Тут нам вспоминаются Ильф с Петровым, у которых что ни перл, то инверсия жизни.
В) по нераскрываемой авторской версии «синий гвоздь» он же «из синего золота» тайно олицетворял связь с произведением «Фуй-Шуй». Об этом, к сожалению или к счастью, знает только автор. Этот синий «металлический герой» является в некотором роде одним из ключей-символов ужасно конспирологической хлеще всякого раскрывшегося донага масонства детективной истории о статуэтке «Фуй-Шуй».
А эта история с Фуй-Шуем претендовала на разворачивание в целую серию, охватывающую период с февральской революции в России до первой осьмушки века двадцать первого.
История с гвоздём, кстати, на сегодняшний день «недораскручена». Это сказано для тех недоброжелателей, которым не пофигу моя литература как плодотворное основание для столь же плодовитого троллинга, так как будто бы является одним из доказательств моей несостоятельности как писателя. Ибо и якобы, мол, этот товарищ, претендующий на некое вакантное и как бы его законное место в литературе, элементарно не доводит до конца начатые им же сюжетные линии.
Однако, я говорю об этом открыто, я об этом знаю.
И это знание этот мой «устный документ» защиты, моя декларация о частичной невиновности не приведи господи судиться в «Издательстве» настоящем. В божественном, конечно, издательстве: издательство «Страшный Суд», а не в реальном. Сбросьте срок, господа заседатели! Простите, черти и чертессы!
Итак, с пресловутым Синим Гвоздём покончили.
Делаем паузу.
Часть 2
Есть ещё один наистрашнейший и наичудеснейший герой: чудище странное, неведомое: не похожее ни на один литобразец из таковски симбиотичного злотворящего рода.
Он жутче наихудшего из снов.
И гаже (гадче, ползучей, сквернее, тошнотней) мозговых тараканов, если их собрать со всей Плеяды Человеческих Голов и составить из них литературную опричнину.
Надо ж было додуматься до этакого!
А я знаю его родителя в реальности (то бишь прототипа) и в книге. Знаю и среду, в которой обитали другие его предки. Среда зовётся Интернетом. Нынче опаньки! Та цеж с самого начала эта помойка. В том роддоме им опрастываться и там обитать.
В книге эта персона играет роль хоррорски выглядящего чудоюдо/героя-антагониста.
Как герой он довольно-таки слабо, если не сказать, что почти никак не прописан. Мы видим только его шевеление. Он вроде символа, появляющегося на книгосклоне внезапно.
В ранних вариантах «Чочочо» и в исходном (базовом, retro-архивном) варианте «За гвоздями в Европу» он существует как случайный и вредный гость многоголовый скиф и татарин, косоглазый, хужеблоковский, несколько чуковскообразный, словом, журналокрокодилий крокозябр. Какого ляда он делает в книге, если считать прозу за произведения искусства и за колодезь мыслей, из которого пить не выпить всего, а не за дурдом, не за шапито с клоунами и ряжеными зрителями из Дома слепоглухонемых в партере?
Ведь он как необязательный персонаж, как гениально зачатое, но недоразвитое и недовоспитанное существо с детдомовскими повадками и шпанским поведением.
К тому же: как только вокруг него начинается какое-либо сюжетообразующее вращение, так оно тут же резко и бесповоротно заканчивается. Это не делает чести его присутствию в книге.
Прочие герои вроде лупят в его сторону глазки, а вроде и не видят его, ибо меж собой на эту тему никогда не говорили. Любопытная получается психологическая фабулка! wowпще! литературным иллюзиям нет предела!
К тому же: как только вокруг него начинается какое-либо сюжетообразующее вращение, так оно тут же резко и бесповоротно заканчивается. Это не делает чести его присутствию в книге.
Прочие герои вроде лупят в его сторону глазки, а вроде и не видят его, ибо меж собой на эту тему никогда не говорили. Любопытная получается психологическая фабулка! wowпще! литературным иллюзиям нет предела!
Логика поведения тех лиц, которым чудище Ник Трёхголовый видится как бы «реально» или откровенно мерещится, причём, чаще по отдельности (и это многое объясняет: поменьше надо курить дуртрав!), и, если отбросить в качестве объяснения обыкновенную авторскую шизофрению и недержание потока слов (литературоведческий «поток сознания» «отдыхает»), то такая сюжетность, уж не говоря про генеральную фабулу, мягко говоря, не укладывается ни в какие логические рамки.
Смущает читателей, например, коллективное умопомешательство в сцене на барже (глава «Жаннет с весёлой фамилией»), когда Чуду-Юду видели все, и оное существо аж качало баржу на волнах Сены. Однако ни одна парижская газета не описала этот феномен, и не прибежал на крики ни один корреспондент. Вот уж воистину: где бы не появлялись герои «Загвоздей в Европу», там начинаются чудеса; и мир вокруг них тут же начинает медленно сходить с ума. Причём локально. В радиусе воздействия графоманских психических волн Кирьяна Егорыча Полутуземского.
Ничего не скажешь: сильная вышла вещь!
Авторски констатирую: графоманское начало в книге присутствует. Вай-вай! Оно двоякое, оттого дважды баламутное: идущее от настоящего автора («Я», от «Меня», если этого «Я» просклонять), и от автора Полутуземского книжного героя + начинающего графомана. Последний частенько выступает в роли рассказчика. И совсем изредка, но и такое случается, подменяет «Меня»=«Я», и даже пытается верховодить. Это уже ни в какие рамки не лезет.
Есть и ещё одно ЧМО иначе не назовёшь, так это чмо а звать его Ченджу Чен Джу также вносит свою лепту в общую путаницу. В книге он является как бы да что как бы, он является неким прототипом главного героя Туземского, и пытается взвалить на себя его функции. Holy moley!
Но всё бы и ничего, если бы графоманское формообразование книги от реального автора «наиглавнейшего» Я-Меня было бы возведено в постулат а предпосылки имеются но этот финт, увы, не превратился в концепт.
В этом слабость retro-архивно-базового экземпляра3.
А многослойная конструкция «автор рассказчик, его фамилия меняется, но она всегда в заголовке книги, он же прототип главного героя> главный герой Кирьян Егорович 1/2Туземский или Полутуземский, или шутливо Полутузик, он же начинающий графоман, а покамест пишущий путевой журнал> путаник и типа «дубликата» Полутуземского, а скорей всего мозговой или головной Таракан героя Полутуземского под именем Ченджу Чен Джу В общем, писатель в этой конструкции явно не разобрался.
Она, разумеется, имеет смысл как конструкционная схема, но никоим образом в книге не отрегулирована, хаотична.
В результате читатель нихрена не понимает: книга местами забавна и остроумна, изобилует настоящими литературными перлами, достойными вхождения в учебники по синтаксису, лингвистике, семиотике, но имеет характер именно ЧЕРНОВИКА какой-то дьявольски интересной книги, но, к сожалению, не самой книги.
Хотя как знать! Просто, если принять это сочинение «За гвоздями в Европу» или его дальнейшую версию «ЧоЧоЧо» за такой специальный и окончательный вариант литературы, то надо признать тогда, что она рушит базовые принципы написания «литературы драматического типа». Это странный, романтический, слегка маргинальный симбиоз «литературы драматического типа» и литературы под названием «поток сознания».
***
Мы несколько отклонились в сторону. А хотели мы сказать нижеследующее.
Итак, получается, что чудо-юдо не с постоянной пропиской и за это уважаемый анти-герой, а какой-то сильно эпизодический Горе-персонаж.
А также головная боль для прототипического (реального) Я-автора.
А также мозготрясение для книжного героя автора и путешественника в одном лице Кирьяна Егорыча Полутуземского.
Во-вторых, он Ник Трёхголовый есть академическое Несчастье для героев, более востребованных и употребляемых автором для заполнения их проделками страниц, к тому же формально числящихся в положительных списках.
Хотя книжка вовсе не чёрно-белая, а очень даже цветная: до карнавальной пёстрости.
Да и герои далеко не картонные чудики, а, скорей, бегуны на длинно-короткие дистанции и болтуны со жвачками в мозгах и под языком как камнями за пазухой и в карманах навыворот. Все эти герои импрессио-пуантилистского склада. Их требуется вначале полюбить: после этого они становятся ручными и порой «дюже вумными».
И действуют они под настроение, в том числе чисто по человечьи: а не по идеальному или книжному с хорошими манерами: в зависимости от количества поглощённого зелья.
В книге этот напиток чаще всего немецкое и голландское пиво. Чешские и рашеские сорта оказались за кадром.
Курение травы упоминается частенько, но реальное злоупотребление им описано всего лишь в одном эпизоде в мотеле «Весёлые подружки», что за Казанью.
Правда, может, некоторые из них чуть недоделанно-переделанные, как пакетик чая семижды заваренный (Ксан Иваныч). А один из таковых (Малёха) даже не распрощался с картонной сущностью.
Но они недоделанные и переделанные творят, как могут, основное действие: по большей части болтологическое: хоть и с привкусом: своеобразной народно-интеллигентской философии.
А также праздно шатаются по Мюнхену и трактуют архитектуру с живописью: трактуют, интерпретируют, трактуют, истолковывают, стебаются, желая отметиться: кто в энциклопедии, кто в Вики, кто в словаре Даля (переиздание для новорусских) филологов). Так как выдумывают много новья, а кто-то тупо хочет застрять в книжке Кирьяна Егорыча на века. Так как все знают, что Кирьян Егорыч втихаря (запираясь ночью на hotels-горшке) совсем нешуточно кропает в блокноте. Блокнот толщиной в Диккенса. А после напишет укороченную прозу (не бриллиант, это позже): он обещал.
И ему поверили.
При этом никто не лезет в главные герои, особо не ерихонится, и не создаёт фальшивых приключений, дабы отметиться красивше на страницах Полутуземского.
А также не дерутся, хоть и ссорятся ежеминутно.
Образовались противостоящие пары: дуэт Кирьян Егорыч+Бим Нетотов супротив дуэта Ксан Иваныч+сын Малёха. В их конкурсе нет победителя: каждая пара боксирует милостиво. Крови нет. С путешествия не гонят, хотя было одно исключение: но закончилось оно миром.
Девки и бляди всё боком. Всё в мечтах, все в воспоминаниях, дрочерят в душе» и в туалете первое по-серьёзному, второе регулярно и реалистично. Но никто не попался. Тонкости знает только Автор.
Фаби нераскрученная девушка. А необычная, даже красивая после душа. У неё красные кеды. Курит Честер. Так-что могла бы быть побойчей.
Чудище-Юдище Ник Трёхголовый чаще прозябает в Мойдодыре, нежели творит эффективное зло с тролльничаньем.