Врач, костлявый мужик с воспалёнными глазами, хмуро буркнул, что перед смертью Маринка почти час бесновалась в кровати, в кровь царапая лицо и судорожно выкрикивая кому-то: «Отойди от меня!»
Словно во сне пролетели несколько дней и всё крутилось перед Лёхой, как в кино, и он еле замечал, где явь, а где сон. И тёща у ямы на кладбище судорожно кричала в небо: «Пр-роклинаю тебя!.. Сдохни, подлец!.. Именем бога пр-р-роклинаю!..» И на поминках, непонятным образом организованных чин по чину, ни чего не евший с утра Лёха вдруг сильно захмелел и вдруг засмеялся сам себе, не веря в происходящее, и тёща с визгом подлетела к нему, вцепилась в волосы, и опять что-то кричала, и её тащили люди, а Лёха ни чего не чувствовал А потом был суд, и только на суде Лёха понял, что Людмила Викторовна хочет лишить его прав на Леночку, настаивая, что она является единственным опекуном, и Лёха постепенно трезвел, и в перерыве слушания дела, совершенно не соображая уже, подошёл к тёще на ватных ногах и, легко повалив её на пол, стал душить, и его бил по спине охранник палкой, и кто-то душил сзади за шею, оттаскивая. А потом Лёху загнули дугой, выворачивая руки, и кто-то тянул за волосы, запрокидывая голову, и Лёху бегом вели в коридор, но он успел заметить, как всё это время рыдающая Людмила Викторовна, украдкой показала ему язык, и в одно мгновение в улыбнувшемся взгляде её Лёха отчётливо прочитал: «Чё? Съел?!»..
Я часто их вижу в парке. Леночке уже лет десять. Людмила Викторовна неспешно проходит с послушной внучкой под руку вдоль аллеи. Скорбно, еле заметно кивает на приветствие. Внучку она называет «Сир-ротка моя» и гладит по голове, печально вздыхая. За Лёху не слышно ничего.
Снилось вчера.
И ведь соврёт и не покраснеет, свинтус!.., Людмила Викторовна усмехается, головой покачивая, Где ж ты успел поесть-то?.. Ну-ка.. давай наяривай!.., подкладывая варёной картошки в Лёхину тарелку, она подпевает, « а-ну, давай-давай, наяривай, гитара семиструнная»
Лёха в который раз мотает головой, не в силах уже смеяться, вздыхает обречённо, по пузу себя хлопает, любовно подмигивая Леночке, старательно обгладывающей куриную ножку:
С ума с вами сойдёшь, Людмила Викторовна!.. Лопну же!..
Давай-давай!.., смеётся Маринка, украдкой поглядывая на мать, улыбаясь во всю рожицу, мне худой мужик не нужен!..
Конечно «не нужен»!.. Кому же тут худой мужик нужен?.. Один у нас мужик!. Нам худой Не нужен!.., весело подхватывает тёща, и изловчившись, подбрасывает Лёхе зелени.
Да, лопну же, Мань!, Лёха поворачивается к жене, растягивает лицо в небритой улыбке.
А вчера «Пусть говорят» не смотрели?, Людмила Викторовна заканчивает с Лёхиной тарелкой, меняя тему, хитро подкидывая туда ещё и котлетку и пару маленьких солёных помидорчиков, Я как глянула Боже мой! Боже мой! Да чего ж людям надо-то ещё?.. Марин!?.. (краснеет, сжимая брови, сглатывает накатившую слезу) Ты представляешь (шмыгает носом): Семь лет!.. Семь лет!!!.. мать своего сына искала! Семь лет! Мань
Людмила выскакивает из-за стола, намереваясь убежать на кухню, что бы не увидели, как она плачет.
Мам!.., Маринка встаёт, идёт следом, оборачиваясь на мужа.
Лёха поджимает губы, улыбаясь: «Иди-иди!..»
Когда жена уходит, он вздыхает: «ну женщины!..», наливает себе в рюмку, наклоняется к дочери:
Людмила выскакивает из-за стола, намереваясь убежать на кухню, что бы не увидели, как она плачет.
Мам!.., Маринка встаёт, идёт следом, оборачиваясь на мужа.
Лёха поджимает губы, улыбаясь: «Иди-иди!..»
Когда жена уходит, он вздыхает: «ну женщины!..», наливает себе в рюмку, наклоняется к дочери:
А чего ты без хлеба кушаешь, Кукусик?.. Смотри, какой хлебушек хороший
Леночка, измазанная куриным жиром, глодает хрящик, делово осматривая тарелку, соображая, взять ещё кусок или нет:
А чё баба плакает?..
Надо говорить «пла-чет», Лёха гладит дочку по головке, улыбаясь нежно. А с кухни еле слышно:
Семь лет, Мань! Семь лет!..
Ну Не надо, мам Не надо, родная моя
****
Артисты
Поездом мне пришлось ехать всю ночь. Поездка, мне кажется, самое приятное изобретение человека. Ведь это действительно приятно разместиться поудобнее, подоткнув под себя шмотки-манатки, и, сладко отмечая, что всё вокруг разумно и закономерно, отдаться на волю грёз и фантазий, благо объектов для созерцания море. Вокруг меня бегут чьи-то судьбы, обрывки фраз оседают в голове, а впереди целая ночь, и ты законно бездельничаешь, словно сытый кот с яблони наблюдаешь окончание свадьбы во дворе, когда гости уже выдохлись, и уборка столов отложена на утро. И, хмелея от убаюкивающего стука колёс под плескание литра пива в животе, я мудро размышляю о бытие вещей, украдкой любуясь линией талии девушки в спортивном костюмчике, что-то душистое втирающей в хорошенькую мордочку перед крохотным зеркальцем. Ко сну готовится, чистюля Уставший проводник проходит вдоль открытых плацкарт, заглядывая, бормочет озадаченно что-то. За ним осторожно пробирается здоровяк румяный:
Та там тильки одну ночь!.. Бабушка ста-аренькая!..
Да я понимаю, что «одну ночь», проводник вздыхает, в тон здоровяку мягко оправдывается, Я ж говорю, если только кто уступит А тут кто?, негромко кивает он мне, неслышно похлопав по нижней полке подо мною.
Я всегда готов помочь в ответ на вежливость. Мало того, я ещё и обострённо сообразителен после пива, как я заметил:
Тут женщина с ребёнком. В туалет пошли А что, именно нижнее место нужно?
Да, проводник неопределённо тянет, оглядываясь.
Все нижние полки заняты. Там дед храпит. Тут полная дама доедает «бич-пакет», тоже вряд ли удобно её «наверх» попросить. Свободных верхних полок в вагоне штук десять. А бабульку срочно отправляют поездом. На перроне с десяток людей её бережно провожают, двое ходят, помогают проводнику найти, с кем поменяться на «нижнее», ибо бабулька древняя, закинуть её наверх ни каких проблем, сухонькая, маленькая, а всё боязно, убьётся ночью.
На Сухоревке её встретят, десятый раз здоровяк объясняет проводнику, Тут ехать-то Часиков восемь Неужели не пристроим, товарищ проводник
А тут кто?, проводник хмурится, вздыхает, тихонько пробираясь по сумраку засыпающего вагона.
Со здоровяком они остановились перед мужиком лет сорока, сидящим за столиком.
Мужчина, мягко начинает проводник, и здоровяк благоговейно замер сзади, расплываясь румяной улыбкой, Вы не могли бы поменяться? Женщина очень взрослая. А у неё верхняя полка. Ей до Сухоревки только Очень нужно.
Мужик быстро дожевал пирожок, и поставил стакан на столик:
А я при чём?
Понимаете, синхронно начали здоровяк с проводником, и проводник строго оглянулся, и тот покорно заткнулся, обе ладони прижав к улыбке, Понимаете, все места нижние заняты. А бабушка очень взрослая
Девяносто два года!, быстро шепнул сзади здоровяк, виновато склонив голову.
Неужто мы её заставим на верхнюю полку лезть?.. Если вам не трудно
Мужик нахмурил брови, и стал размышлять над проблемой, ерзая и выглядывая в проход:
А вон там чего?
Там не получится. Там тоже пожилые.
А там?
А там с ребёнком. Женщина. Придут сейчас.
Мужик посочувствовал, что действительно проблема есть, и когда здоровяк подвёл к нему крохотную бабку в платочке, и поставил рядом с бабушкой узелок, до него вдруг дошло, что ему предлагают уступить своё место.
Не-не-не-не-не!, мужик зашептал так горячо, аж руками замахал, мотая головой, Вы что? Не-не-не-не!, подкрепил свой ответ, широко расставив ноги, занимая законную полку, Вы что?.. Я специально беру нижнюю. Вы что? Никак не получится!..
Не-не-не-не-не!, мужик зашептал так горячо, аж руками замахал, мотая головой, Вы что? Не-не-не-не!, подкрепил свой ответ, широко расставив ноги, занимая законную полку, Вы что?.. Я специально беру нижнюю. Вы что? Никак не получится!..
Проводник со здоровяком чуть опешили и замерли, и проводник дал мужику горячо прошептать, и опять начал деликатно, кланяясь, и поднимая брови:
Я очень вас прошу. Больше нет вариантов. Мы уже десять минут по вагону ходим Понимаете? Вам же не трудно совсем Только
Не-не-не-не, мужик отмахивается, как от мухи, всем видом показывая, что даже и слушать не будет этот бред, Вы что? Уто я себе билет покупал, щёб кому-то там место уступать, что ли?..
Я вас очень
Не-не-не-не-не!, мужик аж привстал от негодования, отмахиваясь, зашептал громче, совершенно расстраиваясь, И я тут при чём?.. Уто я буду себе билеты покупать, щёб Не-не-не-не-не!.. Вы что?!, шумно плюхается на своё место, громко отхлёбывает чай, шумно ставит стакан, Уто оно мне надо?.. Ни чего не знаю!.. Вы что?.. Издеваетесь?..
Что вы ей-богу, мужчина!, полная женщина подала голос из прохода, увидев, что бабульку осторожно повели обратно, Вам же совсем не трудно?.. Сделайте такую милость!..
А мужик на первом же её слове уже говорит с ней одновременно, распаляя себя:
Придумать же такое!.., нервно усмехается, Ты смотри, ей богу!.. Уто я себе билеты покупаю, чтобы всем подряд потом уступать, смотри ты на них!.. Да?..
Да нету тут места больше! Мужик! Трудно что ли?, рычу я сверху из своего дупла, и женщина, почувствовав поддержку, тоже говорит погромче, Мужчина вы, или нет, в конце концов?.. Неужели вы не понимаете?..
А мужик разошёлся:
А оно мне надо? Оно мне надо?!, кричит он в проход, упёршись руками в верхние полки, всем видом показывая, что грудью встанет на защиту своего места, Вот сама бы взяла и уступила, раз такая умная!..
Да что вы, ей-богу?!, я не выдерживаю, высовывая голову, Хорош орать. «Внизу» только женщины и старики Не видишь? Неужели
И щё мне теперь?!, переключается мужик на меня, Сам бы взял и уступил?, аж губы побелели.
У меня верхняя полка! Дядя!..
Ага!, мужик не слушает, горько качая головой, словно лев в клетке, ищет поддержки во взглядах, нараспев качая свою обиду, Умные все, гля Уто я буду
И всё в таком духе. Он не пытается даже на секунду предположить, что ему придётся отдать своё.
Нервно допив чай, он остервенело вытер невидимые крошки, пять минут уже расставляет стакан и тарелку на столике, расправляя салфетку, не находя себе места.
Поезд плавно пошёл, и мы с женщиной высунулись в проход, вытаращились друг на друга. Что с бабкой-то?
А за несколько купе от нас смуглая девушка с грудным ребёнком сама вызвалась, и усаживает бабку на своё место, и добренькая, словно из мультика, бабка, шамкает беззубым ртом, и гладит девушке руку, и благодарит неслышно, а сонная девушка улыбается ей сдержанно и осторожно укладывает спящего малыша наверх, а потом осторожно укладывается рядышком, подпихнув под поясницу простынь.