Звоночек нам интересный поступил, сообщил мне следователь Сергеев, когда я, запыхавшись, вбежала в его кабинет. Гражданин Улугбеков, служащий кинологом в исправительной колонии номер один в Брянской области, утверждает, что обнаружил у одной из их собак клеймо с номером, совпадающим с тем, что мы прислали им по ориентировке. Собака годовалая немецкая овчарка по кличке Найда поступила к ним на обучение по просьбе гражданки Силаевой Тамары Андреевны. А, Инна? Как вам такой поворот событий? Сергеев расплылся в довольной улыбке. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь.
Я же, не в силах сдвинуться с места, только покрепче вцепилась пальцами в край его стола.
С Силаевой мы, конечно, уже связались, продолжал он и, взглянув на наручные часы, добавил: Вот-вот прибудет. Ну, теперь ей не отвертеться. И свидетельские показания у нас есть, и живое доказательство, так сказать, будет.
А когда начала я и откашлялась, услышав, как хрипло звучал мой голос. Когда я смогу поехать за ней?
Да вы не спешите, принялся увещевать меня Сергеев. Сейчас мы допросим Силаеву, сделаем официальный запрос
Я Мне невыносима была мысль, что теперь, когда Буня нашлась, я снова должна терять время на бюрократическую волокиту. Послушайте, решительно подступила я к Сергееву. А может, вы выпишете мне разрешение на посещение колонии? Я все равно собиралась ехать туда снимать репортаж. А так мне главный быстрее командировку утвердит, и я смогу сразу забрать Буню.
Сергеев помялся несколько минут, перебрал на столе какие-то бумаги, а потом пожал плечами.
Что ж, разрешение-то выписать можно Тут вот в чем дело
Я же, не дослушав, мотнула головой:
Выпишите, пожалуйста. Я вас очень прошу! С остальным я сама разберусь.
Через полчаса, собрав все необходимые бумаги, я летела по коридору здания полиции к выходу. Внутри у меня все замирало, мне не хотелось терять ни минуты. Я уже представляла себе, как ловлю такси, несусь в редакцию и бухаю на стол перед главным подписанное полицейским чином разрешение на съемку репортажа в исправительной колонии номер один. А потом ловлю нашего оператора Дюшу, запрыгиваю вместе с ним в редакционную «Газель» и мчусь, мчусь по шоссе на встречу с моей Буней.
Но тут одна из боковых дверей отворилась, и навстречу мне вышла не кто иная, как моя бывшая свекровь, Тамара Андреевна. Этой женщины, одно имя которой вызывало у меня прилив острой ненависти, я не видела с лета. В общем-то с нашей последней встречи она не сильно изменилась, вот разве что лицо ее, такое уверенное, решительное раньше, теперь казалось встревоженным, едва ли не испуганным если, конечно, эта железная баба вообще умела бояться чего бы то ни было. Я хотела проскочить мимо нее, не останавливаясь, чтобы не портить охватившего меня радостного волнения. Но Тамара Андреевна сама окликнула меня.
Инна! начала она, подступая. Послушай, я хотела тебя попросить
Что-о? недоверчиво протянула я.
У меня в голове не укладывалось, что после всего произошедшего эта дрянь еще имела наглость обращаться ко мне с просьбой.
Ты ведь уже знаешь, где искать собаку, продолжала меж тем Тамара Андреевна. И теперь, после ранения, спокойно сможешь ее забрать, никто на нее претендовать не станет.
Ка какого ранения? прошелестела я.
А тебе не сказали? вскинула брови экс-свекровь. Найда задержала зэка при попытке побега, отлично себя проявила, но вот, к сожалению, получила ранение заточкой. Но ты не беспокойся, она жива и вполне здорова. Только для службы больше не годится. А значит, тебе ее отдадут, никто не станет препятствовать
Видимо, лицо мое побледнело, потому что Тамара Андреевна обеспокоенно взглянула на меня и осведомилась:
Тебе нехорошо? Здесь душно. Может, на воздух?
Я помотала головой и сдавленно пробормотала:
Что вам от меня нужно?
Инна, снова подступила та, забери свое заявление. Зачем нам с тобой эти сложности? Я Да, наверное, я была не права, поступила необдуманно. Не оценила, как вы с Найдой привязаны друг к другу, хотела воспитать ее как настоящую служебную собаку. Но, видимо, в ней все же от природы заложены были не совсем подходящие качества, раз она допустила, что кто-то смог ее ранить. Я я готова извиниться перед тобой, постараться загладить ущерб. И Найду ты скоро заберешь Что? не расслышав, переспросила свекровь. И, не дожидаясь ответа, продолжила с горячностью: Все постепенно уладится, а у меня от твоего заявления могут быть крупные неприятности. Ты уж, будь добра, забери его. Ну зачем нам эта бюрократия? Тем более теперь, когда все скоро устаканится.
Оправившись от первого шока, я почувствовала, как меня захлестывают ярость, ненависть, гнев с такой силой, как никогда раньше. Наверное, то же самое испытывала моя Буня, когда гналась за тем ранившим ее зэком. Всем своим существом я хотела броситься на эту женщину, повалить ее, подмять под себя и вцепиться зубами и ногтями ей в глотку.
Я не заберу заявления, помотав головой, прорычала я. Я не отступлю и все сделаю, чтобы отплатить тебе за все, что ты сделала. Со мной и с Буней. Я приду на суд, я соберу все доказательства. Сделаю все, чтобы тебя выперли из кинологов, а лучше посадили. Ты меня поняла?
Должно быть, в глазах моих в эту минуту мелькнуло что-то страшное, потому что Тамара Андреевна, эта несгибаемая женщина, отшатнулась от меня, отлетела в сторону и зашипела, стукнувшись локтем о стену. Я же, вскинув подбородок, прошествовала мимо.
От охватившего меня в кабинете Сергеева восторженного нетерпения не осталось и следа. И все же нужно было спешить. У меня буквально внутри все переворачивалось, когда я думала о том, что моя собака где-то там без меня раненая, измученная, преданная. Я должна была ехать к ней как можно скорее.
«Газель» прыгала по ухабам, в промерзшее стекло било розоватое зимнее солнце. Оператор Дюша, тощий крючконосый парень, вел машину вперед, сверяясь с навигатором. А я, сидя на пассажирском сиденье, отогревала руки в рукавах куртки и все думала, что Буне сейчас уже должен быть год. Что она стала взрослой собакой. Крупной, умной, со сложившимся характером и привычками. Что с ней сейчас? Оправилась ли она от травмы? И как та на нее повлияла?
Я уже знала, что на Тамару Андреевну завели уголовное дело. Срок ей, правда, грозил условный, но звания кинолога МВД нашего с Буней врага должны были лишить. И почему-то меня грело это мстительное сознание того, что зло будет наказано.
Впрочем, о ней я думала мало. Больше о том, что скоро смогу забрать мою девочку, обнять ее, приласкать, отвезти домой. Вернуться в то время, когда мы с ней были так счастливы.
Колония, как и можно было ожидать, произвела на меня гнетущее впечатление. Собственно, я была к этому готова и потому лишь хладнокровно выполняла свою работу. Разумеется, мне не терпелось скорее начать задавать вопросы про Буню, но я решила, что для начала нужно выполнить задание телеканала и заодно поближе познакомиться с местным персоналом. Мы с Дюшей отсняли общие планы: бараки, административный корпус, актовый зал, где проходили концерты художественной самодеятельности, столовую. Взяли интервью у начальника колонии Белоусова, поразившего меня щеками, такими круглыми и розовыми, что не лезли в Дюшин объектив, поговорили с парочкой охранников. А потом я затребовала показать нам, как живут местные охранные собаки.
Зачем вам это? удивился похожий из-за своих щек на громадного младенца Белоусов.
Как вы не понимаете! принялась убеждать я. В репортаже необходима щемящая нотка, сухие факты оставят зрителя равнодушными. А собаки это всегда трогательно, мило
Трогательно? Мило? хохотнул он. Да вы представляете себе, что это за зверюги?
Мне было совершенно безразлично, посчитал ли он меня после этого выступления наивной городской девчонкой или балованной журналисточкой, привыкшей снимать исключительно сюжеты светской хроники. Я бы сыграла тут хоть черта лысого, лишь бы это дало мне шанс подобраться поближе к Буне.
Через несколько минут Белоусов, продолжая похохатывать и строить мне масленые глазки, видимо, решив, что такую сентиментальную чувствительную девицу, любительницу собачек, легко будет развести после работы на приятное совместное времяпрепровождение, привел меня к местному кинологу, суховатому киргизу с темно-желтым лицом и узкими внимательными глазами. Это, вероятно, и был тот самый гражданин Улугбеков, который сдал полиции Тамару Андреевну, и я немедленно прониклась к нему благодарностью. Стоически выслушав приказ начальника сопроводить московских корреспондентов к вольерам, кинолог, видимо привыкший к любым самодурским начальственным выходкам, понурив голову, повел нас к указанному месту.
Увидев вольеры и содержавшихся в них собак, я поняла, что, думая о судьбе Буни, опасалась совсем не того, чего стоило бы. Я боялась, что мою девочку держат в тесной холодной клетке, морят голодом. Теперь же увидела, что вольеры были просторными, отапливались и содержавшиеся в них собаки не выглядели изможденными. Однако же зрелище передо мной открылось совершенно жуткое. Это были дикие звери, загнанные под замок. Страшные, жестокие, без малейшего проблеска игривости, радости, жалости в глазах. По их глазам, по оскаленным пастям я поняла, что любая из них готова была наброситься на меня просто так, потому что любой человек для них, озлобленных и агрессивных, был враг. И содрогнулась от мысли, что моя добрая, ласковая, игривая Буня тоже могла стать такой. Что любое существо умное, любопытное и незлобивое по природе люди могли довести до такого озверелого состояния. Нет, «озверелый» неверное слово, ведь в природе животные не нападают друг на друга просто так лишь охотясь или защищаясь. А подобную утробную ненависть ко всему на свете способен воспитать в них только человек. Так кто же в нашем мире самый дикий, самый злобный и неуправляемый зверь?
Увидев вольеры и содержавшихся в них собак, я поняла, что, думая о судьбе Буни, опасалась совсем не того, чего стоило бы. Я боялась, что мою девочку держат в тесной холодной клетке, морят голодом. Теперь же увидела, что вольеры были просторными, отапливались и содержавшиеся в них собаки не выглядели изможденными. Однако же зрелище передо мной открылось совершенно жуткое. Это были дикие звери, загнанные под замок. Страшные, жестокие, без малейшего проблеска игривости, радости, жалости в глазах. По их глазам, по оскаленным пастям я поняла, что любая из них готова была наброситься на меня просто так, потому что любой человек для них, озлобленных и агрессивных, был враг. И содрогнулась от мысли, что моя добрая, ласковая, игривая Буня тоже могла стать такой. Что любое существо умное, любопытное и незлобивое по природе люди могли довести до такого озверелого состояния. Нет, «озверелый» неверное слово, ведь в природе животные не нападают друг на друга просто так лишь охотясь или защищаясь. А подобную утробную ненависть ко всему на свете способен воспитать в них только человек. Так кто же в нашем мире самый дикий, самый злобный и неуправляемый зверь?