверную репутацию, Дорошенко поддерживал самые тесные дипломатические отношения и с Левобережьем, и с крымскими ханами, и с Запорожской Сечью. Вот тут как нельзя более к месту оказался прежний опыт Мазепы и он в качестве личного гетманского посланца вновь занялся оставшимися тайными для историков делами, все теми же миссиями, которые «официальным» дипломатам не поручают. А попутно дослужился ни много ни мало до начальника гвардии гетмана такой пост всегда и везде отдают человеку, которому полностью доверяют.
Потом случилась еще одна загадка, которую уже никогда не удастся объяснить
Мазепа отправился послом к крымскому хану с охраной из татар и полонянками с Левобережья своеобразным живым подарком Дорошенко своему сюзерену. По дороге на эту компанию налетела и взяла всех в плен ватага атамана Сирко, одного из многочисленных в тех местах «полевых командиров», чаще всего никому не подчинявшихся.
Сирко, как многие, особой моральной щепетильностью не страдал и при нужде вступал в любые союзы. За одним-единственным исключением. У атамана все же имелся железный принцип, который он свято соблюдал: Сирко люто ненавидел как крымских татар, так и их украинских «союзников», и никто из них живым от него не уходил. Никто.
Однако Мазепа, которому полагалось бы расстаться с головой, остался цел и невредим, не то что казнен или пытан, но даже не побит. Внятного объяснения этому историки не придумали до сих пор. Иные за неимением лучшего пишут, что Мазепа с его опытом дипломатии и тайной службы попросту «очаровал» неотесанного степного «лыцаря». Как бравый гусарский поручик юную гимназистку. Вот так вот взял и очаровал
В общем, кончилось все тем, что Сирко отправил Мазепу на Левобережье, к тамошнему гетману Самойловичу, а тот, в свою очередь, переправил интересного пленника в Москву, чьим врагом Дорошенко заслуженно считался.
И снова все каким-то чудесным образом обошлось. Не то что плаха или Сибирь даже кнутом ни разу не погладили, иначе об этом непременно сохранились бы сведения. Наоборот, долго шли вполне дружеские беседы то ли за чайком, то ли за водочкой. Мазепа, в конце концов, удостоился даже аудиенции у царя Алексея Михайловича, получил «государево жалование» и был отпущен на службу к гетману Самойловичу как человек свой и полезный, за которого Москва ручается.
Лично я вижу одно-единственное объяснение: человечка примитивно перевербовали. Русская разведка уже в те времена работала неплохо и имела за плечами опыт в несколько столетий. Мазепа должен был слить интереснейшие секреты польско-гетманско-крымско-турецкой дипломатии, а знал он их предостаточно. Примеров в истории разведки масса.
У Самойловича Мазепа опять-таки сделал неплохую карьеру, дослужившись до генерального есаула, то есть командира «сердюков», наемных полков личной охраны гетмана. Капитан королевских мушкетеров, ага А попутно занялся успешной коммерцией на широкую ногу: отправлял в Москву обозами немалые партии водки. Один немаловажный нюанс: в те времена в Московском государстве производство и торговля спиртным были личной царской монополией, так что по реалиям того времени подобная коммерция была бы невозможна без приличных «откатов» покровителям на самом верху. Водка, кстати, была скверная, дешевая сивуха, для приличия сдобренная ароматическими травами, едва ли не тогдашний «технарик». Люди с достатком такого в рот не брали, но в кабаках для простого народа сивуха лилась рекой, так что коммерция процветала.
О доносе на Самойловича уже писалось. Став гетманом, Мазепа продолжал старательно заносить серьезные подарочки не только высшим московским сановникам, но и самому царю Петру. Даже точные цифры в архивах сохранились: Петру 200 дукатов (дукат солидная золотая монета того времени), вездесущему Меншикову, без которого не обходилась ни одна подобная «негоция», тысячу и шесть больших серебряных бутылей, Головкину тысячу дукатов, Шереметеву 500 и серебряные сервизы, Шафирову 500, Долгорукому 500, секретарю посольского приказа Степанову 100. Всем было хорошо. Настолько, что Мазепа с подачи московских покровителей самым официальным образом стал князем Священной Римской империи (во сколько это гетману обошлось, в точности неизвестно, но даром такие вещи никогда не делались).
За двадцать один год правления (16871708) гетман не приобрел народной любви, скорее наоборот. Как и его предшественники, щедро раздавал своим сторонникам (в потомственное, замечу, владение) земли, села и деревеньки, вместе не с крепостными пока, но «приписанными» к ним крестьянами. Мало того, «универсалом» 1701 года ввел обязательную еженедельную двухдневную барщину и для тех крестьян, что жили на собственной земле, юридически вольные, ни к кому из старшины не «приписанные».
Как, по-вашему, будет все это способствовать народной любви? Даже почитатель Мазепы профессор Грушевский (один из теоретиков самостийности) меланхолически признавал: «Разумеется, эта новая барщина страшно возбуждала крестьянство, у которого еще были свежи в памяти времена беспомещичьи, когда оно хозяйничало на вольной земле. Горькая обида поднималась в нем на старшину, которая так ловко и быстро сумела взять его в свое подчинение. Особым гневом дышали люди на гетмана Мазепу, подозревая, что он, шляхтич и «поляк», как его называли, старался завести на Украине польские панские порядки. С большим подозрением относился народ ко всем начинаниям его и старшины».
Такой вот парадокс: в Польше Мазепа считался «козаком», а на родине «ляхом». И подозрения народные, кстати, были вовсе не беспочвенны пройдет всего несколько десятилетий, и все подозрения сбудутся
Грушевский, большой мастер фокусничать с реальной историей, все же пытался оправдать своего кумира тем, что Мазепа якобы был человек подневольный. Этакая марионетка, исправно выполнявшая тайные приказы москалей, по своему злодейскому обыкновению стремившихся уничтожить украинские вольности и всех закабалить. Одна незадача: в архивах Коллегии малороссийских дел сохранился указ Петра прямо противоположного содержания: гетману предписывалось «надзирать за малороссийскими помещиками, удерживать их от жестокости, поборов, работ излишних». Дело не в гуманности: попросту Москва еще не полностью контролировала Гетманщину и опасалась бунтов «черного народа»: давно известно, что простую крестьянскую косу опытный кузнец в два счета переделает в оружие. Повернуть лезвие вертикально к древку и вот вам натуральная алебарда, по меркам того времени оружие серьезное, против которого штык как-то не пляшет