Агамемнон не согласился ни на что меньшее: прилюдная казнь через побивание камнями. Паламед погиб, упорствуя в своей невиновности, а еще пуще покарал его последний взгляд, брошенный на Одиссея: тот качал головой и поджимал губы в скорбном осуждении, а затем когда не сомневался, что больше никто на него не смотрит, оделил Паламеда широченной улыбкой и торжествующе подмигнул ему.
Новость достигла Эвбеи и отца Паламеда, царя НАВПЛИЯ, устрашенного вестью, что его сын оказался повинен в чудовищном преступлении предательстве. Был у него второй сын, Эакс, он-то и убедил отца, что Паламед пал жертвой заговора. Его популярность и изобретательность[124] угрожали уютно устроившейся клике Агамемнона, Менелая, Одиссея и Диомеда, утверждал Эакс. Одиссей вот кто паук в середке всей этой гнусной паутины заговора. Не простил он Паламеду разоблачения его жалкой попытки изображать безумца на Итаке. Или прилюдного поношенья за фракийский набег.
Во многих милях от Троады, за Эгейским морем, ни Навплий, ни Эакс ничего не могли поделать, чтобы отомстить за гибель Паламеда. Покамест. Но Навплий, сын Посейдона, умел ждать своего часа не хуже Одиссея, уже доказавшего эту свою способность.
Троил и Крессида
До нас дошла еще одна история, касающаяся тех лет военного бездействия, история Троила и КРЕССИДЫ, увековеченная не Гомером и не Вергилием, а двумя англоязычными поэтами, жившими гораздо, гораздо позже: Чосером и Шекспиром. Их версии опираются на сочетание классических и средневековых источников и собственного воображения.
В простейших и самых ранних изложениях Троил выступает младшим сыном Приама и Гекубы. Еще подросток, но, по общему мнению, необычайно хорош собой, он рвется деятельно участвовать в стычках и мелких боях, которые и составляли всю войну в первые годы, но семья удерживает его от этого, памятуя о пророчестве, гласящем, что Троя никогда не покорится грекам, если Троил доживет до двадцати лет. Поэтому троянцы намерены уберечь его от вреда и сделать все, чтоб ничто не помешало ему достичь этого возраста, и тем обеспечить безопасность своему городу[125]. На беду Трои, Афина нашептывает суть этого пророчества Ахиллу, и Ахилл устраивает засаду на Троила, когда тот выезжает из города со своей сестрой Поликсеной. Они прячутся в храме Аполлона. Ахилл, которому недосуг блюсти приличия в священном месте, врывается внутрь и отсекает Троилу голову, а следом, в лихорадке кровопролития, рубит в куски и тело. Поликсену щадит. Она смотрит Ахиллу в глаза. Между ними словно бы возникает связь. Эта связь много позже приведет к кризису.
Считалось, что жестокое убийство Троила окончательно упрочило противостояние Аполлона грекам и особенно разожгло в нем ненависть к Ахиллу. Спускать с рук подобные кощунства, совершенные на их священных землях, олимпийским богам свойственно не было.
В позднейших изложениях добавлен романтический элемент. Троил по-прежнему юн и красив, но еще и влюблен в Крессиду дочь провидца Агамемнона Калхаса[126]. Вспыхивает запретная любовь через линию фронта, ее поддерживает и содействует ей троянский придворный ПАНДАР. Гомер представляет Пандара как почтенного и отважного вожака, у Чосера он довольно обаятелен эдакий добрый дядюшка-посредник, но у Шекспира он получился нашептывающим льстецом, тошнотворно похотливым сводником и сутенером[127].
Калхас уговаривает Агамемнона потребовать возвращения дочери. В ту пору (по крайней мере, в версии Шекспира) греки держат в плену знатного троянского вельможу Антенора, спасителя Менелая и первого греческого посольства, поэтому складывается обмен: Крессида на Антенора. Но Диомед влюбляется в Крессиду, а Крессида влюбляется в него. Троил узнает об этом предательстве и клянется отомстить Диомеду. Как ни странно а Шекспирова пьеса считается одной из самых противоречивых и соблазнительно чудны́х во всем его каноне, у Шекспира ни Троила, ни Крессиду не настигает обычный рок злосчастных возлюбленных. Пьеса завершается убийством Гектора и обращением Пандара к публике, в котором он оплакивает свою долю «сводника»[128] и завещает зрителю свои венерические недуги. Троила и Крессиду оставляют в живых, а их историю без всякой развязки.
Эней, Ахилл, Аякс, Агамемнон разбойные налеты
Среди многочисленных вылазок, предпринятых Ахиллом и его мирмидонянами, случилось нападение на Иду, мать-гору троянцев. Эней в основном держался в стороне от военных действий пока на него и его стада не напал зверски Ахилл. Утрата скота и разорение пастбищ привели Энея и отца его Анхиза в Трою, где Эней и остался сражаться плечом к плечу со своими двоюродными братьями Гектором, Деифобом, Парисом и прочими вплоть до последних минут войны.
Эней, Ахилл, Аякс, Агамемнон разбойные налеты
Среди многочисленных вылазок, предпринятых Ахиллом и его мирмидонянами, случилось нападение на Иду, мать-гору троянцев. Эней в основном держался в стороне от военных действий пока на него и его стада не напал зверски Ахилл. Утрата скота и разорение пастбищ привели Энея и отца его Анхиза в Трою, где Эней и остался сражаться плечом к плечу со своими двоюродными братьями Гектором, Деифобом, Парисом и прочими вплоть до последних минут войны.
Аякс тоже внес свою лепту в грабежи и налеты[129]. Одна история рассказывает о его нападении на царство Фригия на юго-востоке Троады, откуда он забрал царскую дочь ТЕКМЕССУ, с которой у него сложились нежные и плодотворные отношения. Приводится и еще один трогательный случай: Аякс и Ахилл до того увлекаются настольной игрой, что не обращают внимания на подобравшийся к ним отряд троянцев[130]. И лишь вмешательство Афины спасает их от неминуемой гибели. В таких обстоятельствах бог или богиня приходят на выручку, напуская густой туман и тем самым помогая своим любимцам скрыться.
Одна из вылазок Ахилла, у которой оказались самые далекоидущие последствия, привела его в город-государство Лирнесс, что в Киликии, к югу от Троады. Там он убил царя и всех его сыновей, но пощадил дочь царской семьи по имени БРИСЕИДА. Она отправилась вместе с тем же караваном пленных, какой таскали за собой по всем провинциям Малой Азии разбойничавшие ахейцы, продолжая грабежи и пожоги. Агамемнон и его микенская когорта тоже не бездействовали: они сровняли с землей город Хрис и пленили среди прочих ХРИСЕИДУ, дочь ХРИСА, жреца в храме Аполлона[131].
Когда налетчики вернулись в ахейский лагерь, трофеи, добытые в разоренных городах, включая и людей, пересчитали и распределили между всеми. Агамемнону дали право присмотреть женщину, и он выбрал себе в личные рабыни Хрисеиду. Ахилл взял себе в награду Брисеиду. Остальные сокровища и прочих рабов и мужчин, и женщин раздали великим царям, царевичам и военачальникам, далее их подчиненным и следом всем вплоть до рядовых бойцов, а те разбирали оставшееся жеребьевкой.
Ближе к концу девятого года ни с той, ни с другой стороны достигнуто не было ничего. Троянцам не удалось изгнать ахейцев, а ахейцы нисколько не приблизились к тому, чтобы вернуть Елену, все осталось так, как было в тот первый день, когда в бою пал Протесилай.
Но все того и гляди изменится. Чуть тлевшая война вскоре займется огнем.
Хрисеида и Брисеида
Располагавшиеся поодаль от командирской ставки Агамемнона корабли и шатры мирмидонян стали для Брисеиды средоточием ее жизни. Оставаясь в собственности у Ахилла, она перемещалась по лагерю, оплакивая утрату всего и всех, кого знала и любила в Лирнессе. Патрокл, друг Ахилла и время от времени его любовник, относился к юной царевне с приязнью и теплом и делал все, что в его силах, чтобы утешить и порадовать ее.
Ахиллу ты более чем люба, говаривал он. Когда все это закончится, он заберет тебя во Фтию женой своей и царицей. Разве не хорошо тебе будет?
На что Брисеида лишь скорбно улыбалась и качала головой.
Между тем Агамемнон упивался плодами своих грабежей и налетов, выбрав себе в личные рабыни и прислужницы красавицу Хрисеиду.
Хрис, жрец Аполлона и отец Хрисеиды, оставил дымившиеся развалины родного города Хриса[132] и приплыл к греческому лагерю. У строго охраняемых ворот в палисаде он взмолился, чтобы его пропустили внутрь и дали поговорить с военачальниками. Стража отвела его в ставку к Агамемнону. Простершись перед троном, Хрис вцепился в колени Агамемнона как полагалось, если просишь одолжения у властителя.
Наш город назван в честь золота, что когда-то было нашим богатством. Верни мне мою дочь, великий Агамемнон, и все сокровища, какие есть у меня, будут твоими.
Агамемнон оттолкнул руки старика от себя.
Все, что есть у тебя, мы вольны забрать когда пожелаем, промолвил он. А Хрисеида моя. Законная добыча войны. Она меня услаждает и состарится у меня в услужении. У прялки днем, а ночью в постели моей.
Стража и прислуга захихикали. Хрис повесил голову и вновь обнял колени Агамемнона.
Во имя милосердия, устрашающий царь
Хватит мне тут, старик! Агамемнон пнул Хриса. Твои сопли и слезы мне отвратительны. Убирайся немедля или сам окажешься в плену.
Хриса собаками отогнали вдоль берега назад к его кораблю. Буйные дети военного лагеря бежали за ним и кидались камнями, насмехаясь над его горючей бедой. Там же на песке пал он на колени и воззвал к своему божественному заступнику.
Аполлон Сминфей, повелитель мышей и людей! Златой бог лучников и авгуров. Если служение мое и преданность хоть сколько-нибудь радовали тебя, отомсти за меня сейчас этим жестоким данайцам. Насмехаясь над приверженным жрецом твоим, они насмехаются над тобой. Отомсти за меня и отомстишь за свою честь. По стреле твоей за каждую мою слезу.
Аполлон услышал эту молитву и внял ей тут же. Ринулся он с Олимпа с полным колчаном чумных стрел за спиной. Сперва расстрелял ими животных мулов, лошадей и псов, а следом взялся за ахейских мужчин, женщин и детей[133]. Девять дней ядовитые стрелы дождем сыпались на корабли и по всему лагерю. Зараза в военном лагере наводит больше страха, чем пожар, нападение из засады или любая угроза вражеского штурма. Распространение хвори казалось неостановимым. Все больше и больше мертвых тел приходилось сжигать ахейцам. Повсюду царил смрад смерти.
На десятый день Ахилл, встревоженный разорением в рядах своих мирмидонских ратников и тем, до чего стремительно падает боевой дух и настрой во всем воинстве, призвал провидца Калхаса на сход всех ключевых военачальников Агамемнона, Менелая, Одиссея, Диомеда, Идоменея, Нестора, Аякса и самого себя.