Поскольку дом Бендера, этакого местного олигарха, был самым большим и уютным в селе, там и стали срочно готовить несколько комнат, обставляя их со всей возможной роскошью, какой только Бендер располагал. Срочно собрали несколько народных хоров, и они принялись репетировать на гумне того же Бендера. На домах вывесили национальные флаги, у кого только нашлись, улицы выстлали свежескошенной травой, чтобы не пылило. Отобрав лошадей получше, сформировали даже почетный конный конвой с вплетенными в гривы коней лентами.
(Ох, небедное было село, судя по описаниям)
Срочно стали искать, кто тут самый старший по чину государственный чиновник, которому и предстояло приветствовать столь неожиданно объявившуюся царевну, сельский староста, по мнению местной «элиты», был все же простоват для столь почетной миссии. Самым старшим по чину оказался местный почтмейстер (он же начальник почтово-телеграфной конторы) Дмитриев. Он в полном парадном мундире и встал навытяжку у крыльца дома Бендера, а за спиной у него робко теснилась прочая местная власть.
Под вечер на окраине села запели гимн «Боже, царя храни», и покатилось волнами могучее «Ура!» показался экипаж царевны, сопровождаемый конным конвоем (конечно, тем самым, сельским).
Своего конвоя у высокой гостьи не оказалось: с ней вообще не было ни единого свитского придворного, ни единого охранника. В полном одиночестве ехала на взятых в земской управе лошадях в легком пальтишке летнем, в простом платочке, с повязкой Красного Креста на рукаве. Житель столиц моментально задумался бы: очень уж непрезентабельный вид у столь высокой гостьи, неведомо откуда объявившейся в саратовских краях в полном одиночестве
Однако на селян всех имевшихся сословий словно некий гипноз напал. Почтмейстер в парадной форме торжественно отдал рапорт. Царевна взирала по сторонам довольно милостиво, правда, небольшое замечание все же сделала: по ее мнению, в селе слишком много собак, облаявших ее коляску при въезде.
(Один из верноподданных, далеко не самый бедный обитатель села, услышав такое, тут же кинулся домой и велел передушить всех своих собак, причем не уличных бродяжек, а элитных псов бойцовской породы, славившихся на всю округу, в тех местах увлекались собачьими боями. О чем потом, правда, горько сожалел.)
Потом высокая гостья повелела незамедлительно собрать сельский сход. Собрали вмиг. Тогда приезжая произнесла короткую, но очень патриотичную и эмоциональную речь. Напомнила, что в это самое время в окопах сражаются храбрые русские солдатики, что она сама, можно сказать, только что с передовой и своими глазами видела нехватку многого. А потому она призывает немедленно организовать денежный сбор, пожертвовать, кто сколько может, на борьбу с врагом.
Слушали ее внимательнейше, а некоторые так умилились, что встали на колени. Староста с выборными от «опчества» бросился собирать деньги, а царевну тем временем пригласили откушать чем бог послал.
И местные купцы, и интеллигенты, и уж тем более тот самый фабрикант Бендер, хоть и провинциалы, имели некоторое представление, как воспитанные люди ведут себя за столом в обществе себе подобных. Поведение царевны противоречило и минимуму застольного этикета: она уселась за стол, не снимая пальто, со столовыми приборами управлялась крайне неуклюже, бутерброды в рот пихала руками, с соседями разговаривала с набитым ртом. Самое смешное, что и после этого зрелища никто не забеспокоился и не засомневался: гостья, старательно жуя, как-то ухитрялась всех уболтать.
Первым мысленно сыграл тревогу парень простой, обычный сельский урядник, приглашенный за стол в качестве самого высокого здесь чина местной полиции. Когда «великая княжна» прочистила нос пальчиком, а потом безмятежно вытерла его о скатерть, он не выдержал. Никогда не видел царевен, но, скорее всего, подозревал, что они должны вести себя как-то иначе.
Потихонечку выскользнул из дома и послал верхового к начальству уездному исправнику. Тот прискакал, когда ужин еще не кончился. И без особого трепета поинтересовался у высокой гостьи, как раз выходившей из-за стола: а не найдется ли у нее какого-нибудь документика, удостоверяющего личность?
Гостья изволила разгневаться не на шутку и принялась стращать, что вмиг отправит наглеца в окопы, на передовую. Исправник оказался не робкого десятка: еще раз потребовал документы, а когда и на сей раз их не увидел, без церемоний объявил, что задерживает «высокую персону» до выяснения личности.
Задержали. С помощью женщин обыскали. Под пальто оказалось грязное, заношенное до дыр платье и такое же белье, а в карманах паспорт на имя крестьянки Базарновой, двадцати шести лет, а также деньги шестьдесят два рубля с копейками.
Тут уж ее начали допрашивать без тени великосветского этикета, соответственно обозначенному в паспорте крестьянскому сословию. Она быстро призналась, что подобную аферу сбор денег для «героических солдатиков» уже успела провернуть в нескольких соседних селах, по одной и той же методике: сама посылала телеграмму, а потом возникала чуть было не написал «во всем блеске», но вот блеска-то как раз и не было, наоборот
Можно себе представить, что чувствовали и какие слова произносили про себя жители Голого Карамыша от захудалого крестьянина до фабриканта Бендера. Хотя, по большому счету, винить тут требовалось исключительно самих себя. Если бы не расторопный урядник, могла и смыться с очередными «пожертвованиями»
Дело разбирал Камышинский уездный суд. Базарнова отделалась относительно мягко ей дали два года исправительного отделения тюрьмы, а найденные при ней деньги передали в Красный Крест. Положительно не тот, что в прошлые столетия, стал самозванец, измельчал. Чуть позже мы встретимся еще с одним таким мелким, выдававшим себя за особу императорского дома. А пока, прежде чем перейти к рассказу о сыскной полиции и самых знаменитых русских сыщиках, затронем тему тоже небезынтересную коррупцию в русской полиции. Этому злу в нашем цикле внимания уделено было немало, найдется что рассказать и о полиции
Глава четвертая
Глава четвертая
На свой карман
Когда появилась полиция, появилась и коррупция (речь не только о России, тут все хороши). Скажу сразу: ради экономии места я в дальнейшем буду именовать «коррупцией» все виды полицейского лихоимства, от взятки до казнокрадства. Так проще.
Поскольку в рассказе об истории русской полиции мы добрались до времен Александра II, времен реформ, о них и пойдет речь. Ну что, реформы Никогда, нигде, ни в одной стране (за исключением современного Сингапура) коррупцию всех видов не удавалось искоренить полностью.
Так обстояло и во времена Александровских реформ. С давних пор в нашем Отечестве повелось: взятки и поборы со стороны полиции четко делились на две категории: «сделка с совестью» и «сделка с самолюбием». Первое означало, что за деньги полицейский чин сделает (или, наоборот, не сделает) нечто такое, что подпадает под категорию «злоупотребление служебными обязанностями». Ну, скажем, замнет уголовное дело, не доводя его до суда, изничтожит протокол, крайне неприятный для торговца, ресторатора (или просто набуянившего в ресторане и побившего там зеркала и официантов гуляки), закроет глаза на нарушения в работе магазинов, «общепита» или каких-то других заведений регламентов много, но нарушают их часто едва ли не все.
«Сделка с самолюбием» нечто качественно иное. Иначе это называлось еще «праздничные деньги». По большим праздникам (главным образом на Пасху и Рождество) практически все полицейские чины участка, от городового до пристава, с раннего утра пускались в долгие обходы с «поздравлениями со светлым праздничком». Субординация соблюдалась строго: чем выше в чине был полицейский, тем более зажиточные «клиенты» ему доставались. Денежная благодарность за поздравления опять-таки учитывала субординацию: городовому порой хватало доброй рюмки водки, вынесенной на подносе в прихожую, да серебряного рубля, околоточному уже полагалась трешка пятерка, ну, а когда речь шла о частном приставе, тут уже доходило и до сотенных.
Как ни цинично это звучит, но «поздравления» превратились прямо-таки в национальную традицию, к которой с полным пониманием относились и поздравляемые, не видевшие в этом ничего обременительного или удручающего: ну что поделать, обычай такой, не нами заведено, не на нас и кончится. В некоторых областях жизни Россия страна обычаев и традиций не менее, чем Англия
Соответственно, и отношение высокого полицейского начальства к этим двум видам сделок было разным. Со «сделками с совестью» не так уж редко боролись довольно жестко, и нередки случаи, когда попавшийся попадал за решетку или увольнялся с позором. А вот «сделки с самолюбием» не преследовались вообще (правда, очень редко бывали и исключения). Начальство к ним относилось в точности как поздравители с поздравляемыми старая добрая традиция, что поделать, не вымогательство же, обыватели сами дают
Ситуация резко изменилась с приходом на пост обер-полицмейстера (ставшего потом градоначальником) Ф. Ф. Трепова. Человек безукоризненной честности (в чем только его не обвиняли злые языки, но и самые ярые недоброжелатели ни разу не заикались насчет коррупции), он развязал нешуточную борьбу и против «сделок с самолюбием». Сохранился его приказ по этому поводу, который, думается мне, ради передачи колорита эпохи следует привести целиком.
«Во всеподданнейшем докладе моем о необходимости и способах преобразования столичной полиции я счел долгом, между прочим, представить Его Императорскому Величеству, что чины полиции, получая скудное содержание, по необходимости существуют приношениями от частных лиц, известными под именем праздничных денег. При этом выражено мною, что такой порядок вознаграждения служащих роняет достоинство полиции в общественном мнении, стесняет чинов ее в преследовании нарушений закона, поставляя их в зависимое от частных лиц положение, словом, составляет неизбежную причину нравственного растления полиции и источник глубокого зла.
Государь Император, признав этот взгляд на праздничные деньги вполне основательным, Высочайше соизволил на увеличение содержания чинов полиции в такой мере, что скромное безбедное существование на службе сделалось для них возможным и по тому самому, безукоризненное исполнение долга безусловно обязательным. Таким образом, не одно вымогательство, но и принятие ими добровольных от частных лиц приношений становится уже в настоящее время преступлением и будет преследуемо мною со всей строгостью.