Нужно было и здесь многое менять, и решительно. А поскольку такие вещи никогда не происходят сами по себе, инициатором серьезных реформ стал обер-полицмейстер Санкт-Петербурга Федор Федорович Трепов, человек интереснейший, незаурядный, но, к сожалению, изрядно очерненный как современниками, так и особенно борзописцами советских времен
Самое интересное, что при жизни Трепова в «обществе» долго и упорно кружила сплетня, будто он незаконный сын императора Николая I. И продержалась она до наших дней (это утверждение можно встретить и в книгах современных исследователей). Вот только никто отчего-то не дал себе труда сопоставить даты и проделать простейшие арифметические вычисления ни современники Трепова, ни наши современники. Трепов родился в 1809 году (а по другим данным, и вовсе в 1803 году), а Николай в 1796 году
Откуда пошла эта байка, сказать трудно. Возможно, дело еще и в том, что внешностью Трепов (о чем читатель сам может судить по портрету) был крайне похож на императора, но мало ли на свете похожих людей? Возможно, ею в те времена пытались объяснить серьезный карьерный взлет человека, не имевшего в «высших сферах» ни знакомств, ни протекции.
На самом деле Трепов сын захудалого дворянина, отставного чиновника не столь уж высокого класса, жившего в Царстве Польском (принадлежавшей тогда Российской империи части Польши). И внук обер-офицера. Возможно, последнее обстоятельство и повлияло на выбор жизненного пути: в 1831 году Трепов подал прошение о зачислении его вольноопределяющимся в Новгородский Кирасирский Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елены Павловны полк. А буквально через два дня после зачисления уже воевал с польскими мятежниками. И воевал неплохо: за отличие в одном из сражений произведен в унтер-офицеры, за отличие в другом получил солдатского Георгия 4-й степени и чин корнета (соответствует армейскому подпоручику). За храбрость при штурме Варшавы награжден орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» (носившимся на эфесе холодного оружия).
Военная карьера у него задалась. Трепов рос в чинах и наконец произведенный в полковники, в 1860 году был назначен варшавским обер-полицмейстером. Буквально через год после этого во время очередного бунта (в Варшаве на этот раз вылившегося всего-навсего в уличные беспорядки, а не вооруженный мятеж, как тридцать лет назад) был контужен булыжником в голову, год провел в отпуске на лечении, а потом вновь вернулся в Варшаву, уже начальником одного из округов Корпуса жандармов.
О его личной храбрости свидетельствует случай с покушением на Трепова средь бела дня, на варшавской оживленной улице. Уже зная, что Жонд (типа подпольного «правительства») приговорил его к смерти, генерал продолжал ходить по городу без охраны. Однажды утром на него бросились сразу пятеро один с топором, четверо с кинжалами (должно быть, с более серьезным оружием у гоноровых панов было туговато). Тот, что с топором, и нанес удар сзади, но лезвие лишь слегка задело ухо. Ничуть не растерявшись, Трепов моментально отобрал у нападавшего топор и сам пару раз чувствительно приложил ему обухом. Видя такое дело, остальные четверо побросали кинжалы и самым пошлым образом разбежались
Рана была пустяковая, и вскоре Трепов стал генерал-полицмейстером Царства Польского, а в 1866 году санкт-петербургским обер-полицмейстером (в 1873 году должность начальника городской полиции стала именоваться иначе «градоначальник».)
(Отчего порой и до сих пор возникают забавные недоразумения. Там и сям не особенно сведущие в истории журналисты именуют «градоначальником» мэра. Между тем в описываемые мною времена тот, кого мы сегодня называем мэром, именовался «городской голова» (глава выборной городской думы), а градоначальник это именно что начальник полиции города.)
За двенадцать лет службы в Петербурге Трепов провел немало серьезных реформ: полностью реорганизовал полицию, увеличил полицейским оклады (чтобы, насколько возможно, избавиться от взяток и коррупции), создал не существовавшие прежде службы: Сыскную полицию (подробный разговор о которой еще последует), Речную полицию (из откомандированных морских офицеров и отставных матросов), наконец, Охранное отделение. Немало сделал для благоустройства города, занимался водопроводом и канализацией, налаживал освещение улиц, руководил работами по починке мостовых и уборке снега.
Между прочим, очистка города от снега не столь уж смешное и несерьезное дело, как может показаться. По извечной русской лености дворники старались себя особенно не утруждать, и прохожим часто приходилось пробираться по улицам форменным образом по колено в снегу. Снег со дворов (обычно испачканный чем попало) полагалось вывозить далеко за город и сбрасывать в Москву-реку, но это опять-таки означало лишние хлопоты. Домовладельцы (от мелких до весьма солидных) обычно смотрели на это сквозь пальцы. А потому по приказу Трепова их стали штрафовать, как говорится, невзирая на чин.
Вот образец служебной телеграммы Трепова: «Убрать с улиц снег и лед в три дня. Повторять не стану. Взыскать сумею». Что характерно, через три дня от льда со снегом и следа не осталось Кстати, именно Трепов обустроил в Петербурге «конно-железную дорогу» знаменитую «конку».
Есть интересное мнение, изложенное в записках петербургского полицмейстера Ф. Ф. Дубиссы-Крачака, почти четверть века прослужившего в столичной полиции. Оно касается как раз убийства народовольцами Александра II и той роли, которую в его предотвращении мог бы сыграть Трепов
«Покойный Ф. Ф. Трепов счел бы за оскорбление, за наказание для себя, если бы помимо его сопровождение государя в поездках по городу было поручено кому-либо другому, а не лично ему. И, конечно, Трепов не дозволил бы государю осматривать раненого казака, а если это уже и было непременным желанием царя, то сумел бы охранить монарха от вторичного покушения, ибо для прозорливого полицианта, каким был Трепов, не было бы ни малейшего сомнения в том, что неудача первой бомбы не есть еще окончание покушения. И эта охрана была так проста и так возможна, даже непреложна, ибо в момент первого разрыва снаряда из Михайловского манежа возвращалось Константиновское училище юнкеров, участвовавших в зловещем для государя параде в тот день, и стоило только оцепить юнкерами то место, где началась катастрофа, и жизнь государя была бы спасена»
В этом мнении есть большой резон. Действительно, второй бомбист, Гриневицкий, смог подойти к императору вплотную и швырнуть ему бомбу буквально под ноги исключительно оттого, что никто из сопровождавших царя полицейских чинов не озаботился оттеснить подальше всех посторонних. А вот Трепов, имевший долгий и серьезный опыт и жандармской, и полицейской службы, скорее всего, действовал бы совершенно иначе. Вот только к этому времени он был уже в отставке, жил в Киеве после истории с покушением Веры Засулич «прогрессивная общественность» и «либералы» добились того, что он сам подал в отставку
В этом мнении есть большой резон. Действительно, второй бомбист, Гриневицкий, смог подойти к императору вплотную и швырнуть ему бомбу буквально под ноги исключительно оттого, что никто из сопровождавших царя полицейских чинов не озаботился оттеснить подальше всех посторонних. А вот Трепов, имевший долгий и серьезный опыт и жандармской, и полицейской службы, скорее всего, действовал бы совершенно иначе. Вот только к этому времени он был уже в отставке, жил в Киеве после истории с покушением Веры Засулич «прогрессивная общественность» и «либералы» добились того, что он сам подал в отставку
Влиятельных врагов, недоброжелателей и завистников у него хватало и в тех самых «высших сферах», и среди других сословий. На этом основании тогда же кое-кто делал выводы (порой дословно повторяющиеся в наши дни): Трепова в Петербурге ненавидели.
Были ненавистники, да. Вот только кто? Тут уж следует обратиться к воспоминаниям видного правоведа А. Кони (причем изрядного либерала, которого никак нельзя назвать таким уж доброжелателем Трепова): «Будучи назначен на эту должность в 1866 году, он нашел петербургскую полицию в полном упадке. Его ближайшие предшественники играли роль начальства, но почти не заботились о правильной организации полицейского порядка в столице и о надзоре за ним. Петербургская полиция, в лице многих из своих чинов, дошла до крайних пределов распущенности и мздоимства. В противоположность своим предшественникам, Трепов прошел в должности варшавского генерал-полицмейстера хорошую практическую школу и явился в Петербург с запасом богатого опыта. Он очистил состав полиции, переименовал и обставил ее членов прилично в материальном отношении. Подвижный, энергичный, деятельный, во все входящий, доступный и участливый к нуждам обращавшихся к нему лиц, Трепов вскоре стяжал себе между простым народом чрезвычайную популярность».
Так что круг недоброжелателей Трепова, безусловно, не стоит распространять на «весь Петербург». В первую очередь его ненавидели вышвырнутые со службы нечистые на руку полицейские, домовладельцы, вынужденные платить большие штрафы за тот свинарник, что развели у себя во дворах (в том числе, повторяю, и люди очень даже небедные). А вот простой народ не мог не помнить, к примеру, историю с дровами. «Когда однажды цена на дрова в столице подскочила с 4 руб. до 7, что ударило, прежде всего, по беднейшим жителям, Трепов распорядился закупить необходимое количество дров и продавать по старой цене».
Трепов умер в 1889 году. Последующее показывает: его имя стали умышленно погружать в небытие. Никаких случайностей. Я просмотрел несколько дореволюционных энциклопедических словарей, в том числе самый серьезный многотомник Брокгауза и Ефрона. Фамилии Трепова нет нигде. Как будто и не было человека, приложившего столько трудов для развития русской полиции. Случайностью это никак не объяснишь
В советское время ситуация усугубилась: Вера Засулич считалась героиней, а Трепова иначе как «царским сатрапом» не именовали, его биографией и деятельностью на посту градоначальника не интересовались совершенно. Пару добрых слов о нем можно было прочесть разве что в собрании сочинений Кони, изданном в 60-е годы прошлого века, но широкому читателю оно не предназначалось.
И уж тем более не издавались записки полицмейстера Дубиссы-Крачака, давшего Трепову такую оценку: «Таких градоначальников долго будет дожидаться Петербург; Трепов был не заурядный человек, а положительный гений, и если он проявил дар свой только на должности санкт-петербургского градоначальника, то лишь потому, что по этому пути направилась звезда его; на всяком другом пути он был бы столь же заметен». У полицмейстера была репутация человека критического склада ума, не склонного к пустым похвалам и ненужной лести, да и написано это уже гораздо позже смерти Трепова