Поспешим, сказал Ло Фенг. Еще не менее полусотни воинов за главными воротами. В привратном бастионе.
Быстрее! раздался голос одной из сестриц. Ворота будут открываться медленно. Мы собрали самострелы, будем стрелять сразу!
Сейчас, крикнула Гледа и шагнула к менгиру.
Что ты делаешь? воскликнул Ян.
Мне нужно успокоить кое-кого, пробормотала она и положила руки на грани.
Жар ушел почти мгновенно. Но спокойствие никуда не делось. Оно зашипело, как шипит раскаленный металл, опускаемый в черное масло. Из черной бездны оно обратилось в исполинскую гору. Сейчас, в этот миг, вбирая накопившуюся в священном камне силу, Гледа не только успокаивала затаившееся в ней существо, не только одаривала его неделями роста, не только исцеляла свои раны, она испытывала то, что, вероятно, испытывал умбра, обращаясь в жнеца. Становилась частью жатвы. Вбирала в себя силу и бесконечность. Или же вся эта бесконечность была ограничена только лишь Терминумом? Всесилие в заданных пределах? Да и ведь не умбра же она?
Быстрее! раздался голос одной из сестриц. Ворота будут открываться медленно. Мы собрали самострелы, будем стрелять сразу!
Сейчас, крикнула Гледа и шагнула к менгиру.
Что ты делаешь? воскликнул Ян.
Мне нужно успокоить кое-кого, пробормотала она и положила руки на грани.
Жар ушел почти мгновенно. Но спокойствие никуда не делось. Оно зашипело, как шипит раскаленный металл, опускаемый в черное масло. Из черной бездны оно обратилось в исполинскую гору. Сейчас, в этот миг, вбирая накопившуюся в священном камне силу, Гледа не только успокаивала затаившееся в ней существо, не только одаривала его неделями роста, не только исцеляла свои раны, она испытывала то, что, вероятно, испытывал умбра, обращаясь в жнеца. Становилась частью жатвы. Вбирала в себя силу и бесконечность. Или же вся эта бесконечность была ограничена только лишь Терминумом? Всесилие в заданных пределах? Да и ведь не умбра же она?
«Мама?»
Будь я проклят, донесся до нее голос Стайна.
Не проклинай, а это уже был ее голос. Ни себя, ни кого-нибудь еще.
Менгир пересекала одна большая трещина, от которой змеились мелкие. Было неясно, на чем он держался. Гледа взялась за луку седла и одним прыжком оказалась на лошади. Ран у нее больше не было.
Открывайте ворота, сказала она уверенно. За ними уже нет стражи.
Стражи за воротами действительно не оказалось. Тела стражников лежали и за большими воротами, мешая их створкам, и на камне небольшого крепостного двора, и даже на мосту. Кровь заливала все. А на скамье у начала моста сидел Унг и протирал какой-то тряпицей свой меч. Горло парня было зашито суровой ниткой, из-под которой сочилась сукровица.
Унг, твою мать вытаращил глаза Скур.
Нет, попробовал замотать головой и тут же схватился за шею недавний мертвец. Вынужден вас разочаровать. Унга уже нет.
Мортек прошептала Гледа, схватившись за сердце. Кажется, спокойствие покинуло ее только что. Лишь бы его не сменила участь ее матери.
К вашим услугам, поклонился, придерживая собственную голову, Мортек. Кстати, неплохое тело. И, что самое главное, никакого людоедства.
Из недр крепости донесся грохот. Менгир обрушился.
Черныш обнял своего коня Мортек.
Да, кивнул Ло Фенг. Это точно не Унг.
Глава двадцатая. Ясность
«Не бывает чистого неба во время дождя»
Пророк Ананаэл. Каменный заветО жатве как будто ничего не напоминало. Разве только чернявый энс, для которого Брет сторговал никудышную на первый взгляд лошаденку в первой же деревне, хотя и не преминул поворчать, мол, монеты не его, конечно, но это довольно странный каприз не только тащить за собой врага, но и покупать ему лошадь, мог бы и пешком пробежаться, а сдох бы, не велика потеря. Все же не на костре гореть. Рит отмахнулась от ворчливого ровесника, отнеся его недовольство к виденным им зверствам энсов, осмотрела лошадь, с удивлением поняла, что та немолода, но еще довольно крепка, обнаружила легкое недомогание у животного и хотела уже было лезть за снадобьем, кимрское нутро не давало ей покоя, сразу после Опакума еще на Волчьем выпасе собрала нужные травы, но Брет хмуро остановил ее:
Дал я уже укроп. Вздутие есть, конечно, но так и кормили ее Хозяин в зверя перекинулся, всю семью задрал, а брату его теперь не до лошади. Своей скотины полно.
Ты с лошадьми занимался? удивилась Рит.
Нет, буркнул Брет. Наставник был хороший. Торн Бренин. Помнишь такого? Раз в неделю обязательно вел на конюшню. Объяснял, показывал. Заставлял и навоз выгребать. Тот же Хода и то потел, но не ругался. Один раз спросил зачем это? Получил ответ, что если у тебя меч в порядке, а лошадь нет, то считай, что и меча у тебя не имеется, и больше не спорил. Так что Зачем он нам?
Рит оглянулась на сидевшего в седле со связанными руками энса, пожала плечами:
Не знаю. Но зачем-то нужен.
Ты видела, что они вытворяют? спросил Брет. На кучу порубленных стариков, женщин, детей никогда не натыкалась?
Я видела многое, ответила Рит. И была вместе с тобой в Опакуме. А до этого побывала на эшафоте. Этот не те. Может, он внутри такой же, но здесь он сразу оказался в болоте. И ему всего лишь семнадцать. Он младше тебя.
Из маленького дерьма вырастает большое, проворчал Брет.
Если не подкладывать, так и не вырастет, пожала плечами Рит.
И что ты собираешься с ним делать? спросил Брет. Я вроде за тобой должен присматривать, а не пленника по нужде отводить.
Я в присмотре не нуждаюсь, ответила Рит. Да и не самые лучшие из вас смотрители. От помощи не откажусь. И спасибо за нее. А с этим мальчишкой я собираюсь разговаривать. Надеюсь, что помогать ему облегчаться тебе долго не придется. Если он, конечно, не полный дурень.
Кажется, что полный, покосился на пленника, который уже шепотом, но продолжал сыпать проклятиями, Брет и махнул рукой. Эх, без Филии как без головы.
«Это точно», с тоской подумала про себя Рит и тронула лошадь.
То недолгое ощущение смешанного с болью утраты покоя, которое охватило ее, когда она ушла из Хойды и осталось одна, растворилось без остатка. На первой же стоянке, после того как Арикати был снят со столба, Рит отошла в сторону и подвязала к бутыли на животе сложенное полотенце. Она не знала, для кого старается, кто кроме Варги может следить за ее состоянием на каждом шагу долгого пути, но твердо решила нести возложенную на нее ношу, чего бы ей это ни стоило. Впрочем, сомнений в собственных намерениях у нее как раз и не было. Скорее ее беспокоило другое, не заподозрит же тот же Лур, что она пустышка? Рит даже подумала, не стоит ли ей изобразить тошноту или еще что-то, чем порой мучаются женщины на сносях, но потом решила не суетиться. У всех это дело проходит по разному, да и откуда знать тому же Луру или его соглядатаям, что наблюдаемый ими сосуд должен опустошить себя естественным или еще каким образом? Может быть, они полагаются на всесилие их божества, которое должно само определиться, как быть с уготованной ему ловушкой? Или рассчитывают на получение какого-то знака? Или же просто выжидают?
«Пока выжидают», отметила про себя Рит и в который раз принялась обдумывать произошедшее за последние дни и собственные планы на дни последующие, тем более, что по всем расчетам Перта становилась все ближе. Главное, в чем она как будто убедилась во Фьеле, заключалось в том, что Лур пока что принимает ее за ту, кем она старалась казаться. Она не знала, будет ли он продолжать устраивать ей кровавое кольцо, возможно, гибель Филии все изменила, и предстоятелю Храма уже не нужно гадать, кто из охраняемых особ представляет для него особую ценность, но некое установившееся напряжение ощущала. Даже Варга как будто вовсе перестал смотреть на нее, хотя и старался держаться поблизости. Ощутил некую ясность? Было бы неплохо понять, не получил ли он в дороге каких-то новых указаний? Что, если теперь его задачей стало убить Рит? Может быть, убить не теперь, а в случае ее очередного побега или раскрытия ее хитрости?
Она посмотрела на энса. На путь от болотного менгира до Перта должно было уйти полтора или два дня. Не самая долгая дорога для того чтобы, как сказал тот же Лон, увидеть самый красивый мост Берканы над самой дурацкой рекой, на другом берегу которой высится самый мрачный город союза пяти королевств. Но Рит не думала ни о мосте, ни о реке, ни о городе. Она пыталась разговаривать с пленником. Его лошадь была прихвачена длинным поводом к седлу лошади Хелта, который теперь держался вместо со своим отрядом перед Рит. Руки Арикати были связаны в запястьях. А он сам, скорчившись в седле, напоминал согнувшегося над слишком большим овощем сурка. Проклятия из него во всяком случае вылетали безостановочно, словно он хотел отгородиться ими от всего, что видит вокруг, пока Рит, наконец, не вытащила из-за ворота белый платок и не накинула парню на лицо, сказав ему на храмовом языке, что белой маски у нее для малолетнего глупца не припасено, так что пусть он довольствуется тем, что есть.
Арикати замолчал тут же. Или из-за того, что скрыл собственную личину, или из-за запаха Рит, которым была пропитана ткань. А потом впервые после долгих часов ее рассказов о жатвах, об истории Берканы, о падении проклятой звезды, об убийствах и священных камнях обратился к ней напрямую:
Зачем ты спасла меня?
Разве я тебя спасла? удивилась она. Может быть, я всего лишь заменила тебе легкую смерть в пламени обычной человеческой смертью? Ты это называешь спасением?
Зачем? не понял ее ехидства энс. Я должен понять.
А зачем ты надевал белую маску и убивал, если ты, конечно, убивал, ты уже понял? спросила она.
Я служил смерти, ответил Арикати. Пяти богам, пяти их вестникам и белому покрывалу безмолвия. Мир обреченный, мир сгорающий должен был уйти в пламя в чистоте. Чистота приходит, когда проливается поганая кровь.
Ты сейчас о каком мире говоришь? спросила Рит.
О своем мире, ответил энс.
А ты думаешь, что ты до сих пор в своем мире? поинтересовалась она.
Он ответил не сразу. Долго молчал, потом признался, что не уверен. И не потому, что, охраняя блистательный обелиск божественного перста, вдруг оказался пусть и рядом со священным камнем, но в каком-то болоте. А потому что все вокруг другое. И, что самое главное, здесь холодно.
Холодно? не поняла Рит, которая изнемогала от жары.