«Было бы глупо полагать, что международный капитал оставит нас в покое. Нет, товарищи, это неправда. Классы существуют и существует международный капитал, и он не может спокойно смотреть, как развивается строящийся социализм. Ранее международный капитал пытался свергнуть Советскую власть с помощью прямой военной интервенции. Эта попытка провалилась. Теперь он пытается, и будет пытаться в будущем ослабить нашу экономическую силу с помощью невидимой экономической интервенции»
Политический результат «шахтинского дела» вряд ли в полной мере удовлетворял Сталина. Он показал, что не все еще подвластно его воле. 11 осужденных из 53 это не то, на что он, видимо, рассчитывал. «Засоренность» партии и органов «троцкистами» и «зиновьевцами» мешали Вождю в проведении линии на построение бюрократического социализма в стране.
Следующий процесс над «вредителями», «саботажниками» и «контрреволюционерами», проходившими по так называемому делу «Промпартии», оказался близок к сценарию «главного режиссера» Сталина. Свыше двух тысяч осужденных инженерно-технических работников, пытавшихся «сорвать выполнение плана первой пятилетки», стали убедительным доказательством его теории обострения классовой борьбы в условиях активного строительства социализма.
На этот раз ОГПУ не подкачало и наглядно продемонстрировало свои неограниченные возможности в борьбе с политическими противниками и инакомыслящими. Теперь Сталин мог не сомневаться в исходе схватки с так называемой ленинской гвардией, политическими тяжеловесами Зиновьевым, Каменевым, Томским, Рыковым, Радеком, Рютиным и Бухариным, продолжавшими выступать против его подходов к проведению индустриализации и коллективизации в стране.
С 1935 года один за другим следовали судебные процессы над участниками «Московского центра», «Ленинградского центра», «Троцкистко-зиновьевского террористического центра». Соратники Ленина, прошедшие через «сито» царской охранки и каторгу, после нескольких месяцев пребывания во внутренней тюрьме на Лубянке «сознавались» в тех преступлениях, которых не совершали. На очередном судебном процессе Зиновьев и Каменев в который уже раз раскаялись, признали себя виновными и были приговорены к 10 и 5 годам тюремного заключения. Приговоры, несмотря на тяжкие обвинения в террористической деятельности, могли показаться слишком мягкими. Все самое страшное как для «левой оппозиции» в лице ее лидеров Зиновьева и Рютина, так и «правой» Бухарина, было впереди.
После очередного, июльского 1936 года пленума Политбюро ЦК ВКП(б) в партийные организации поступил секретный циркуляр. В нем говорилось:
«теперь, когда стало ясно, что троцкистско-зиновьевские выродки объединяют на борьбу против Советской власти всех самых озлобленных и заклятых врагов нашей страны шпионов, провокаторов, саботажников, белогвардейцев, кулаков и т. п., теперь, когда стерлись все различия между этими элементами с одной стороны, и троцкистами и зиновьевцами с другой, все наши партийные организации, все члены партии должны понять, что бдительность коммунистов требуется на любом участке и в любом положении. Неотъемлемым качеством большевика в современных условиях должно быть умение распознать врагов партии, как бы хорошо они не маскировались».
Участь Зиновьева, Каменева и тысяч их сторонников была предрешена. 19 августа 1936 года над ними начался очередной судебный процесс, закончившийся смертными приговорами. Теперь, когда с политическими оппонентами было покончено, настал черед тех, кто «ломал» и «выбивал» признательные показания и заставлял публично каяться прошлых кумиров «партийной массы» в самых чудовищных преступлениях чекистов. Главные исполнители режиссуры Вождя Ягода и его ближайшее окружение, сделав свое «дело», стали лишними и опасными свидетелями.
26 сентября 1936 года Ягоду освободили от должности наркома НКВД СССР, правопреемника ОГПУ и, по сложившейся тогда практике, «подвесили» министром связи. Прошло пять месяцев, 18 марта 1937 года на собрании руководящего состава НКВД новый нарком Н. Ежов объявил о раскрытии очередного грандиозного заговора, и не где-нибудь, а в «боевом отряде партии» органах НКВД. Возглавлял его, как оказалось Ягода, он же агент «царской охранки и давний шпион германской разведки». Ему инкриминировались организация убийства первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) С. Кирова и отравление пролетарского писателя М. Горького. На это сообщение Ежова, присутствовавшие в зале ответили «вялыми аплодисментами». Многие из них, и не без оснований, полагали, что скоро окажутся в числе заговорщиков.
28 марта 1937 года Ягоду арестовали и предъявили обвинение «в организации шпионской, диверсионно-террористической деятельности правотроцкистским блоком» и через год расстреляли. Вслед за ним Ежов принялся «зачищать» центральный аппарат, республиканские, краевые и областные управления НКВД. В результате «Большого террора» к концу 1938 года все 18 комиссаров государственной безопасности были расстреляны, либо посажены в тюрьмы, за исключением Слуцкого, скончавшегося при невыясненных обстоятельствах в кабинете заместителя наркома М. Фриновского. Из 122 высших офицеров центрального аппарата НКВД на своих местах остался только 21.
Авторы историко-документального сборника «Лубянка» приводят следующие данные по «зачистке» в органах государственной безопасности:
«За период с 1 октября 1936 года по 1 января 1939 года по Центру и периферии убыль руководящего и оперативного состава при общей численности в 24 500 составила 5898 человек. Из них: арестовано 1373, уволено вовсе и в запас 3048, переведено в другие организации 1324, умерло 153. Количество арестованных по руководящим должностям соответственно составило: нач. УНКВД, наркомы, их замы и помы 59; нач. отделов УГБ, их замы и помы 98; нач. ОКРО, ГО РО, их замы и помы 23; нач. райгоротделений 194; нач. отделений, их замы и помы -157; нач. оперпунктов 6-го отдела 29».
Последний и один из самых страшных «укосов» по числу жертв и своим последствиям имел место незадолго до войны. «Верный сталинский нарком» Ежов и его подручные летом 1938 года раскрыли «заговор» в Красной армии. Известные герои Гражданской войны и видные военначальники: М. Тухачевский, В. Блюхер, А. Егоров, И. Уборевич, И. Якир и другие, как выяснилось, «вступив в сговор с Троцким и нацисткой Германией, готовили военно-фашистский переворот». Вслед за ними были репрессированы 75 из 80 членов Реввоенсовета и несколько десятков тысяч командиров рангом ниже. В ноябре 1938 года нарком обороны С. Тимошенко, выступая перед руководящим комсоставом Красной армии, с гордостью объявил:
«из Красной Армии «вычистили» 40 тысяч человек, то есть было уволено, а также репрессировано около 45 % командного состава и политработников РКК».
Одновременно с разоблачением главных заговорщиков в Москве и Ленинграде в республиках, краях и областях, подобно тифозным вшам на теле тяжелобольного, десятками множились свои «параллельные» и «резервные» «левые» и «правые заговоры». Ретивые первые секретари и начальники управлений НКВД, демонстрируя свою преданность Вождю, стремились перещеголять друг друга в достижении чудовищных показателей по количеству уничтоженных и осужденных «врагов народа».
«из Красной Армии «вычистили» 40 тысяч человек, то есть было уволено, а также репрессировано около 45 % командного состава и политработников РКК».
Одновременно с разоблачением главных заговорщиков в Москве и Ленинграде в республиках, краях и областях, подобно тифозным вшам на теле тяжелобольного, десятками множились свои «параллельные» и «резервные» «левые» и «правые заговоры». Ретивые первые секретари и начальники управлений НКВД, демонстрируя свою преданность Вождю, стремились перещеголять друг друга в достижении чудовищных показателей по количеству уничтоженных и осужденных «врагов народа».
Наглядным примером той безжалостной борьбы за власть и того самопожирания, что имели место в те годы в партии и органах госбезопасности, служит деятельность и судьба одного из наиболее одиозных исполнителей, комиссара госбезопасности 3 ранга, кавалера ордена Ленина, «Почетного работника ВЧК ГПУ» Г. Люшкова.
Его путь в революцию и послужной список типичен для того времени. Родился Люшков в 1900 году в Одессе, в семье портного. В пятнадцать лет закончил шесть классов казенного училища и, возможно, так же, как и отец, шил бы «толстовки» и косоворотки на чужое плечо, если бы не революция. Он вступил в Красную гвардию. Во время оккупации Одессы интервентами ушел в подполье, был арестован, бежал и пробился к частям Красной Армии в городе Николаеве. Службу начал рядовым. Природный ум, хватка и ораторские способности не остались незамеченными командирами. В феврале 1919 года его назначили на должность политработника 1-го Николаевского советского полка. В декабре 1919 года Люшков возглавил политотдел 2-й бригады 57-й стрелковой дивизии, и здесь в его судьбе произошел резкий поворот. В июне 1920 года он был направлен на службу в Особый отдел ВЧК по 57-й дивизии.
К 1924 году Люшков сменил одиннадцать должностей и помотался по многим уездным городкам юго-западной Украины, пока судьба не свела его с М. Леплевским. Сын официанта из харьковского ресторана, он, как и Люшков, поднялся на гребне революционной войны. К моменту их встречи Леплевский занимал высокую должность в ГПУ Украины и был награжден орденом Красного Знамени. Они быстро сработались. В должности начальника Проскуровского окружного отделения ГПУ, замыкавшегося на Подольский губернский отдел, которым руководил Леплевский, Люшков проявил себя как «способный агентурист и умелый разработчик контрреволюционного элемента». Он знал, как «развернуть показания» арестованных, чтобы «дело получило резонанс».
При поддержке Леплевского, а затем Ягоды Люшков сделал карьеру. К началу «Большого террора» ему было присвоено генеральское звание комиссара госбезопасности 3-го ранга. 29 августа 1936 года его назначили на должность начальника УНКВД громадного Азово-Черноморского края. Нарком Ягода поставил перед ним задачу: убрать авторитетного секретаря крайкома Б. Шеболдаева и «зачистить» местные партийные организации, «засоренные троцкистским и оппортунистическим элементом».
Люшков, прибыв на место, принялся плести вокруг Шеболдаева плотную оперативно-осведомительскую сеть. Тот оказался тертым калачом, по-крупному нигде не подставился. Люшков зашел к нему с другой стороны: начал разработку его ближайшего окружения Белобородова и Глебова. Осведомители ловили каждое неосторожно оброненное ими слово в адрес Сталина и критические высказывания в адрес «генеральной линии». Сын портного знал, как «шить» политические дела, и к ноябрю 1936 года, помимо «троцкистов и зиновьевцев» Белобородова и Глебова, в тюрьме УНКВД оказалось свыше двухсот человек.