Увы, так уж издавна повелось и не только в России, что попытки взывать к совести сплошь и рядом результатов не дают, а если и дают, то мизерные. Дворянство продолжало всячески отлынивать от докучливых обязанностей «блюстителей порядка», выбирая в заседатели тех, кто, как говорится, не успел увернуться. По тем же причинам, что и военные, помещики отнюдь не горели желанием отдавать в десятские и сотские «справных хозяев», предпочитая избавляться от бесполезных в хозяйстве лентяев (к тому же не пользовавшихся ни малейшим уважением односельчан). Да и нисколько не зависевшие от помещиков государственные крестьяне сами при любой возможности старались увильнуть от очередной повинности. По тем же мотивам, что и дворяне: хлопот и обязанностей множество, а жалованье ничтожное. Толкового, справного мужика эта «повинность» отвлекает от хорошо налаженного хозяйства. А лодыри и бездельники, стремившиеся пощеголять с медной бляхой на груди и получить хоть крохотную, да властишку над односельчанами Ну, легко представить, какие из них получались полицейские кадры.
В общем, меры морального воздействия на дворян особого успеха не принесли. Что до крестьян на них вообще не пытались морально воздействовать. На дворе стояло крепостное право, и подобное воздействие попросту никому не пришло бы в голову, как нам никогда не придет в голову читать мораль своему электрочайнику. Так что сельская полиция оставалась самым слабым звеном в системе, работая по регламентам, установленным еще в 1775 году.
На смену моральному воздействию пришло материальное. Служащим сельской полиции (крестьян это не касалось) подняли оклад. На должности сотских и десятских разрешили брать отставных солдат, что слегка поправило дело: во-первых, солдат (особенно тогдашний, «воспитывавшийся» самыми жесткими мерами) был привычен к дисциплине и порядку, а во-вторых, служили тогда по двадцать пять лет, и отставник начисто отвыкал от крестьянского труда, так что хлопоты и в хозяйстве его ничуть не занимали. Ну, и психология вдобавок: еще с петровских времен солдат привык считать себя выше «сиволапого мужичья», так что с превеликой охотой в случае чего «тащил и не пущал».
Все равно этого было недостаточно еще и оттого, что на уезд с населением порой тысяч в сто населения приходилась буквально горсточка полицейских служителей, то и дело вынужденных, кроме выполнения своих прямых обязанностей, отвлекаться на выполнение всевозможных поручений губернатора.
И тогда министр внутренних дел граф Блудов (один из крупнейших государственных деятелей своего времени) составил проект реформ, утвержденный императором в 1837 году. Каждый уезд разделили на несколько «станов», и в каждом из них был становой пристав, а в подчинении у него рассыльный (скорее выполнявший чисто полицейские функции) и десятские с сотскими. Пристав должен был постоянно жить на своем участке, для чего ему выделяли деньги на строительство дома. Эта система оказалась настолько эффективной, что просуществовала (с некоторыми изменениями и дополнениями) до революции.
Реформы касались и городов. Теперь городские полицейские команды комплектовались либо из солдат, негодных к строевой службе (но вполне физически годных для несения службы полицейской), либо из отставных солдат и унтеров, тщательно проверявшихся на пригодность. На территории каждой части (то есть пяти-шести кварталов) появились полицейские будки, где постоянно жил с семьей «будочник», тогдашний постовой, да вдобавок хватало места, чтобы разместить при необходимости усиленный ночной полицейский наряд.
Тогда же зашла речь о создании (точнее, воссоздании) сыскной полиции как специализированного органа, но вот этот проект не осуществили. Возможно, еще и потому, что криминогенная обстановка в столицах, по нашим меркам, была прямо-таки смешной. В Москве в середине XIX века в год происходили 56 убийств, 23 грабежа и разбоя, около 400 случаев мошенничества и 700 краж (при тогдашнем населении Москвы в 370 000 чел.). Раскрываемость составляла примерно две трети, а по убийствам и грабежам порой бывала стопроцентной. В Санкт-Петербурге было совершено в 60 раз меньше краж, чем в Лондоне (правда, в Лондоне было в три раза больше жителей, но все равно на фоне англичан Россия смотрелась неплохо). Так что пока в сыскной полиции не видели нужды, обходились мерами, о которых я подробнее расскажу позже, в главе, специально уделенной сыщикам.
Тогда же зашла речь о создании (точнее, воссоздании) сыскной полиции как специализированного органа, но вот этот проект не осуществили. Возможно, еще и потому, что криминогенная обстановка в столицах, по нашим меркам, была прямо-таки смешной. В Москве в середине XIX века в год происходили 56 убийств, 23 грабежа и разбоя, около 400 случаев мошенничества и 700 краж (при тогдашнем населении Москвы в 370 000 чел.). Раскрываемость составляла примерно две трети, а по убийствам и грабежам порой бывала стопроцентной. В Санкт-Петербурге было совершено в 60 раз меньше краж, чем в Лондоне (правда, в Лондоне было в три раза больше жителей, но все равно на фоне англичан Россия смотрелась неплохо). Так что пока в сыскной полиции не видели нужды, обходились мерами, о которых я подробнее расскажу позже, в главе, специально уделенной сыщикам.
Но самые, пожалуй, масштабные реформы полицейского дела в России произошли при Александре II. Начали с сельской полиции: ее уездный глава, капитан-исправник, переименовывался в «просто» исправника. И отныне не избирался уездными дворянами, а назначался властями. Точно так же и должность станового пристава перестала быть выборной. Чуть позже ввели новую полицейскую должность урядника, занимавшего промежуточное положение меж становым приставом и сотскими с десятскими. Плюсом здесь было то, что урядник занимался чисто полицейскими обязанностями: предупреждением и пресечением преступлений, дознаниями по мелким уголовным делам, в то время как на других чинов уездной полиции было возложено немало «посторонних» функций управленческих, хозяйственных, санитарных и прочих (вспомним специфику тогдашнего МВД).
Самое интересное, что против введения должности урядника весьма даже горласто выступили тогдашняя «прогрессивная общественность» и «либеральная печать». Борьба с преступностью на селе их как-то не особенно и волновала, зато подвернулся удобный случай еще раз покричать о «произволе царизма» и «злоупотреблениях властью». Скромная фигура сельского урядника под пером иных либералов вырастала в некоего жуткого монстра. Так и писали: «Контингент урядников на две трети будет состоять из отбросов общества и в умственном, и в моральном отношениях». Поясню: урядников тоже набирали в основном из отслуживших свое солдат и унтер-офицеров они-то и были для господ либералов «отбросами общества» Отчего-то так уж издавна повелось, что наши либералы любят некий идеальный, вымышленный ими, не существующий в реальности народ, а к реальным его представителям относятся плохо и удостаивают не самых лучших эпитетов что мы наблюдаем и по сегодняшний день
Мало того! Те же либералы и прогрессисты наперебой протестовали против какой бы то ни было системы обучения урядников (вопреки собственным крикам о необходимости «просвещения народа»). Мотивы? Получив образование, урядники будут «считать себя выше крестьян, будут еще больше злоупотреблять своим положением и если раньше удовлетворялись тем, что брали с крестьян на штоф, то теперь будут брать на ведро водки» (цитаты из либеральных журналов тех лет). При этом никаких рецептов, никаких методов решения проблемы интеллигенция (за прошедшие сто пятьдесят лет не изменившаяся нисколечко) не предлагала вовсе: главное было погромче прокричать что-нибудь «против управительственное».
Какая-то небольшая доля правды в этом была: отставные солдаты и унтера и в самом деле не были образцом культуры и грамотности, а в законах разбирались плохо. «Гимназиев не кончали», одним словом. Это прекрасно понимали и в МВД, но там занимались не пустопорожней болтовней, а делом.
Уже на следующий год в МВД была подготовлена так называемая «Справочная книжка полицейского урядника» по сути, самый настоящий учебник. Там были примеры законного решения разнообразных ситуаций, с которыми урядник мог столкнуться по службе, образцы различных документов, рекомендации, как следует добиваться «исполнения закона или полицейского распоряжения твердо и настоятельно, но отнюдь не грубым или обидным образом». Специальный отдел учебника был посвящен примерам образцовых действий конкретных урядников в общении с населением, предотвращении преступлений. Эта «книжка» вручалась каждому уряднику при поступлении на службу, и он должен был ее изучить, как «Отче наш», «экзамены» принимал становой пристав.
Еще через год в Перми открылась первая в России школа обучения полицейских урядников (следом в других губерниях стали открываться все новые и новые). Учили там три месяца, и учили всерьез: три раза в неделю слушатели изучали законоведение, всевозможные уставы, руководства по производству дознаний и организации расследования преступлений. Поскольку урядникам приходилось составлять не только протоколы, но и множество других бумаг, много внимания уделялось русскому языку: диктанты, изложения, упражнения в составлении всевозможных рапортов по начальству и других официальных бумаг. Занятия проводили старшие полицейские офицеры, служащие губернских учреждений, преподаватели местных учебных заведений, представители прокуратуры и суда. Еще три дня в неделю отводилось на практические занятия: «курсантов» отправляли в уездные полицейские учреждения, губернаторскую канцелярию, губернский суд, чтобы на практике ознакомились с деятельностью государственных учреждений, и не только тех, что имели отношение к полиции и юстиции.
Еще раньше появился институт судебных следователей, которым передали проводившееся ранее полицией предварительное следствие. Полиция теперь могла вести только первичное дознание «посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением, не производя ни обысков, ни выемок в домах». Да и эти действия полицейские могли производить только в том случае, «когда до прибытия судебного следователя следы преступления могли изгладиться». Потом все материалы дознания полиция передавала судебному следователю и выполняла его поручения по тому или иному делу, если была такая надобность.