После звенящей секундной паузы, ребёнок еле слышно, но упрямо говорит:
Уходи
Ай, какая нехорошая Леночка!.. Ай, как обижает бабушку!, резко распрямляется Людмила Викторовна и смеётся озорно и заразительно, а в глазах
И потом они долго прощаются и Людмила Викторовна взволнованно объясняет, что надо всем-привсем только счастья и добра желать, а Маринка, словно во сне, кивает бумажной улыбкой, и Лёха вздыхает и после ухода бабушки в коридоре долго горит свет, но никто его не выключает: Маринка стоит у окна на кухне, а Лёха стоит сзади в метре от жены, всё ещё улыбаясь с задранными на лоб бровями
Упрямый Лёха. Как осёл. Чего доказать хочет не понятно. Сколько раз уже они с Маринкой, насплетничавшись, как две старухи, решительно машут рукой: «Всё!.. Хватит об этом!.. Сколько можно-то?.. Бр-р, как неприятно!..», а всё равно всякий раз возвращаются к одной и той же теме Наваждение какое-то!.. Поговорить больше не о чем!.. Погружённые в свои мысли, делают вид, что, мол «как на работе, Лёш?», и через пять минут опять про Людмилу Викторовну!.. И ведь не смешно уже совсем!.. Лёха говорит:
Слушай, это уже просто дурдом какой-то (слово «дурдом» теперь у него всё время на языке!) Не могу успокоиться и всё!.. Вроди и забуду на минуту, а телефон зазвонит и я машинально представляю, как буду кривляться сейчас перед ней.
А Людмила Викторовна непредсказуема до того, что держит в постоянном напряжении. После тех проклятий через пару часов уже звонит, как ни в чём не бывало:
Приветик!.. Как вы там?.. Чё трубку не берёте?
Здр Как «не берём»?.. Берём!.. Здравствуйте Ещё раз. Вы изви
А я звоню, слышу опять трубку не берут!.. Ха-ха-ха!.. Ну-у, думаю, всё!.. Теперь вообще перестанут с матерью общаться!..
Да нет, вы что?.. Мы
А это грех, на мать обижаться, Лёша!.. Любая мать тебе это скажет. Мать от сердца говорит. Всё от сердца!.. Так что и не вздумайте обиду держать какую Господь всё видит!..
Выждав паузу, Лёха поддакивает:
Да-да, конечно!.. Я же понима
Мариночка как там?.. Спит?..
Лёха смотрит, как жена испуганно машет руками, хмурится и кивает:
Да Уснула Ей врач ещё пропис
Ну и пусть поспит, лапушка моя!.. Пусть поспит Умаялась за день-то, небось. Пусть поспит. Может успокоится хоть немного!.. Совсем у неё нервы расшатались после свадьбы-то Смотрю на неё и не узнаю прямо Совсем изменилась кровинушка моя Пустырник ей попить надо. Пустырник заваривайте и пусть пьёт, нервы полечит А то совсем уже на мать кидается (голос начинает дребезжать). Совсем уже с ума сошла, деточка моя ненаглядная!.. Роднулечка моя горемычная
Лёха надувает щёки, выпучивая глаза, длинно выпускает воздух из лёгких, прикрыв ладонью трубку. Марина, увидев это, презрительно скалится, жестом спрашивает: «Опять?»
Лёха прижимает ладонь ко лбу, беззвучно кивая: «Угу!»
И ведь что я такого сделала-то?, причитает в трубку Людмила Викторовна, чем прогневила Господа-бога?.. За что мне такие страдания на старости лет-то?.. За что мне так?!.
Лёха, скосив в кучку вытаращенные глаза, опять натужно выпускает выдох, качая головой.
В чём провинилась я перед Христом-Господом?.., плачет Людмила Викторовна, и у Лёхи вдруг закрадывается совершенно нелепая догадка.
Изумившись невольной фантазией, он даже поднял указательный палец Маринке: «Тихо!», и прислушался внимательно Ну, да!.. Совершенно отчётливо стало слышно, что Людмила Викторовна, плача в трубку, прикрывает её ладонью!.. Лёха обалдел на секунду и послал недоумённый взгляд Маринке. Тёща давно уже живёт одна. Гостей дома не терпит, с соседями дружбы не водит. Зачем она трубку прикрывает ладонью?..
Видно на роду мне написано принять долю свою такую проклятую, всхлипывает Людмила Викторовна и вдруг совершенно спокойным голосом говорит кому-то в сторону, Кафель не пачкайте, пожалуйста!.. Нет, вы пачкаете!.. Пачкаете вы!.. Что я, не вижу, что ли?..
И Лёха рядом слышит бубнящий оправдывающийся голос мужика, а Людмила Викторовна строго добавляет:
Одно лечите, другое калечите!.. Так и я могу кран крутить!.. Осторожнее, пожалуйста!..
«У неё сантехник работает!», осенило Лёху.
А Людмила Викторовна опять заёрзала трубкой, настроилась:
Видно так и плакать мне теперь, пока не помру
Через полчаса потрясённый Леха на кухне пересказывал слово в слово разговор, восхищённо тараща глаза:
Нет, ты представляешь!?..
Маринка злорадно щурится:
Я же говорила тебе это бесполезно всё Бес-по-лезно!.. Она всегда такая. В школу придёт и больным голосом клянчит у учительницы: «Вы уж поставьте Мариночке пятёрочку за четверть, пожалуйста, Христом-богом прошу вас Всю зиму она проболела у меня Всю зиму» А я не знаю, куда от стыда деваться. А учительница потом смотрит на меня, как на дуру: «Когда это ты болела, Марин?.. Вроди бы ни одного урока у тебя за зиму не пропущено Что-то я не помню» Стыдобища, ужас
Лёха хохотал с удовольствием, откидываясь на спинку стула, не переставая удивляться, а Маринка кулачком грозит:
Тише ты!.. Ленку разбудишь, дурак!.., и прикрыв беззвучно дверь, продолжает, А потом дома меня дождётся и материт училку на чём свет стоит
Обалдеть, ничего уже, кроме восторга, у Лёхи на лице не было, обалдеть можно И чё делать-то?.. Она же!.. Обалде-е-еть
И вот уже Лёха поражается сам себе, наблюдая как-бы со стороны за своими мыслями и выводами, и если раньше, бывало, он раздражённо гнал от себя такие подленькие и трусливые фантазии, то теперь он удивляется сам себе, замечая, что так же, как и Маринка, стал совсем другим, и открывает теперь в себе новые и непривычные качества. В который раз уже, засыпая и просыпаясь с тёщей перед глазами, Алексей решительно выдыхает в голове: «Всё!.. Какого чёрта?.. Завтра же скажу: «Так, мол, и так, Людмила Викторовна!.. Вы чего такой хренью занимаетесь?..» И Алексей видел застывшую в испуге тёщу и продолжал с каменным лицом, но мягко, по-доброму: «Я очень настойчиво вынужден вас попросить, и дальше формировал длинную и правильную речь, объясняя, что, мол, «вы всегда были и будете для нас очень родным человеком,.. и, мол, мы очень любим вас и переживаем, и варианты этой речи оттачивались, и становились всё лучше, и единственное затруднение, как правило, появлялось после слов «тем не менее» В который раз на этом месте Лёха спотыкался, каждый раз предлагая и отвергая самому себе варианты.
«Людмила Викторовна!, мысленно Лёха мягко положил руку тёще на плечо, но плечико мгновенно одёргивалось, и Лёха терпеливо корректировал: «Нет. Она сидит, чай пьёт, а я напротив сажусь И говорю»
И Лёха «садился напротив», заботливо пододвигая к Людмиле Викторовне вазочку с яблочным вареньем:
Вот Попробуйте, пожалуйста. Ваше любимое. Я помню
И клал перед тёщей чистенькую ложечку на кружевную салфеточку
Лёха тут же понимал, что он лебезит, и беззвучно и зло смеялся, косясь на спящую рядом Маринку, отгоняя дурацкие картинки. И с этим же злым смехом злорадно говорил сам себе:
« Да хрен тебе по всей роже!.. Салфеточку!.. Она же непредсказуемая Ты её ни только чай пить, а и за стол не усадишь!..»
И в голове тихонько пропело «не-не-не-не-не!»
«Откуда мне эта поганая интонация знакома?..,» мрачно вздыхает Лёха, злясь на себя за то, что не может сосредоточиться, и вспоминает, как больная Маринка вытягивалась в струну, отворачиваясь в постели, а Людмила Викторовна шептала сквозь слёзы на всю квартиру:
А я по тебе свечечку в церкви поставила, роднулечка моя горемычная
«Это она сначала в церковь заехала, а потом в Ленту чайничек смотреть ходила Или наоборот Сначала чайничек»
И Лёха опять наливается необъяснимой и тягучей злостью, и злится уже на эту злость свою.
Какого чёрта?.. Ёлки-моталки?.. Как-то ведь надо же это решать?.. Можно, к примеру, запросто встряхнуть за шиворот, слегка, конечно, мол «да пей же ты уже этот долбаный чай!..». Лёха машинально добавил и тут же испуганно убрал «сука такая».
«Да, именно так!.. С порога ей в лобешник кончайте вы уже эту комедию ломать!.. Нет, не так Людмила Викторовна!.. Хватит вам уже и себе и и нам нервы портить!.. Чего вы в самом деле!..» И точно так же, как она обнимается с упирающейся Леночкой, содрать с неё пальто, затащить в квартиру: «Пока не пообедаете с нами никуда не отпущу! Понятно?..» Этот вариант Лёхе так понравился, что он в сердцах добавил с искренней улыбкой: «А не будете слушаться ещё и по шее получите!».. И все смеются, и Людмила Викторовна улыбается, краснея, покорно снимает пальто, и Ленка из комнаты бежит к ней
Тут же откуда-то сбоку громкий и игривый голос плаксиво пропел:
На како-эм месте у вас секс?.. На како-эм?.. Ну-ка, рассказывайте-э нашей невести-э!.. Всё рассказывайти-э!..
И всплыло почему-то лицо Ларисы Гузеевой:
А Розке лишь бы про секс!..
И хохот в зале
Тфу!.. Лёха отогнал идиотскую картинку. Вот откуда эта интонация!.. Так и свихнуться можно, ей-Богу!.. Завтра же!.. Как придет завтра же с порога и в лобешник!..
И воскресное завтра разлилось утренним перезвоном. Святой праздник открывает любые двери, любые чёрствые сердца. Не успев толком войти, румяная Людмила Викторовна, счастливая и весёлая, с порога кричит озорно:
Исус-Христосе-э!.. Исус-Христосе-э!.., и троекратно смачно целует воздух возле Маринкиных ушей: «м-му!, м-му!..», и потом спохватывается, заливаясь смехом, Тфу, блин!.. Болтаю чёрти-что!.. Христос-Воскреси-э!.. Христос-Воскреси-э!..
И Лёха, улыбаясь со сна, даёт себя расцеловать, наблюдая, как Людмила Викторовна одновременно вытирает Маринке испачканную помадой щёку «Испачкала?.. Нет?.. Не испачкала? А я испугалась думала, испачкала!..»
А Лёха глаз не сводит, наблюдая с изумлением. Он давно уже понял, что просто восхищён этой блестящей игрой. И действительно игра блестящая. Людмила Викторовна, мгновенно реагирующая, всё слышащая, всегда готовая к атаке, одновременно проигрывает десяток ролей. Ни чего не упустит, ни чего не оставит без внимания. Попробуй сладить с такой!..
И Лёха уже с пониманием смотрит на жену, которая, словно под гипнозом, не сводит глаз с матери. Людмила Викторовна заливается и Маринка сдержанно, но приятно улыбнётся. Тут же тёща вдруг разразится слезами и Лёха с Маринкой понимающе качают головами, горестно переглядываясь. Невозможно взгляда оторвать. Оба они играют по этим правилам невольно. Ухо держать надо востро!.. Как и всегда, Людмила Викторовна продолжает свой поучительный и весёлый монолог, успевая при этом и совет дать, и беспокойно о здоровье спросить, и всплакнуть ни с того, ни с сего. Причём тематика рождается сама собой, по ходу повествования: