Urban commons. Городские сообщества за пределами государства и рынка - Коллектив авторов 6 стр.

В этот момент полностью проявляются слабые стороны, отличающие систему государства всеобщего благоденствия: социальная защищенность оказывается зависимой от эффективности наемного труда, а значит, и от экономического роста. Соответственно, этот тип защиты становится доступен лишь тем, кто подчиняется логике системы. А если говорить точно, она и вовсе недоступна, когда нужна более всего  в период экономического кризиса. Граждане делегировали решение общественных вопросов государству, тем самым отказавшись от контроля над ними. Они свели свою роль к участию в проходящем раз в несколько лет голосовании  когда они выбирают партию, которая, кажется, представляет их интересы. Правительство же зарекомендовало себя как плохой попечитель: вместо того чтобы распоряжаться общественной собственностью, оно взялось ее продавать в надежде заполнить пустую государственную казну. Такие опыты лишения и исключения вызвали к жизни дебаты об альтернативах и стимулировали борьбу за городскую совместность.

В свете неолиберальных урезаний бюджета городские власти также заинтересовались другими формами совместного обустройства (communal design) общественных пространств и благ. В этом смысле «совместность»(«commons») становится своеобразным экраном, на который проецируют самые разные идеи и интересы; границы этого экрана не заданы, да они и не могут быть точно очерчены. Значимыми аспектами для общественных дискуссий становятся устройство городов как «совместностей», городское планирование как «производство совместности», а также рефлексия о городах, приемлющих идею совместности. И если для городских властей самоорганизация граждан  шанс на экономическую разгрузку и, возможно, стабилизацию существующих систем представительной демократии и свободного рынка, то для маргинализированных и политически мотивированных групп  это возможность повторной апроприации города и общественных пространств, возвращение их горожанам. Эти группы, взявшись за последовательную критику системы, пытаются создавать модели устройства общества, альтернативные капитализму. Конфликтов им не избежать  и этим городская совместность связана с «общинностью», своей предшественницей.

Каким потенциалом обладает концепт «совместности» в современной политической ситуации и почему он представляется двойственным? Мы сможем это понять, определив значение и функции этого концепта в докапиталистическом периоде. И пусть концепт нельзя перенести в настоящее без изменений, мы можем определить его базовые принципы, которые позднее наполним современным содержанием.

Пусть практики «обобществления» и появились на заре человечества, тем не менее историки отсчитывают возникновение «общего» (commons) от 1215 года47, когда английский король Иоанн II принял Великую хартию вольностей. Этот закон подвел черту под постоянными, тянувшимися добрых 150 лет столкновениями нормандских завоевателей с британскими дворянством и духовенством. Подписав хартию, король Иоанн, потомок Вильгельма Завоевателя, был вынужден отказаться от введения континентального римского права и признать «общинное право» (common law), существующее со времен Нормандского завоевания. Хорошо известно, что Великая хартия вольностей стала первым примером кодификации фундаментальных политических прав для всех людей независимо от их статуса. В свою очередь, Иоанн II был признан королем Англии.

По сути, Великая хартия вольностей  договор между дворянством, духовенством и королем, однако в ней также содержатся правила, затрагивающие жизнь «обычных» людей; тех, кто не владел землей и в феодальные времена составлял большинство населения. Дарованное людям право брать из ресурсов общинного пользования (commons) то, что нужно, смогло обеспечить клаузулу о том, что все люди равны перед лицом закона. По закону «общинная земля» (common land) принадлежала аристократам-землевладельцам, которым, впрочем, дозволялся лишь выборочный запрет на ресурсы (в частности, они могли запрещать охоту); другие типы ресурсов при необходимости оставались доступными для фермеров; доступ регулировали строго оговоренные правила. Последние разрабатывались десятилетиями; они основывались на потребностях людей и характеристиках ресурсов, доступных к использованию: пастбищ, полей, древесины (как топлива или стройматериала), рыбных запасов или лесных ягод. Отметим ключевое наблюдение: король не мог даровать право на общинное (commons), он лишь мог уважать его наличие. Право не являлось королевским благоволением, оно давалось каждому от рождения48.

По сути, Великая хартия вольностей  договор между дворянством, духовенством и королем, однако в ней также содержатся правила, затрагивающие жизнь «обычных» людей; тех, кто не владел землей и в феодальные времена составлял большинство населения. Дарованное людям право брать из ресурсов общинного пользования (commons) то, что нужно, смогло обеспечить клаузулу о том, что все люди равны перед лицом закона. По закону «общинная земля» (common land) принадлежала аристократам-землевладельцам, которым, впрочем, дозволялся лишь выборочный запрет на ресурсы (в частности, они могли запрещать охоту); другие типы ресурсов при необходимости оставались доступными для фермеров; доступ регулировали строго оговоренные правила. Последние разрабатывались десятилетиями; они основывались на потребностях людей и характеристиках ресурсов, доступных к использованию: пастбищ, полей, древесины (как топлива или стройматериала), рыбных запасов или лесных ягод. Отметим ключевое наблюдение: король не мог даровать право на общинное (commons), он лишь мог уважать его наличие. Право не являлось королевским благоволением, оно давалось каждому от рождения48.

Поскольку дворян ограничивали в праве распоряжаться землей, за общинные ресурсы (commons) всегда шла борьба. И неслучайно в Великой хартии вольностей особо подчеркивалось право на защиту общинных ресурсов; тем самым договор предотвращал огораживание и присвоение земель дворянством и духовенством. Раз в год, на праздник урожая, общинную землю измеряли шагами; все заборы и стены, возведенные на ней за прошедший год, разрешалось снести. Каким мог бы стать этот процесс в современном городе? Какие заборы и стены возвели в нем за прошедшие годы? И на что мы можем натолкнуться в современности, следуя логике исторического экскурса?

Несколько лет назад этот обычай возродили в Лондоне, поскольку Олимпийский стадион для игры в баскетбол возвели на отрезке земли общественного пользования (commons)49. Закон требовал, чтобы сопоставимый участок превратили в землю общественного пользования. Однако это требование попросту проигнорировали. За расследование взялся Комитет по защите земель Нью Ламмас50, который также запустил целую серию других мероприятий, призванных познакомить широкую публику с понятием «общего», находящегося в общественном пользовании (commons), и разъяснить его значимость.

История преподносит важный урок: совместности следует использовать и охранять, иначе они исчезнут. Их следует постоянно воспроизводить; «общественные блага не просто существуют как данность, они создаются людьми»,  пишет Зильке Хельфрих51. Питер Лайнбо ввел в оборот фразу «вне практик производства совместности (commoning) не существует никакой совместности (commons)»  иначе говоря, она невозможна без практик создания, сохранения и использования. Мы часто осознаем совместность лишь в момент, когда она уже исчезла или же подвергается угрозе. Совместность  не просто физический объект. Совместность образуют три элемента: ресурс (то есть «общественное благо»); группа людей, которые его используют, сохраняют, культивируют и воспроизводят; и наконец, правила, создаваемые людьми для достижения своих целей.

Таким образом, совместность и практики ее производства  комплекс, в котором одновременно заключены имеющие пространственное измерение социальные отношения и практики. Так сложилось, что совместность не только обеспечивала жизненно необходимые ресурсы, но и являлась местом встреч и переговоров  здесь люди могли обсуждать свои интересы, достигать соглашений и в то же время самоорганизовываться, если к этому их принуждало землевладельческое злоупотребление властью и покушение на права. Совместность стала пространством, в котором зарождались сопротивление и восстание против землевладельцев.

Конец этой истории хорошо известен: борьба за общинность привела к многочисленным гражданским войнам52 и в конце концов к первой большой волне огораживаний, которая привела к установлению капитализма. Огораживание общинного, однако, далеко от завершения; раз люди постоянно создают новые совместности, то и процесс будет идти. Пусть «общинность» надолго покидала политический и научный мейнстрим (по крайней мере, в индустриальных странах), но практики производства совместности остались вплетенными в повседневность многих людей. Борьба за общинность  неотъемлемая составляющая всех систем господства, в том числе и капитализма.

Конец этой истории хорошо известен: борьба за общинность привела к многочисленным гражданским войнам52 и в конце концов к первой большой волне огораживаний, которая привела к установлению капитализма. Огораживание общинного, однако, далеко от завершения; раз люди постоянно создают новые совместности, то и процесс будет идти. Пусть «общинность» надолго покидала политический и научный мейнстрим (по крайней мере, в индустриальных странах), но практики производства совместности остались вплетенными в повседневность многих людей. Борьба за общинность  неотъемлемая составляющая всех систем господства, в том числе и капитализма.

В феодальную эпоху общинностям вменялось несколько функций: они гарантировали, что каждый сможет удовлетворить базовые потребности и желания; они препятствовали расточительному использованию ресурсов; они позволяли даже самым бедным жителям сохранить достоинство и политические права; наконец, они предоставляли пространство относительной автономии. Сегодня мы бы сказали, что общинности служили экономическим и экологическим целям, которые сопрягались с правами человека и демократией. Пусть, конечно, этих целей далеко не всегда удавалось достичь. И тогда, и сейчас эти аспекты остаются значимыми и в сельской местности, и в городах  поэтому понятие «городская совместность» так хорошо удерживает целую сеть противоречий и оппозиций.

Совместность, понимаемая и как физическое пространство, и как социальная практика «за пределами государства и рынка»53, также может напрямую связываться с дискурсами о «праве на город как на коллективную реапроприацию городского пространства, которое призвано привести к появлению трансформированной, обновленной городской жизни, ориентированной на потребительную стоимость/ценность города, где обмен не опосредован меновой стоимостью, торговлей или прибылью». Эти дискурсы основаны «одновременно на понимании города как физической формы и как социальных отношений и практик, связанных с ним»54. «Совместность» была формой общественного пространства задолго до того, как само понятие вошло в обиход во время буржуазных революций. По этой причине использование концепта «совместности» применительно к городским публичным пространствам не содержит противоречия; более того, оно позволяет сместить термин «публичность» в сторону эмансипации.