Они снова раскланялись.
Папенька? обратилась Лиза.
Да, мой ангел?
Если Вы не возражаете, мне бы хотелось немного поговорить с Иваном Андреичем.
Что ж, если он не возражает, то дело Ваше.
Когда они остались одни, Бубецкой спросил у своей воспитанницы:
Отчего же Вам мое общество интереснее общества самого градоначальника? Я вижу, они с Вашим папенькой короткие знакомые, и, как мне кажется, иметь его в друзьях было бы для девушки, начинающей свой жизненный путь, крайне полезно
Мне с Вами интереснее А почему Вы не хотите познакомиться с ним? Если изволите, я попрошу папеньку об одолжении представить Вас графу
Нет, увольте. Полагаю, что мы с Михаилом Тариэловичем очень уж по-разному смотрим на одинаковые вещи.
Что Вы имеете в виду?
Я имею в виду его политические взгляды. То, что для него благо для прочих интеллигентных людей смерть.
Вы, конечно, говорите о его политике по отношению к эсерам? Но как иначе министр внутренних дел должен реагировать на террористов?
Во-первых, милая Лизонька
«Он назвал меня милой» сердце Лизы сжалось как ребенок сжимается внутри роженицы.
не все эсеры террористы. Во-вторых, он сам своей карательной политикой вызвал события 1 марта 1881 года, когда, как Вам конечно известно, погиб государь император.
Вы станете оправдывать Гриневицкого?
Оправдывать его или судить дело истории, а вот на опрометчивые шаги руководства указывать должен каждый сознательный гражданин. Ну-ка, вспомните некрасовские строки, что мы с Вами недавно повторяли?
«Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», улыбнувшись, выполнила Лиза приказ строгого учителя.
Воот.
А как же «диктатура сердца»? Ведь Лорис-Меликова не случайно так назвали. Консервативные реформы, учет общественного мнения
Вот и именно, что консервативные. Слишком уж консервативные! Прямо скажем, своим консерватизмом отрезающие себе дорогу в будущее! А учет общественного мнения, Вы говорите? Пустое. Если чье мнение и учитывалось и могло учитываться то только буржуазии. Кто и когда дал слово рабочим, крестьянам, служащим?
Помилуйте, Вы призываете к революции в чистом виде. Этого не будет и не может быть при власти царя.
Почему? На отдельных местах, в отдельных, так сказать, участках, это вполне допустимо и демонстрируется.
Что именно?
Учет мнения широких слоев общества, людей, без отсылки к их происхождению и социальной классовости.
Любопытно Покажите?
Непременно. Только вот нынешнему хозяину вечера это нипочем не сделать.
Непременно. Только вот нынешнему хозяину вечера это нипочем не сделать.
Вы явно недружелюбно к нему настроены. Почему же?
Потому что необходимым к тому условием является самопожертвование и готовность в случае чего потерять общественный статус. А он даже после убийства монарха боялся этого как второго пришествия!
Кто же теперь не боится опустила глаза Лизонька. Иван Андреевич посмотрел на нее в этой обреченности, что сквозила в ее голосе, в этой отрезвляющей грусти слышалось несвойственное детству а он ее считал ее ребенком, и не без оснований понимание и знание жизни. С одной стороны, ему хотелось бы, чтобы все рассуждали именно так здраво, приземленно, логично, со знанием. С другой стороны, подобный образ мыслей как он полагал не способен изменить будущего России, поскольку наряду с недостатками общества трактует слабосильность и неспособность каждого его члена что-либо в нем поменять.
Пойдемте, он взял ее за руку и повел в соседнюю комнату. Будучи кабинетом хозяина дома, сегодня она выполняла роль своего рода кружка. Здесь собрались те, кто по каким-либо причинам хоть и был приглашен градоначальником, но не образовал его ближний круг. В древние времена эту горстку можно было бы назвать «опала». Будь на то воля Лорис-Меликова, он бы и вовсе не стал звать их на свои ассамблеи. Однако же, все они были при неплохих должностях, и неучтивость по отношению к ним в его исполнении могла быть превратно истолкована.
В кругу таких же юных студентов с горящими глазами, как и Иван Андреич, стоял грузный, пожилой мужчина высокого роста. Его лицо окаймляла седая борода, между пальцев он держал сигару, а из большого, толстого стекла, фужера, потягивал вино.
Кто это? прошептала Лиза.
Анатолий Федорович Кони, обер-прокурор Санкт-Петербургской окружной уголовной судебной палаты. Он читает у меня лекции по уголовному праву, и, строго говоря, если бы не его настояние, я бы вовсе сюда нынче не пришел.
Иван Андреевич с Лизой протиснулись сквозь толпу жадно слушающих Анатолия Федоровича молодых людей. «Надо же, подумала Лиза. Ведь в соседнем зале сам Лорис-Меликов, к нему можно и рукой притронуться при желании, и поговорить, а тут какой-то никому не известный старичок и народу подле себя собрал в разы больше, чем градоначальник и герой войны»
Анатолий Федорович? обратился к нему Бубецкой.
А, Ваня.
Позвольте представить Вам мою спутницу, Елизавету Дмитриевну Светлицкую.
Дочь Дмитрия Афанасьевича, никак? целуя руку новой знакомой спросил Кони.
Да-с.
Как же, как же, имею честь быть знакомым с Вашим папенькой по долгу службы в Санкт-Петербургской судебной палате. Справедливости ради, были бы знакомы и короче, коли я продолжил бы службу по цивилистической направленности
Отчего же не продолжили? все еще плохо понимая, с кем говорит, спросила Лиза, чем повергла присутствующих в гомерический хохот. Анатолий Федорович строго как это, должно быть, полагается классическим университетским преподавателям взглянул на смеющихся, откашлялся и не счел за трудность ответить на вопрос.
Несмешно, господа. Барышня, очевидно, не знает, что я всю свою сознательную жизнь трудился как специалист по уголовному праву и процессу, и потому цивилистика нимало не привлекает меня и не вдохновляет. Только что стараниями министра юстиции, графа Набокова, был я приглашен в департамент гражданских дел, да и то ненадолго.
Министр, должно быть, не знает, о круге Ваших интересов? вновь спросила Лиза.
Да нет, милая. Мы с ним знакомы еще со студенческой скамьи и меня он знает более, чем положено
Анатолий Федорович опустил глаза, и тут слово взял Бубецкой.
Набоков, как и вся чопорная интеллигенция, осуждает Анатолия Федоровича за приговор по делу террористки Засулич.
Это той, что стреляла в московского генерал-губернатора? Как его, в Трепова?
Именно. Анатолий Федорович председательствовал на том суде и оправдал ее.
Вы извращаете. Оправдали ее присяжные. Мне в вину общество с той поры ставит, главным образом, то, как я сформулировал опросный лист для присяжных. Отклоняясь от необходимости формального ведения процесса, я включил в него вопросы, касающиеся морально-нравственной оценки обществом поступка Засулич. Как то вызывал ли Трепов своим поведением реакцию, приводящую к взрыву народного гнева? Можно ли оправдать ее, исходя из его «заслуг»? Насколько хотела она профессиональная террористка убить градоначальника, что стреляла ему едва ли не в руку? Насколько тяжелы оказались раны? Ну и тому подобное. Излишним будет говорить, что присяжные, отвечая на мои вопросы, меньше думали о юридической квалификации содеянного и больше о нравственности. Целью моих вопросов и было призвание их к этому, ведь дача юридических оценок не может и не должна входить в компетенцию простых граждан, коими являются присяжные она составляет прерогативу профессиональных юристов. Заступая на должность председателя суда, я застал институт присяжных в плачевном состоянии председательствующий очень часто возлагал на них непосильное юридическое бремя, а я лишь возвратил их к тому исходному состоянию, в котором они и должны пребывать исходя из универсальной законодательной воли.
И что же было потом?
Потом состоялся оправдательный вердикт. В ходе рассмотрения дела Набоков с разной периодичностью предлагал мне либо склонить присяжных на сторону обвинения, либо когда понял, что добиться выполнения первой просьбы от меня невозможно вынести приговор с ошибками с тем, чтобы возможно было опротестовать его в апелляционном порядке.
Почему же Вы отказали ему в первой просьбе? Все-таки он же министр.
А я председатель суда! И ответил ему так, что и до сей поры каждое слово помню «Ваше Превосходительство, ежели председатель московского суда станет подотчетен воле министра, то ни один судья во всей Российской империи не сможет чувствовать себя в безопасности, а потому о беспристрастности и независимости судебной системы как об основе государственного устройства придется позабыть!» Правда, тогда мне это высказывание дорогого стоило с должности, как видите, сняли, долгие годы мытарств, да и теперь, хоть и возвели в обер-прокурора, а чураются. А меж тем, чураться нечему я выполнял свой долг. И если бы каждый выполнял его таким образом, жизнь бы выглядела сейчас значительно иной
Он говорил вполголоса, но в воцарившейся при его словах в кабинете абсолютной тишине слышна была даже каждая запятая. Все слушали его с таким вниманием, и даже Лиза, еще минуту назад с горечью обозначившая невозможность что-либо изменить в положении дел, вдруг поймала себя на мысли о том, что такой образ рассуждений, пожалуй, способен повернуть колесо истории. Правда, дальше ее мысль не зашла, но для шестнадцати лет и это было неплохо.
Меж тем начался котильон и всем барышням, присутствующим на вечере, надлежало исполнить его в главной зале. Не желая расставаться со своей спутницей, Иван Андреевич последовал за ней и минуту спустя они закружились в залихватском танце, сопровождаемом французской мелодией. Лизе, как и Ивану, не терпелось поскорее окончить его и вернуться к беседе они были знакомы полгода, но, казалось, в этот вечер в беседе своей настолько открылись друг другу, что конца ей не будет никогда.
Уморившись после танца, они прошли в буфет. Здесь Лиза встретила свою школьную приятельницу Варю Филонову. Огненно рыжая хохотушка, она не происходила из знатной семьи, и потому оказалась здесь случайно. Во всяком случае, она остановила внимание Лизы.
Ты чего здесь делаешь?
Торгую на благотворительном базаре от общества святой Матроны. Кстати, не желаете ли купить что-нибудь?
На лотке вокруг нее были разложены всякие галантерейные штучки, обыкновенно покоряющие сердца светских барышень, но не Лизы она была к ним равнодушна: куклы, блокнотики, бантики, чайные чашечки не вызывали в ее юном сердце трепета. Когда Иван Андреич отвернулся, чтобы поздороваться с приятелем, Варя набралась смелости и озадачила подругу: