''Где-то он теперь? подумал Дэннис, выпустив клуб ароматного дыма. Бог весть!.. Слов нет, просоленный морской волк! Вот, и сынок мой весь в тебя. Вечно пропадает у моря и мастерит кораблики. Н-да-а Зато младшего брата качнуло в другую сторону. Но уж скажу, чересчур! Этот не мнит себя без дебрей. Охота, рыбалка и лесные скитания с бродячими индейцами старого Мокасина его стихия. Перенимает индейские языки, недавно хвалился, что даже выучил несколько ирокезских слов. Ночует в продымленных вигвамах, курит вонючий кинникинник, чуть ли не сагамор среди дикарей Х-м-м Есть и польза в доме нет недостатка в свежем мясе и битой птице''.
Oн прикрыл глаза, и унесся в мыслях к своей молодости. Ему самому довелось вдоволь поохотиться, порыбачить и поторговать с индейцами. Он до сих пор видит во сне, как они с отцом выменивают у индейцев искрящуюся, мягкую пушнину и укладывают ее в аккуратные стопки. Любил он тогда лесные путешествия, однако не до такой степени, чтобы, как младший, с резью в глазах и першением в горле подолгу торчать в индейских жилищах. Аборигены, по большому счету, для него оставались людьми непонятными, чужими.
А потом женитьба, оседлость, смерть родителей, появление ребятишек. Дети росли, он мужал и прилежно обрабатывал доставшийся в наследство кусок земли, на который сейчас у него не смотрели глаза. Теперь он частенько поглядывал на северо-восток, где росли девственные, нетронутые леса.
Младший брат разделял его тягу к перемене мест и часто пересказывал байки Мокасина о восточных землях за Кеннебеком родных местах старого вождя. Покойная же Анна и думать не хотела о переселении, говоря, что они будут жить, как жили. «Ты в своем уме, урезонивала она его, cоваться в самое сердце охотничьих угодий французских дикарей?!.. Но даже если я потеряю рассудок и соглашусь, то на какие шиши мы купим там землю?».
Покойница говорила правду, пробормотал Хук. Денег как не было, так и нет. Откуда им взяться, если я зря гну спину на этом никуда не годном клочке земли! Продать его? Вряд ли на него позарятся, предложи я и дом в придачу Были виды на продажу скота, но проклятый падеж разбил все надежды А, может, бросить все да пристроиться в Бостоне к брату?.. Нет, не по душе мне эти шумные города Ну их к черту!..
Он поднес правый кулак ко рту и подул на свежие ссадины на костяшках пальцев. Вчера вечером подвыпивший забияка, кузнец Джо Гардинг, опять ввязался с ним в драку и снова был побит.
Эй, на пеньке! послышалось откуда-то. Хук оглянулся и увидел своего давнишнего соседа и брата покойной жены, голландца Вескампа.
Шагай сюда, Йохан!
Сорокалетний светловолосый голландец с пучком светлых усов под длинным утиным носом перелез через изгородь и, пожав родственнику руку, присел на пень. Облачен он был в полотняные домотканные штаны и рубаху без ворота.
Не угостишь табачком? спросил голландец на сносном русском.
Всегда, пожалуйста.
Корни Хуков Дэнниса, Джона и Джорджа уходили в русскую землю. Их отец, Антон Крюк или Юрьев и мать, Марья Негробова, происходили из семей служилых людей великих бояр Романовых, и поживали бы себе на родине, если б не крымские татары. Осенью 1669 года небольшой отряд степняков скрытно подступил к городу-крепости Романов-в-Cтепи, взял подвернувшихся людей в полон, доставил их в Бахчисарай да и продал туркам. Антон и Марья оказались в рабстве у одного хозяина. Парня отправили на псарню, а девица стала служанкой любимой жены богатого турка. Но неволя их длилась недолго. Сговорившись, русские сумели бежать и на утлой лодчонке выплыли в море. Первым встречным кораблем оказалась пиратская шхуна француза Пьера Лефевра. Перед морскими разбойниками предстали два русских парня (еще на берегу девушка обрезала волосы и облачилась в приготовленные штаны и рубаху). Так Антон и Марья, телосложением напоминавшая сухощавого подростка и назвавшаяся Денисом, вынуждены были вступить в пиратское братство.
Пограбив в Средиземноморье и Бискайском заливе, пираты взяли курс на запад, к Канаде. Морской разбой пришелся русским не по душе. Когда шхуна избавилась в Квебеке от наживы и направилась к Карибским островам, они, прихватив кое-какое золото Лефевра, улизнули с нее у берегов Массачусетса. Радость беглецов, почувствовавших под ногами земную твердь, была, однако, недолгой. А все потому, что крепившийся к поясу Антона мешочек c золотыми монетами во время борьбы с волнами ушел на дно.
Обнаружив утерю, русские скитальцы озабоченно переглянулись. Удар был силен. Ведь с золотом Лефевра они без проблем достигли бы Родины. Без него им оставалось только вооружиться терпением и надеяться на лучшее. Молодые люди за время мытарств так сблизились, что под благословение протестанского священника связались узами брака. Перебиваясь в Бостоне и его окрестностях случайной работой, они сумели собрать некоторую сумму для оплаты проезда, но беременность Марьи спутала все планы. Когда же девочка-первенец появилась на свет и начала подрастать, молодая чета, взвесив все за и против, порешила искать счастья там, куда забросила их судьба и где родилась Аксинья. Авось, когда-нибудь они сядут на корабль и доберутся до берегов России! Антон, освоивший на борту пиратского судна технику точной стрельбы из мушкета, обзавелся оружием и взялся за поставку на рынок свежей дичи и пушнины. Вскоре, поднакопив денег, молодые купили недорогой участок земли в пограничном городке Уэллс. Построили дом, навесы и амбары, очистили от камней и деревьев поле, завели кур и гусей. К несчастью, Аксинья и еще одна дочь, Аграфена, умерли, заразившись оспой. Но уже подрастали сыновья, Денис и Иван и родился последыш, Егор.
Жизнь на границе была опасной, а потому Антону не раз приходилось видеть из бойниц блокгауза Сторера, куда сбегалось во время опасности население округи, как вышедшие на военную тропу индейцы грабят и жгут его жилище. Но русский, как и большинство колонистов, несмотря ни на что, упорно возводил его снова.
Мечта о возвращении в Россию так и осталась мечтой. В конце концов, Антон и Марья осознали, что задуманного не свершить. С щемящей тоской они вспоминали места, связанные с детством и юностью: высокие острожные башни Романова-в-Степи, золоченые купола соборной Архангельской церкви, старицы и ерики реки Воронеж у родного села. Обычно мечтавший о море Иван подбадривал родителей. Он обещал им бросить когда-нибудь якорь у берегов России, чтобы добраться до степной крепости и поклониться дедовским могилам.
Из города Романова в село Подгорное на крестьянское житье-бытье перебрался родитель мой, Кузьма, говорил сыновьям отец. А дед, Юрий Елманов сын Крюк, храбрым казаком был. Погиб в сече с крымскими татарами. Это в его честь Юрьевыми нас на Родине прозвали.
Прожив в любви, трудах и заботах свыше сорока лет, старики, известные среди колонистов как Хуки, друг за дружкой сошли в могилу. Судьбы их детей складывались по-разному. Старший, Денис, остался за хозяина в отчем доме. Иван перебрался в Бостон и сделался опытным мореходом. Младший же, Егор, продолжая жить в Уэллсе, подолгу пропадал в лесах с местными краснокожими.
Что, побаливают? cпросил голландец, указывая на ссадины.
Ерунда.
А кузнец не успокоился после вчерашней стычки. Сегодня снова в подпитии, и грозится «намять бока русскому медведю» Человек-то он неплохой, но как выпьет, так к тебе с кулаками! Ведь ты один в этих местах поколачиваешь здоровяка.
Голландец поглядел на огород соседа, пошевелил белесыми усами и вздохнул.
Ну что, Денис, продолжаем толочь воду в ступе?.. Копаем, cажаем, рыхлим, а толку?
Толку мало, шуряк, согласился Юрьев. Сижу на пеньке, курю и думаю о будущем урожае Знаешь, терпение мое подходит к концу.
Это понятно, но что делать?
Юрьев хмыкнул и тряхнул головой.
Вот махну за Кеннебек!
Ну-у, опять за старое, протянул голландец. Не терпется расстаться с волосами?
Оскальпировать могут и здесь, в Уэллсе, возразил русский. Могут и за Кеннебеком, но там жирные почвы, пушнина, вольное житье без налогов.
Вескамп прерывисто вздохнул.
Здорово, Денис, чего уж там Но ведь деньги
Эй, русский, шагай сюда! послышался громкий окрик.
Юрьев и Вескамп оглянулись. У изгороди стоял, набычив шею, местный кузнец-забияка со свежим синяком под глазом. В облике его явственно проступали вызов и бравада.
Приперся за новой взбучкой, Гардинг? обратился к нему Юрьев, поднимаясь с пенька.
Драка и на этот раз была недолгой. После двух промашек соперника Денис сделал ложный выпад и провел мощный удар снизу и справа, как и подобает человеку с прозвищем-фамилией Хук. Кузнец мешком опрокинулся на спину, подмяв под себя изгородь.
Когда-нибудь ты от меня все равно огребешь! проговорил он, вставая и сплевывая кровь с разбитой губы.
Проваливай! усмехнулся Юрьев. На сегодня хватит.
Кузнец, бормоча под нос, поплелся к таверне. В этот миг мимо него по направлению к дому Хуков промчался темноволосый юноша. Взглянув на бегуна, Вескамп дернул русского за рукав.
Чего это Павел несется как угорелый?
Денис взглянул на сына и заулыбался, обнажив ровные белые зубы.
Не догадываешься?.. Если у Пашки так пятки сверкают от самой пристани, значит, «Казак» на подходе.
Едва он произнес это, как Павел прокричал:
Крестный к нам в гости, папаша!
ГЛАВА 2
Иван Юрьев подошел к родному дому в сопровождении матросов, чьи спины сгибались под бременем тюков и бочек. Только он да шагавший рядом индеец были налегке. Ему, как владельцу и капитану корабля, по штату не полагалось поднимать вещей тяжелее курительной трубки и подзорной трубы, а гордый потомок сагаморов один намек на помощь в качестве носильщика принял за оскорбление.
На пороге Ивана поджидали сам хозяин, широкоплечий, высокий, с правильными чертами продолговатого лица, обрамленного густыми светлыми волосами; шестнадцатилетний кареглазый и темноволосый Павел, похожий на крестного, а значит, и на деда Антона; восьмилетние двойняшки Виктор и Дарья, пошедшие в круглолицую и светловолосую русскую бабку.
Едва Иван раскинул руки, как детишки, радостно гомоня, мигом оттянули ему шею. Засмущавшийся Павел неуклюже пожал крестному отцу руку и отступил в сторону.
Ну, вот и свиделись, Ваня, проговорил Денис, обнимая брата. В семье общались всегда только на русском. Почитай, год тебя тут не было.
Ну, вот и свиделись, Ваня, проговорил Денис, обнимая брата. В семье общались всегда только на русском. Почитай, год тебя тут не было.
Десять месяцев, если быть точным. Мои соболезнования. Услышал о кончине Анны, когда вернулся в Бостон из плаванья Царствие ей Небесное!
Только сейчас стал приходить в себя На Анне весь дом держался, да и любил я покойницу. Если б не проклятая холера!..
Оба опустили глаза, помолчали.