На одного, пожалуйста, ответила я бармену. Это был полноватый мужчина в рубашке, жилетке и галстуке с виноградными гроздьями.
Он кивком указал на крошечный квадратный столик в дальней части ресторанчика. Я присела и вдруг поняла, как сильно проголодалась. От этого осознания меня даже почти перестало колотить.
Я справлюсь. Смогу вести себя адекватно и что-нибудь съесть.
Я опустила портфолио на пол рядом с собой. Пламя свечи, стоявшей передо мной, колыхалось. Пока я изучала меню, помощник официанта молча принес мне воду в стакане из твердого пластика, в которой плавали два кубика льда.
Официантка доброжелательная девушка с темно-каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу, и золотыми сережками-кольцами приняла мой заказ: пасту зити и бокал домашнего красного вина. Я неплохо справлялась с поганой ситуацией, в которую угодила, пока официантка не вернулась и не опустила передо мной горячую пасту. «Точно такая же, как у мамы», подумала я. Только мама добавила бы сюда слишком много базилика, и бабушка начала бы жаловаться, и они препирались бы из-за этого до конца вечера
Мои глаза затуманились слезами. Грудь сдавило так, что я не могла протолкнуть воздух через горло. Я вскочила со стула и побежала по узкому коридорчику, который вел к туалетам. Дверь в женский оказалась заперта.
Мои глаза затуманились слезами. Грудь сдавило так, что я не могла протолкнуть воздух через горло. Я вскочила со стула и побежала по узкому коридорчику, который вел к туалетам. Дверь в женский оказалась заперта.
Черт.
Потеряв способность мыслить здраво, я побежала по слишком ярко освещенной кухне, сквозь пар, мимо посудомойки, от которой пахло моющим средством, и, распахнув заднюю дверь, вылетела в крошечный переулок. Вдоль него тянулся ветхий деревянный забор. Напротив ресторанчика стояли контейнеры для мусора, доверху набитые пластиковыми мешками. Мелко и прерывисто вдыхая холодный воздух, я обхватила себя руками.
«Соберись! приказала себе я. Господи, это же просто еда. Просто все дело в этом городе. Ты облажалась, и что с того? Ты не первая наивная дурочка, которую Нью-Йорк прожевал и выплюнул, и, уж конечно, не последняя».
Но в этой браваде не было никакого смысла. Меня ранило не то, что мой графический роман не приняли; я могла бы смириться с поражением, если бы дело было в том, что мой уровень не дотягивал до их стандартов. Но услышать, что в нем нет души
Нет души. В нем не было моей души; в нем были мои легкие, которым не хватало воздуха, пока я бежала за фургоном. В нем был мой голос, звавший на помощь изо всех сил «пожалуйста, кто-нибудь, черт побери, помогите!» потому что я бежала недостаточно быстро. Я кричала недостаточно громко. Я подвела Рози тогда, а теперь подвела ее еще раз. Я не смогла рассказать миру эту историю. Моя книга являлась просьбой о прощении, растянувшейся на сто с лишним черно-белых страниц, которые были раскрашены слезами и изрисованы сожалениями; все, что я не сделала в тот день, вылилось в эти картинки. Ярость моей героини ее безжалостная жажда мести стала моей единственной отдушиной.
Но все это оказалось отвергнуто.
И какого черта мне теперь делать? прошептала я.
Не знаю, тихо отозвался за моей спиной мужской хрипловатый голос. Как насчет того, чтобы не замерзнуть до смерти в этом вонючем переулке?
Я подпрыгнула от испуга и резко обернулась. У задней двери стоял высокий худой парень. На вид ему было, как и мне, года 24. Светлые волосы и щетина на подбородке. На нем была белая рубашка, черные брюки и белый фартук; в руке он держал мусорный пакет. Тот самый помощник официанта, который принес мне воду.
У тебя все нормально? спросил он.
Ты меня до смерти напугал!
Извини.
Он выбросил мусорный мешок в помойку, а потом покопался в заднем кармане брюк и выудил оттуда пачку сигарет.
Что ты здесь делаешь?
Я пожала плечами и выпрямила спину, чтобы казаться увереннее и выше насколько это позволял рост в метр шестьдесят.
Решила, что это место не хуже других.
Парень зажег сигарету.
Ты заблудилась?
Да, настолько, насколько это только возможно.
Нет, просто вышла подышать воздухом.
Он бросил на меня ироничный взгляд.
Чистым воздухом, наполненным ароматом мусора?
А он остроумный. Я любила это качество в людях, но в данный момент мне не было нужно ничего такого. Я зашагала к задней двери.
Неважно. Извини, что помешала.
Ты мне не мешаешь.
Он выдохнул, и из его ноздрей вылетели две струйки дыма. В холодном воздухе они тут же смешались с паром от его дыхания. Больше он ничего не сказал, но продолжил смотреть на меня из-под нахмуренных бровей невозмутимым и вместе с тем внимательным взглядом темно-синих глаз.
Ты разве не должен работать? поинтересовалась я.
У меня перекур. Он продемонстрировал мне сигарету. Думал, это довольно очевидно.
Справедливо.
Хочешь сигаретку?
Я не курю.
Возможно, это к лучшему. Твоя еда остынет.
И тогда мне не дадут десерт?
Уголок его губ дернулся вверх, и он присел на одну из трех ступеней, которые вели к задней двери ресторанчика.
Что у тебя случилось?
Просто хотела побыть одна, ответила я. Но, видимо, на это рассчитывать не приходится.
Видимо, нет.
Я округлила глаза.
Боже, до чего ты надоедливый.
Я вздрогнула от холода и глубже закуталась в пальто. В животе снова заурчало. Я вдруг вспомнила, что курение хорошо подавляет аппетит.
Ладно, давай сюда свою сигарету.
Он снова достал из кармана пачку и подвинулся, освобождая мне место на ступеньке. Я опустилась рядом с ним и перекинула свои длинные волосы на другое плечо, чтобы не мешали. Потом взяла сигарету и стала наблюдать, как он поджигает ее для меня. При свете зажигалки его глаза переливались, словно темные сапфиры с сотней граней
Моя грудь сжалась; я согнулась пополам и закашлялась, выпуская наружу облачко дыма.
Ты в порядке?
Я энергично закивала.
Давно не курила, выдохнула я между приступами кашля. На глазах выступили слезы, и я вспомнила, за что не люблю сигареты. Вкус паршивый.
Парень ухмыльнулся.
Аккуратно вытащи ее изо рта, и я возьму ее обратно.
Не надо, все в порядке. Думаю, это то, что мне сейчас нужно.
Я сделала еще одну затяжку и медленно выдохнула, чувствуя, как меня покидает часть тревоги. Мой голодный желудок снова угомонился.
Следующую минуту мы с помощником официанта молча сидели на крыльце и курили. Я поглядывала на него краешком глаза. Под длинными рукавами рубашки угадывались рельефные мышцы. У него была красиво очерченная линия челюсти, а прямая линия носа прерывалась небольшой горбинкой. Светлые волосы, длинные на макушке, были коротко острижены на висках. А его лицо, боже
Он неприлично красив. Слишком идеальный. Словно герой комикса.
У тебя есть имя? спросил он, по-прежнему смотря куда-то перед собой.
Зельда, ответила я.
Он перевел взгляд на меня.
Зельда? Как
Как в названии игры, «Легенда о Зельде»? фыркнула я, выпуская дым через нос. Я слышала этот вопрос примерно сто миллионов раз.
Парень пожал плечами.
Я собирался сказать: как звали жену Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.
А, произнесла я. На самом деле так оно и есть. Моя мама обожала Фицджеральда. Меня назвали в честь его жены. А мою сестру Я закашлялась, сделав вид, что во всем виноват сигаретный дым. Розмари. В честь героини одной из его книг.
«Ночь нежна», отозвался он и, заметив мои округлившиеся глаза, отвел взгляд. В течение последних пары лет у меня было много времени на чтение.
Я кивнула и не стала спрашивать, почему, а он не задавал мне вопросов о сестре. Честный обмен.
А тебя зовут? спросила я.
Линк[1], сказал он и откинулся немного назад, словно уклоняясь от моего убийственного взгляда и тихого смешка. Бекетт. Меня зовут Бекетт.
«Это имя идеально ему подходит, подумала я, а потом сама себя отругала. Откуда тебе знать? Не надо сходить с ума из-за симпатичного личика».
Расскажи мне свою историю, Зельда, попросил Бекетт.
Нечего рассказывать, отозвалась я. Пришла, увидела, получила пинок под зад. Нью-Йорк безжалостное место.
Ты актриса?
Художница.
Бекетт кивнул, выдыхая дым.
А ты актер? поинтересовалась я. Внешность у него однозначно была соответствующая.
Он покачал головой.
Я курьер.
А. Круто. Курьер и помощник официанта. Бекетт бросил на меня выразительный взгляд, и я приподняла руки в знак капитуляции. Ничего плохого в этом нет. Честный заработок.
Он фыркнул.
Ну да. Честный, проговорил он, выплевывая каждое слово, а потом на минуту замолчал. Но я подрабатываю в ресторане только два раза в неделю. Чтобы чуть подзаработать.
Я слышала, нужна куча денег, чтобы снимать здесь жилье.
Ты правильно слышала.
Снова наступила тишина, но наше молчание нельзя была назвать совсем уж неловким. Я еще раз украдкой взглянула на точеный подбородок и темно-синие глаза Бекетта. Даже при скудном свете, проникавшем сквозь дверь, они все равно сияли. Бекетт был выше меня, и рядом с ним я ощущала себя защищенной. Я словно оказалась возле скалы, которая закрывала меня от холодного ветра, дувшего со стороны города. Хотя бы на время, пока я не докурила сигарету.
Ты живешь на Манхэттене? спросила я.
Нет. В Бруклине. Он снова посмотрел на меня. Не поверишь, но в Нью-Йорке есть и другие места, помимо Таймс-сквер и Эмпайр-cтейт-билдинг.
Я закатила глаза.
Да неужели? А я только собиралась спросить, можно ли снять комнату на статуе Свободы.
Он почти улыбнулся.
Ищешь, где жить?
Нет, я уже все, проговорила я. И так вляпалась по уши.
Бекетт кивнул.
Понимаю. Я работаю в двух местах, но в этом месяце мне все равно не хватает восьмидесяти баксов. Придется сдавать кровь.
Я округлила глаза.
Ты сдаешь кровь, чтобы заплатить за квартиру?
Иногда. В этом нет ничего страшного. В клинике на Семнадцатой авеню платят 35 долларов.
Тебе все равно не хватит 45 долларов.
Схожу еще в одну клинику. Бекетт коротко усмехнулся, увидев беспокойство на моем лице. Шучу. Я что-нибудь продам. Может, какую-нибудь пластинку. Хотя, конечно, не хотелось бы.
Иногда. В этом нет ничего страшного. В клинике на Семнадцатой авеню платят 35 долларов.
Тебе все равно не хватит 45 долларов.
Схожу еще в одну клинику. Бекетт коротко усмехнулся, увидев беспокойство на моем лице. Шучу. Я что-нибудь продам. Может, какую-нибудь пластинку. Хотя, конечно, не хотелось бы.