Во время завтрака стало известно, что уроков нынче не будет: учителя в классы не пришли видимо, не смогли пробраться по воде. Поели кое-как и к окнам. Вода постепенно перелилась через парапет канала и затопила не только улицу, но и двор училища. Видно было, что она хлынула в подвал, где хранились съестные припасы, и некоторые из воспитанников побежали их спасать.
Вовремя подняли суету, вовремя и перенесли наверх пожитки домового священника, отца Петра, жившего в подвальном помещении: вода все прибывала.
Когда она наконец остановилась, у всех отлегло от сердца: до настоящего наводнения не дойдет. А между тем спадать вода пока не собиралась. Двор, заставленный высокими, чуть не до второго этажа, поленницами дров, напоминал широкое озеро. Некоторые поленницы размыло, и поленья плавали там и сям, вставая на дыбы и налезая одно на другое.
Смотрите, смотрите! закричали несколько голосов, и Варя увидела, что в противоположном окне первого этажа растворились створки и кто-то, неразличимый отсюда, высунул на улицу небольшое корыто и бросил его. Вода была почти вровень, так что корыто летело совсем недолго. Плюхнулось в воду, закачалось и оттуда раздалось душераздирающее мяуканье.
Боже мой! Да в корыте сидела кошка беленькая, хорошенькая, с голубым бантом на шее. Варя видела ее в коридорах: некоторым воспитанницам разрешено было держать кошек, только бы животные не гадили в закоулках. Эта кошечка была на диво чистенькая, а принадлежала она Дашкиной, то есть Ирисовой.
Да что это Ирисова с ума сошла, что ли? воскликнула Надя Самойлова. Решила кошечку утопить?
Да Бог с тобой! зашумели вокруг. Мыслимо ли такое зверство?
Я видела, это Ирисова высунула в окно корыто! настаивала Надя.
И в ту же минуту все увидели Ирисову однако не в первом, а во втором этаже. Она высовывалась в окно и простирала руки к корытцу, которое кружилось между поленьями. Кошка душераздирающе мяукала и то пыталась выпрыгнуть на ближнее полено, то, почувствовав, как опасно наклоняется корытце, опять сжималась в комок.
Спасите, спасите! закричала Ирисова с таким отчаянием, словно была вне себя от горя. Спасите мою бедную кошечку! Клянусь, я сделаю все, что только пожелает спаситель моей Белянки! Я поцелую его, я Она громко зарыдала, и, бог весть почему, Варе почудилось, что горя в ее крике слишком много. Ирисова как будто не испытывала отчаяния, а изображала его на уроке декламации в классе князя Шаховского.
И вдруг Вдруг из соседнего окна вылез какой-то человек в простой куртке и плисовых шароварах, заправленных в сапоги, и смело ступил с подоконника на поленницу, бывшую лишь немногим ниже окна.
Все так и ахнули такой смелости. «Кто он, кто?» спрашивали наперебой. А Варе внезапно почудилось в нем что-то знакомое
Молодой, светловолосый, тонкий, с дерзкими чертами лица и зелеными глазами
И она испуганно стиснула руки: «Да ведь это он! Тот самый сбитенщик!»
Удивительное дело: у него не было черной бороды, нелепого картуза с огромным козырьком, из-за которого она не могла разглядеть его лица там, в школьном фойе, а между тем Варя не сомневалась, что это он. Как будто кто-то шепнул ей на ухо особенный секрет, по которому его можно узнать!
Значит, он провел ночь в школе и теперь пытается спасти кошку Ирисовой Ах, неужто у них в самом деле амур, как говорила старшая воспитанница?!
Сердце сжималось от неведомого прежде чувства Варя еще не знала, что это ревность, которая пришла к ней прежде любви И в то же время ее мучила тревога за храбреца, который спустился с поленницы во двор и теперь осторожно двигался то по пояс, то по плечи в воде, пытаясь добраться до корытца с кошкой.
В распахнутые натиском воды ворота вплыла маленькая лодка, в которой сидел какой-то испуганный человек в мокрой ливрейной одежде, по виду лакей из богатого дома. Придерживая лодку одним веслом, он выпрямился, вглядываясь в смельчака, бредущего среди дров, и вдруг закричал тонким, пронзительным, испуганным голосом:
Барин! Да что ж вы делаете, барин! Да вы ж до смерти застудитесь!
Молодой человек от неожиданности вздрогнул, поскользнулся, и вдруг в это самое мгновение одна из подмытых поленниц поехала вся, все дрова обвалились. Юноша канул среди наплывших дров, исчез и не показывался
Варя закричала так, что ей показалось, будто вся жизнь ушла из нее с этим криком, и грянулась без чувств.
Она не помнила, долго ли пробыла без памяти, очнулась же, полулежа на стуле, от того, что чей-то голос настойчиво твердил:
Да погоди ты, Захар, я же должен убедиться, что с ней все хорошо!
Варя разомкнула ресницы и сразу увидела над собой зеленые глаза, полные такой тревоги, что она испугалась и прошептала:
Что случилось?
Ничего, улыбнулся он. Теперь все хорошо. И кошку я спас, и ты очнулась. Уж не волнуйся больше так и не кричи, а то горло сорвешь как на сцене играть станешь? А я очень хочу прийти на твой спектакль, послушать тебя.
Меня? Варя не верила своим ушам.
Конечно. Ведь когда-нибудь ты станешь знаменитой актрисой, и я пришлю тебе на премьеру Он подумал, потом глянул ей в глаза и улыбнулся: Пришлю тебе синие колокольчики.
Отчего же колокольчики? изумилась Варя. Знаменитым актрисам все больше розы шлют. Я розы люблю.
Розы тебе другие пришлют. А я синие колокольчики. Это мои самые любимые цветы. Самые любимые! И они совершенно такого цвета, как твои глаза.
А вдруг моя премьера будет среди зимы? пролепетала Варя. Где же вы возьмете синие колокольчики?
А это моя забота. Говорю тебе, колокольчики будут! Ты увидишь их и вспомнишь, как мы с тобой говорили во дворе Театральной школы. И сразу поймешь, кто их тебе прислал. Понимаешь?
Она совершенно ничего не понимала, но все же кивнула.
Загубите вы себя, барин, Григорий Александрович! простонал стоявший рядом человек в насквозь мокрой ливрее. Варя его узнала это он приплыл в школьный двор на лодке. Варя заметила, что и тот, кого он называл Григорием Александровичем, ну этот, зеленоглазый, тоже насквозь вымок и весь дрожит. И меня заодно загубите, да меня-то ладно, наше дело дворовое, нам не привыкать, а вам-то здоровье беречь нужно.
Да уж теперь все хорошо, Захар, я ж говорю, можно спокойно домой возвращаться, улыбнулся зеленоглазый.
Спокойно! ехидно пробурчал Захар. Да с вас дома батюшка голову снимет! Сколько раз говорено вам было Теперь ждите скандала, как бы не выгнал вон!
Да уж теперь все хорошо, Захар, я ж говорю, можно спокойно домой возвращаться, улыбнулся зеленоглазый.
Спокойно! ехидно пробурчал Захар. Да с вас дома батюшка голову снимет! Сколько раз говорено вам было Теперь ждите скандала, как бы не выгнал вон!
Молчать! сухо приказал Григорий Александрович. Я все равно уйду в кавалергарды, и покуда мы еще не дома. Станешь ворчать утоплю в канале, вот как бог свят.
Эх, барин! махнул рукой Захар. Эких вы страстей вечно на себя наговариваете. Кошку спасли, жизни не жалели, а меня, человека своего, утопите?! Эх-эх!!! Ни в жисть не поверю. Однако пошли уж, Христом Богом молю.
Ну пошли, согласился Григорий Александрович и, улыбнувшись Варе на прощание, вышел вон.
После того события прошло несколько дней. Вода со двора ушла, однако он долго был в развозженной грязи, и дрова все промокли когда ими топили, из печек валил ужасный дым, от которого у Вари все время болела голова.
Как-то раз к Варе подошла Надя Самойлова и с таинственным видом сказала:
Помнишь, я говорила, что кошку в корыто посадила сама Ирисова, а вы мне не верили?
Ну?
Вот тебе и ну! усмехнулась Надя. Так оно и было. Мне подружка Ирисовой, Гиацинтова, рассказала. Оказывается, они, ну, Ирисова с этим господином молодым, которого зовут Григорий Александрович, его фамилия Скорский, прятались от князя Шаховского на чердаке, и он от Ирисовой хотел ну, ты небось сама знаешь, чего мужчины хотят от женщин.
Варя не слишком хорошо знала, чего именно они хотят: наверное, поцелуев, пожиманий ручек Ах, нет, было еще что-то, называемое словом «неприличное», но значение этого слова оставалось для нее тайной. Впрочем, на всякий случай она робко кивнула, не понимая, почему вдруг так заболело сердце.
Но господин Скорский ничего не добился от Ирисовой и собрался утром уходить. А она сказала, что придумает для него испытание. И если он его выдержит, то Ирисова-де его поцелует и еще и по-другому вознаградит. А тут вода пошла Вот она и выкинула в окошко Беляночку и начала орать: мол, спасите мою кошку, я все для спасителя сделаю! Помнишь?
Помню, печально сказала Варя. Значит, это было испытание?! Какое ужасное! Он ведь мог погибнуть! И что что же она для него сделала?
Да ничего, передернула плечами Надя. Потому что этот господин Скорский больше не появился, только записку прислал. А в той записке знаешь что было?
Варя угрюмо пожала плечами. Откуда ей знать? Да и не хочется ей слушать про нежности, которые зеленоглазый Григорий Александрович мог расточать Ирисовой!
В ней была баллада Шиллера «Перчатка»! Помнишь, нам ее задавали на уроке декламации две недели назад?
«Перчатка»? Переведенная господином Жуковским?!
Кем же еще! торжествующе воскликнула Надя и начала читать, сопровождая слова выразительными жестами и четко чеканя слова, как требовал от своих питомцев князь Шаховской:
Перед своим зверинцем,
С баронами, с наследным принцем,
Король Франциск сидел;
С высокого балкона он глядел
На поприще, сраженья ожидая;
За королем, обворожая
Цветущей прелестию взгляд,
Придворных дам являлся пышный ряд.
Она лукаво улыбнулась: мол, помнишь дальше? Варя кивнула и продолжила:
Король дал знак рукою
Со стуком растворилась дверь:
И грозный зверь
С огромной головою,
Косматый лев
Выходит;
Кругом глаза угрюмо водит;
И вот, все оглядев,
Наморщил лоб с осанкой горделивой,
Пошевелил густою гривой,
И потянулся, и зевнул,
И лег. Король опять рукой махнул
Затвор железной двери грянул,
И смелый тигр из-за решетки прянул;
Но видит льва, робеет и ревет,
Себя хвостом по ребрам бьет,
И крадется, косяся взглядом,
И лижет морду языком,
И, обошедши льва кругом,
Рычит и с ним ложится рядом.
И в третий раз король махнул рукой
Два барса дружною четой
В один прыжок над тигром очутились;
Но он удар им тяжкой лапой дал,
А лев с рыканьем встал
Они смирились,
Оскалив зубы, отошли,
И зарычали, и легли.