Калхас, сказал он, ты одарен взором, проницающим непроглядные замыслы бессмертных и проявления Рока. Скажи, за что карают нас этим дождем погибели? Какого бога обидели мы и как можно это исправить?
Калхас сплел и расплел пальцы.
Говори! велел Ахилл.
Калхас опечаленно покачал головой.
Хочешь сказать, что не ведаешь?
Милый сын Пелея, ведаю я даже слишком отчетливо, ответил Калхас, но есть здесь такие, кто не пожелает услышать правду. Если скажу прямо, боюсь, это взбесит того, кому достанет власти убить меня за то, что я открыл свое знание.
Любому, кто посмеет угрожать хоть единому серебряному волосу на твоей голове, сперва придется иметь дело со мной, заявил Ахилл. Клянусь в этом. Ты под моей защитой. Говори вольно.
От этих слов Калхас приободрился.
Хорошо же, молвил он. Случившееся вполне ясно. Сияющий Аполлон ответил на молитвы слуги своего Хриса, чью дочь царь Агамемнон отказывается возвращать. Эта напасть кара Аполлона за то, как мы обошлись с тем, кто дорог Аполлону. Тут он нервно глянул на Агамемнона. Не прося никакого выкупа, ты обязан вернуть Хрисеиду ее отцу, Царь людей. Когда совершишь это и принесешь жертвы Аполлону лишь тогда хворь уйдет.
Агамемнон изумленно вытаращился.
Что-что?
Пока Хрисеида остается в твоей свите, болезнь продолжит бушевать.
Всякий раз, когда я прошу тебя о пророчестве, проговорил Агамемнон, постепенно заливаясь краской, всякий клятый раз выходит сплошной мрак и ужас. Твои советы вечно сводятся к тому, чтоб я чем-нибудь пожертвовал моей дочерью, моим золотом, моей свитой Вечно я крайний. Никогда не какой-нибудь другой царь или царевич всегда я. Почему я должен терять Хрисеиду? Она красивая, мудрая, сообразительная и сноровистая. Она мне дороже моей жены Клитемнестры в Микенах. Я ее заслужил. Она моя по праву. А ты, значит, осмеливаешься наказывать мне, чтоб я ее вернул за так? Без малейшей выгоды? Да тебя удавить надо за твою наглость.
Ты в своем праве, владыка, невозмутимо отозвался Калхас, но ты, надо полагать, помнишь, что Ахилл только что пообещал за меня вступиться. Это, вероятно, тебе захочется обмозговать, прежде чем поднимать руку в гневе.
Ахилл встал перед Калхасом, скрестив на груди руки.
То, что верховный царь крепко не в духе, теперь уже стало зримо всем, однако ему достало инстинкта самосохранения, чтобы удержаться от физической стычки с человеком, который, как он понимал, одолеет его в любом виде рукопашного боя. Кроме того, в самом сердце своем понимал он и другое: Калхас, должно быть, прав. Он всегда прав. Однако сочетание вызывающего блеска в глазах Ахилла и осознания, что Хрисеиду придется отдать, оказалось для Агамемнона чрезмерным. Так принизить его не только при всех владыках и военачальниках у себя в войске, но и при их стражниках и штабных несносное оскорбление гордости и достоинства. Весть об этом несомненно, преувеличенная, чтобы выглядел он еще глупее и беспомощнее, разлетится по всему лагерю быстрее лесного пожара, быстрее этой клятой хвори.
Хорошо же, произнес он наконец, надеясь, что прозвучало со сдержанным или даже скучающим великодушием. Одиссей, возьми корабль и верни девушку отцу, но в возмещение пусть позволено мне будет взять себе в наложницы другую. Это по правде, верно?
Остальные согласно закивали.
Справедливо, сказал Менелай.
Хорошо, молвил Агамемнон. Тогда выбираю я девушку, на какую глаз положил Ахилл, Брисеиду, так ее звать, кажется?
Ой нет, произнес Ахилл. Ни за что.
Не я ли командующий ахейской армией? Почему это расставаться с сокровищами ради общего блага всегда приходится мне? Беру Брисеиду. Решено.
Ахилл взорвался яростью.
Ах ты свиноглазый куль пьяного дерьма! С этими словами он выхватил меч и выдал залп пенно-плевого бешенства прямиком Агамемнону в лицо. Ах ты ублюдок беспородной сучки Да как ты смеешь! Я приплыл за тобой куда ворон костей не носит, чтобы помочь вызволить твою невестку. Лично мне троянцы ничего плохого не сделали, но и сам я, и мирмидоняне мои ежедневно рискуем жизнью ради тебя и твоего брата. Когда я последний раз видел тебя в доспехах, идущим на смерть? Тебя надо прикончить как подлого, жалкого, смрадного, трусливого пса.
И Ахилл действительно нанес бы Агамемнону смертельный удар, не сходя с места, не прозвучи из глубин в нем самом голос Афины:
Ради меня, Ахилл, и ради Царицы небес, любящей равно и тебя, и Агамемнона, убери меч! Поверь, настанет день, когда обретешь ты славу, какой не доставалось никому прежде, но сейчас наберись отваги отступиться.
Ахилл глубоко вздохнул и сунул меч в ножны. Тихо, а потому с еще более устрашающей силой произнес он:
Возьмешь у меня Брисеиду и не видать ни тебе, ни армиям союза ни Ахилла, ни мирмидонян его.
Для Агамемнона же никакой внутренний голос божественного спокойствия и разума не прозвучал.
Плыви себе прочь, мальчишка! заорал он. Обойдемся без твоих чар, чванства и помпы. Не нужен ты нам со своими мирмидонянами. Ты, может, и золото, а мы сирая-убогая бронза, но спроси у любого воина, из какого металла они предпочтут себе меч или наконечник копья из благородного золота или из бронзы. Катись отсюда и предоставь воевать настоящим мужчинам.
Не успел распаленный Ахилл ответить, как выступил вперед Нестор, вскинув руки.
Прошу вас, прошу вас, прошу! заговорил он. Послушай вас сейчас Приам с Гектором, они б хохотали, радуясь и торжествуя! Они бы смеялись и ликовали! Ибо если двое величайших мужей наших войск вцепляются друг другу в глотки, это погибель всему благородному делу, какое мы поклялись совершить. Послушайте меня, я видал в этом мире больше лет, чем оба вы, взятые вместе. Я воевал с дикими кентаврами в горах вместе с Пирифоем и Тесеем. Я участвовал в охоте на неукротимого Калидонского вепря и в походе за Золотым руном в Колхиду, бок о бок с каждым героем, о каких вам доводилось знавать[134]. Поверьте мне, когда говорю вам: подобные междоусобицы угроза для нас пострашнее даже мора, насланного Владыкой Аполлоном. Агамемнон, великий властитель! Выкажи силу и мудрость. Отступись от Хрисеиды
Разве не сказал я уже, что отступлюсь?
и согласись не искать ей замены ценой Ахилловой добычи. Ахилл, пади на колени пред своим военачальником. Царственный и божественный скипетр в руках его сообщает нам, что Агамемнон есть наш царь царей, помазанник Зевса[135]. Признай его. Если обниметесь, не проиграть нам.
Да-да, все это мило, произнес Агамемнон, опередив Ахилла, но этот избалованный паскудник восстал против меня. Считает, что это он у нас ключ, каким отопрем Трою и освободим Елену. Войско должно внятно понимать, кто тут командует. Обойдемся без него и его капризных истерик.
Вот и обходúтесь! вскричал Ахилл. Слушай, что провозглашу я, презренная ты лепеха из Тифонова зада. С этого мига объявляю себя вне твоей войны. Самим богам не убедить меня даже пальцем шевельнуть, чтоб вернуть твоему брату драгоценную его жену из Трои. Она мне никто а ты, царь свиней, даже меньше того. Наступит день, когда приползешь ко мне на коленях, рыдая, слизь ты предательская, и взмолишься, чтоб я воевал за тебя. И когда наступит тот день, я посмеюсь тебе в лицо.
Ахилл вышел вон с высоко поднятой головой. На собрание пала тишина. Агамемнон резко и презрительно фыркнул.
Вот и прекрасно, что мы от него избавились. К делу.
Ахилл вышел вон с высоко поднятой головой. На собрание пала тишина. Агамемнон резко и презрительно фыркнул.
Вот и прекрасно, что мы от него избавились. К делу.
Хрисеиду забрали, и Одиссей препроводил ее в родной город Хрис к отцу на корабле, груженном быками, коровами и овцами для жертвоприношения, как велел Калхас. Следом Агамемнон призвал своих глашатаев ТАЛФИБИЯ и ЭВРИБАТА.
Отправляйтесь в ставку к царевичу Ахиллу и велите ему отдать вам Брисеиду. Сообщите ему, что если откажется, я приду и заберу ее сам.
Глашатаи поклонились и подались, икая от страха, вдоль берега туда, где вытащены были на берег мирмидонские корабли. Перед ними виднелись шатры и хижины Ахилла и его присных.
Ахилл принял их почти тепло.
Заходите, заходите. Я знаю, кто вы. Не страшитесь. С вами у меня нет раздора. Патрокл, веди Брисеиду. Выпьете со мною вина, любезные мужи?
Те расплылись в улыбках облегчения. Когда Ахиллу того хотелось, он умел ослепить ненатужным обаянием.
Патрокл отыскал Брисеиду и объявил ей ее судьбу. Она поникла головой.
Прости, царевна, сказал Патрокл. Чему быть, того не миновать. Не по доброй воле отпускает он тебя. Поглядим, как можно будет тебя вернуть. Он станет по тебе скучать. И я стану.
Патрокл смотрел, как Талфибий и Эврибат уводят Брисеиду в ставку Агамемнона.
Едва глашатаи удалились, Ахилл стряхнул личину спокойного безразличия. Не сообщая Патроклу о своих планах, он вдруг вышел из шатра. А снаружи бросился бежать, летя над мокрым песком вдоль череды кораблей, перескакивая через швартовочные канаты один за другим совсей ошеломительной прытью и ловкостью, на какие среди смертных был способен лишь он один. И не останавливался, пока не добрался до пустынной части берега, где пал на колени и воззвал к волнам.
Мать, приди ко мне! Помоги своему несчастному сыну!
Всплеск, вспышка и вот уж Фетида ступила из волн и бросилась обнимать своего возлюбленного мальчика.
Материнство давалось Фетиде тяжко. Знание о том, что она живет вечно, а ее сын лишь краткую вспышку смертного времени, мучило ее непрестанно. Видеть, до чего он несчастен, и потому быть несчастной самой переживание, от какого ей не укрыться. Сострадание бессмертным не очень-то свойственно, однако стоит ему случиться, оно явлено как боль.
Что стряслось, Ахилл, любовь моя?
И полилось: муки и боль, ярость от несправедливости, предательства, оскорбления и злоупотребления. Если Фетиде и подумалось, что он раздувает из мухи слона, виду она не подала. По-матерински. Видела лишь горе его и отчаяние.
Возмутительно, подло, чудовищно, бормотала она, гладя его по золотым локонам. Но что я могу поделать?
За Зевсом перед тобой числится должок, проговорил Ахилл. Иди к нему. Скажи, пусть нашлет троянцев ордою, пусть навалятся на ахейский лагерь, пусть убивают и убивают без жалости. Хочу, чтоб ахейское войско прижали к их кораблям, как загнанную скотину. И как загнанную скотину порубили. Пусть Агамемнон увидит, какая беда приходит, когда он оскорбляет Ахилла. Пусть греки всё потеряют. Хочу, чтоб присмирели они. Хочу, чтоб сломались. Чтоб пали в пыль. Как смеет он забирать у меня Брисеиду? Как смеет он? Как смеет? Пусть воинство Греции загонят в море. Пусть корабли их охватит пламя, и я возликую. Пусть приползет ко мне, пусть скулит и рыдает, моля о прощении, и я плюну ему в бороду.