Я бы и так догадалась, небрежно сказала Наталья Васильевна. Вам это прозвище очень подходит. Ведь совершенно невозможно понять, что вы чувствуете, что у вас на уме Не скажешь, когда вы лжете, когда говорите правду.
Вот именно, кивнул Скорский. Да ведь таков свет. Здесь иначе не проживешь.
И все же я не пойму, почему так быстро успокоилась та дама? недоумевающе продолжала Наталья Васильевна. Вы сказали, что пошутил с графиней Бобринской Сергей Трубецкой И что?
Да, я это именно и сказал, а еще добавил, что это ужасное безобразие, что мерзавца нужно наказать построже, и вообще, следует допытаться, кто подал ему эту отвратительную мысль, уж не старший ли братец, не Александр ли? Потом я сказал, что буду счастлив, если гонения коснутся не только Сергея, но и Александра, поскольку мне невыносимо, что некая дама слишком часто и благосклонно на него поглядывает.
Да вы законченный подлец! ахнула Наталья Васильевна. Говорите, Трубецкой ваш друг, а сами доносите на его брата! Но ведь он доверялся вам, уверенный, что вы промолчите!
Да ведь это был наилучший способ отвратить от Сергея даже подобие дознавательства и наказания, неужели вы не понимаете? расхохотался Скорский. Теперь та дама убеждена, что я страшно ревную ее к Александру Трубецкому У нее резко улучшилось настроение, и, чтобы я подольше пребывал в состоянии Отелло, она не только сама не предпримет ничего против Сережки, но и мужа уговорит быть снисходительным. О графине Бобринской я просто даже не упоминаю она мгновенно учует, куда ветер дует, и слова молвить не посмеет против, не то что требовать каких-то карательных мер против охальника.
Да, вы в самом деле подлец! пробормотала Наталья Васильевна, на сей раз с трудом скрывая восхищение. Сама интриганка до мозга костей, она чуяла себе подобных за версту. Скорский был создан для нее во всех отношениях, а может, это она была для него создана пока еще ей было непонятно. Зато Наталья Васильевна понимала одно она хочет быть с этим человеком!
Должен вас предупредить, сударыня, с небрежной улыбкой промолвил Скорский, я терпеть не могу нежностей, однако любое оскорбление от женщины, любое гневное сверкание ее очей вызывают у меня приступы вожделения и желания ею немедленно овладеть. Поэтому, если вы не хотите, чтобы я немедленно задрал вам юбку вдругорядь в этом опасном месте, где нас может застигнуть каждый-всякий, умоляю, попридержите язычок. Говорю ради вашего же блага, потому что моей репутации уже ничего не повредит. Просто невозможно испортить то, что давно и непоправимо испорчено. Однако мы несколько отвлеклись от нашего уговора. Я свою часть выполнил открыл вам, как мне удалось утихомирить некую даму. Теперь открывайте вы свою тайну. Как вы попали сюда? Кто вам протежирует? И нет ли у вас любовника среди гостей? Говорят, Володька Черкасский сделался вдруг необычайно свободен в средствах и швыряется деньгами направо и налево. Он-то уверяет, что ему повезло за карточным столом, однако я знаю, что он не отличит джокера от туза и просто не способен выиграть даже грош. Уж не с вашей ли легкой руки, вернее, не с кошелька ли вашего супруга он вдруг разбогател?
Нет, вы положительно законченный негодяй! воскликнула Наталья Васильевна, смеясь в душе, но внешне пытаясь выглядеть возмущенной. Негодяй, подлец, мерзвец!
Довольно хитро вы пытаетесь увильнуть от ответа на мой вопрос, зевнул Скорский. Решили заодно подвигнуть меня на новые плотские подвиги? Ничего не выйдет, сударыня, я не выношу, когда меня пытаются обвести вокруг пальца. Прощайте, очаровательная и развратная купчиха. Ступайте в вашу керосинную лавку. А я отправлюсь к моей прекрасной даме. И он исчез за поворотом аллеи, ну а Наталье Васильевне ничего не оставалось, как вернуться в залу.
Когда она вошла, Скорский уже вальсировал с императрицей, и Наталья Васильевна прикусила губу от ревности. Этот невысокий загадочный распутник с непроницаемым лицом похитил ее душу Бог, нет, дьявол ведает, как ему это удалось, однако это случилось, и Наталья Васильевна ничего так не желала, как снова совокупиться с ним.
Она благословила тот день, когда ее отец спас жизнь Александру, сыну графини Анны Владимировны Бобринской, карета которого на полном скаку свалилась с моста. С того дня графиня стала верным другом Василия Петровича Полевого, а затем крестной матерью и покровительницей его дочери. Она вообще любила заводить знакомства в самых разных слоях общества и не придавала особого значения происхождению, свидетельством тому был ее собственный брак. Урожденная Анна-Доротея фон Унгерн-Штернберг, в святом крещении Анна Владимировна, она вышла за Алексея Бобринского внебрачного сына императрицы Екатерины Алексеевны и Григория Орлова. Анна Владимировна обожала демонстрировать свое свободомыслие, то покровительствуя Пушкину в дни его опалы, то оказывая протекцию купеческой жене и вводя ее в светское общество. Если существуют какие-то пути, которыми Наталья Васильевна могла вновь подобраться к человеку, к которому ее неодолимо тянуло, то эти пути могла знать только добродушная и болтливая графиня.
Когда она вошла, Скорский уже вальсировал с императрицей, и Наталья Васильевна прикусила губу от ревности. Этот невысокий загадочный распутник с непроницаемым лицом похитил ее душу Бог, нет, дьявол ведает, как ему это удалось, однако это случилось, и Наталья Васильевна ничего так не желала, как снова совокупиться с ним.
Она благословила тот день, когда ее отец спас жизнь Александру, сыну графини Анны Владимировны Бобринской, карета которого на полном скаку свалилась с моста. С того дня графиня стала верным другом Василия Петровича Полевого, а затем крестной матерью и покровительницей его дочери. Она вообще любила заводить знакомства в самых разных слоях общества и не придавала особого значения происхождению, свидетельством тому был ее собственный брак. Урожденная Анна-Доротея фон Унгерн-Штернберг, в святом крещении Анна Владимировна, она вышла за Алексея Бобринского внебрачного сына императрицы Екатерины Алексеевны и Григория Орлова. Анна Владимировна обожала демонстрировать свое свободомыслие, то покровительствуя Пушкину в дни его опалы, то оказывая протекцию купеческой жене и вводя ее в светское общество. Если существуют какие-то пути, которыми Наталья Васильевна могла вновь подобраться к человеку, к которому ее неодолимо тянуло, то эти пути могла знать только добродушная и болтливая графиня.
Вернемся немного назад. Как раз сменился директор Императорских театров теперь это был князь Гагарин. До крайности желая как можно сильнее уязвить своего давнего недоброжелателя Шаховского, он беспрестанно бранил актерскую игру во всех театрах, а уж от деятельности школы живого места не оставлял. Воспитанники и преподаватели непрестанно экзаменовались и переэкзаменовывались, проверки и обиды не коснулись одного лишь Дидло, реноме коего было неколебимо, а авторитет непререкаем. К тому же он пользовался особой благосклонностью императорской семьи еще с тех пор, как сам был премьером на балетной сцене. Дидло и вступился за Петра Каратыгина и Николая Дюра, которых новая метла непременно желала вымести и из школы, и из театра. Позднее, к слову сказать, Гагарин сам благодарил старого француза за это заступничество: он сохранил для театра в их лице двух первоклассных актеров, да еще и водевилиста в придачу. Однако не всем так повезло. Как-то раз князь Гагарин вызвал к себе Александру Егоровну Асенкову и сухо сказал:
Сударыня, к моему глубокому прискорбию, дочь ваша, воспитанница Асенкова, вполне бездарна и к сцене не годится.
Александра Егоровна остолбенела. Что? Ее дочь бездарна?! Дочь актрисы? Да как же это может быть, чтобы дочь актрисы не годилась к сцене?!
Вероятно, продолжал князь Гагарин столь же равнодушно, вы не захотите, чтобы она была только «выходной»? Это несчастливая участь, на которую решаются от полной безысходности. Не советую вам и вашей дочери делать такой выбор. Лучше заберите ее из Театральной школы и пристройте к делу в другом месте. Пусть учится шить это полезное занятие. Может неплохо зарабатывать на шитье сценических нарядов для актрис.
Александра Егоровна с трудом сдержалась, чтобы не воскликнуть: «Как?! Моя дочь станет обшивать вертихвосток вроде Наденьки Самойловой?!»
Да, Наденьку, которая и вполовину не была такой хорошенькой, как Варя, не исключили, и это оказалось немалым ударом по материнскому самолюбию.
«В портнихи Вареньку отдавать, вот еще! думала Александра Егоровна смятенно. Нет уж, я ее в пансион отдам как настоящую благородную девицу! И когда-нибудь она придет в театр со знатным кавалером, сядет в ложе, а Наденька будет для нее на сцене кривляться!»
Александра Егоровна словно забыла, что и сама всю жизнь «кривлялась» для всяких там благородных девиц и знатных кавалеров, и дочь свою пыталась этому же выучить. Теперь главным стало для нее восторжествовать над Самойловыми, прежде всего над Наденькой, которую очень хвалили все учителя.
Вариного согласия хочет ли она учиться в пансионе никто не спрашивал. Александра Егоровна вообще не могла понять, огорчена ли она исключением. Варя и сама этого не знала. В школе ей не нравилось а надежды на встречу со сбитенщиком не было никакой. Воспарило было сердечко, а потом будни крылышки ему пообрезали. Зеленоглазый отчаянный красавец просто по-доброму пошутил с испуганной девочкой, не более того. Да и ведь он барин, может быть, даже светлость или сиятельство, богат, знатен, у него лакеи ливрейные, а она Кто она? Дочь полунищей актрисы? Нет, уж лучше не мечтать о чудесах, которые никогда не сбудутся! Вот после пансиона настоящего пансиона, где будут учить не только танцам, музыке, французскому языку (это и в школе было), но особенным манерам, хорошим манерам Вдруг они встретятся где-нибудь на балу, и и он ее вспомнит! И пригласит танцевать! И
Дальше этого «и» ее мечты не улетали, потому что Варя даже не представляла, о чем можно мечтать насчет господина Скорского.
Однако после пансиона ее мечты перестали простираться даже до бала. Клеймо enfant illе ́gitime, или enfant naturel[20], чудилось, горело у нее на лбу. О, конечно, маменька вышла замуж за Павла Николаевича Креницына, который немедленно усыновил Варю и ее сестру Олю, однако в пансионе все знали, что Креницын только лишь ее отчим, а отца у нее нет, мать родила ее невенчанная. Были в пансионе очень милые барышни, которые любили Варю Асенкову за ее веселый нрав и доброту, однако другие их было больше словно боялись запачкаться, разговаривая с ней. Она накрепко усвоила, что таким, как она, нет никакой надежды найти хорошего жениха (это было главной задачей для пансионерок в будущем, причем слово «хороший» означало богатый, благородного происхождения красота, молодость, доброта шли в списке непременных качеств по нисходящей), а такие, как она, существуют только для того, чтобы мужчины предавались с ними «неприличным делишкам», разбивая сердца «приличным женщинам», своим женам. Три года, которые Варя провела в пансионе, стали для нее мучительными, и она почти обрадовалась, когда Александра Егоровна однажды задержала плату за обучение. Денежные дела в то время шли в семье плохо, у отчима пали от непонятной хвори все лошади в его конюшне, срочно пришлось покупать других, чтобы дирекция театров не переметнулась с подрядом к другим держателям «зеленых карет»