С вашей матерью.
Заметив вопрос на лице собеседника, алхимик пояснил:
С вашей духовной матерью. Викторией Морреаф.
И о какой клятве идёт речь?
«Он ничего не знает», осенило графа. «Да и откуда бы ему знать? Кто поделится таким со злобным мальчишкой?» Мелькарт между тем ждал ответа. И отступать не собирался.
Эта тайна касается меня и Рейги, чуть ли не по слогам выдавил Сен-Жермен. И никого другого. Вас тем более.
Забыли упомянуть Совет.
Совет вынес бы смертный приговор Виктории, не сделай я того, что сделал.
Мелькарт задумчиво рассматривал лицо соперника.
Это мой грех, добавил алхимик. И я искупаю его уже второе столетие.
Вы что, считаете, я вас осуждаю? тот усмехнулся. Мне просто любопытно, зачем вы убили её сына, вот и всё. Чем таким особенным прославился Рейга, что сами Неизвестные решили его убрать? Он, мужчина выдержал паузу, был похож на меня?
Ни капли. Это был порядочный юноша. Умный и честный. И излишне доверчивый.
А вы его доверчивостью воспользовались.
Я не буду перед вами оправдываться! Всё равно что бы я ни сказал сейчас, это ничего не изменит. Виктория не простила меня. Да и как простить такое? Мне самому противно я сотню лет живу с этими воспоминаниями: как пришёл в её дом, когда Рейга был один, как усыпил его, Сен-Жермен прочистил горло и глубоко вздохнул, пытаясь вернуть самообладание. А ведь вы мне завидуете, Тессера!
Завидую?
О, да. Вам не терпится узнать, какие тайны хранились в её прошлом. Виктория вела яркую, насыщенную жизнь. И так уж выходит, что я во всём мире единственный, кто по-настоящему был с ней близок, граф чуть наклонился вперёд, вглядываясь в разноцветные светящиеся глаза противника. Вот почему вы не убили меня.
Несколько мучительно долгих мгновений Мелькарт молчал.
Quid pro quo, внезапно предложил он. До Швейцарии ещё далеко, так что я готов обменять историю своего путешествия на рассказ о Рейге. Мы всё равно ничего не теряем.
Сен-Жермен бросил взгляд на красивую блестящую трость. О, да, ему не терпелось выведать побольше, однако какая-то часть внутреннего «Я» содрогалась при мысли прикоснуться к этому оружию и не потому что получасом ранее мужчину подвергли пыткам. В нём говорила суеверная, подвластная предрассудкам сторона. Говорила о том, что эта вещь проклята. Разрушительна для человека.
Вы боитесь его, произнёс Мелькарт. Не надо отрицать.
Нет, вы не понимаете, что я чувствую. То же, наверное, было, когда горели Хирасима и Нагасаки. Смятение. Ужас. Самая моя суть сопротивляется.
Это слабость. За триста лет вы не усвоили урок, пальцы любовно огладили трость, и в этот момент Сен-Жермен подумал, что она на удивление хорошо смотрится в руках Мелькарта, так, словно с начала своего сотворения предназначалась ему. Людей с рождения учат, что они никчёмны. Обезьяны, рабы Всё могущественное им кажется опасным. Недопустимым. Их заставили верить, что деньги зло, что власть это испытание, а не награда, что знания следует держать на замке, молча. Сколько изобрели мифов! Плоть человеческую назвали греховной, грязной, хотя по-настоящему она совершенна настолько, что не имеет аналогов. Абсолютно ко всему, что им видится лучше, чем они сами, люди жестоки. Из-за этого истребили целые популяции вепрей, мустангов, волков; сжигали произведения искусства и убивали творцов. Всё из-за страха. Из-за ошибочного понимания своей природы. Вместо того чтобы двигаться вперёд, ходят по кругу. Потребляют что дадут и бездумно плодятся. Тех же, кто не следует схеме жизни, изгоняют из стада: в давние времена предпочитали казнить на публике, в назидание, так сказать, а сейчас ограничиваются косыми взглядами и оскорблениями. Хотя оскорбления бывают страшнее открытого нападения, они сводят с ума. Люди так поступают, потому что ненавидят себя самих. Они знают, что отличаются отличаются больше, чем кто бы то ни было в этом мире, и устраняют всё отличительное. О, граф, вы прекрасно понимаете, что я прав. Ведь иначе не стали бы тем, кто вы есть. Однако
Мелькарт покачал головой будто бы в разочаровании.
Мелькарт покачал головой будто бы в разочаровании.
Однако, живя среди этих животных, уподобились им. Рассуждаете как они. И смотрите на величайшее достижение ума глазами никчёмного грязного раба глазами дарвиновской обезьяны.
Рейга говорил то же самое, тихо вымолвил Сен-Жермен. Когда боролся за сохранение Грааля.
В глазах Мелькарта блеснуло торжество.
Грааля? завороженно переспросил.
Вам известно, чем занимались агенты Анэнэрбе. Да и не только они. Наука в двадцатом веке сделала гигантский скачок, и в частности археология. Старинные тексты, манускрипты, скрижали стали доступны не только кругу учёных, но и бизнесменам, политикам, коллекционерам лицам, заинтересованным в древних артефактах. Когда немецкие исследователи вышли на след Грааля, мы вместе приняли решение уничтожить его. Любой ценой. В Иерусалиме эта вещь устроила переполох мирового масштаба, а ещё раньше в Египте. В мире и так царил хаос, и я имею в виду не войну. А опыты. Первые испытания бомб, насильственное вмешательство в генотип, использование живых людей детей! в качестве подопытных крыс Не знаю, Тессера, кто страшнее: религиозные фанатики или фанатичные учёные. Быть может, наука обратилась в религию; во имя её изобрели оружие массового поражения. Оружие, направленное на то, чтобы сотворить Апокалипсис, Сен-Жермен прикрыл глаза, усмиряя пробудившуюся в груди горечь. Мы боялись Грааля как огня. Фламели считали, что Иисус творил чудеса, потому что испытал на себе его силу. Грааль мог сделать простого человека особенным. Даже бессмертным как мы.
Дайте угадаю: Виктория и Рейга нашли Грааль, но не отдали?
Более того, украли его. Ситуацию усугубили ядерные взрывы в Японии, начавшаяся за этим свистопляска между державами Если бы Грааль попал не в те руки
Вы думали, в военных целях могут создать совершенное существо?
Работы над подобным проектом уже велись. И в Совете Девяти не хотели рисковать. Рейга был хорошим парнем. Хорошим вот только изучал принцип работы Грааля. Он был единственным, кто знал его секреты.
И эти секреты должны были умереть вместе с их хранителем?
Виктория пыталась всё исправить. Выкупить жизнь в обмен на возвращение артефакта. Она не понимала, что сделка невозможна, Сен-Жермен глубоко вздохнул. Ей просто хотелось спасти сына.
Что ж, одного сына она спасла. И будьте уверены, этот сын отплатит ей преданностью, губы тронула кривая улыбка. Лучший наставник наша жизнь. Я помню, как меня замуровали в склепе. Помню своё отчаяние. А вместо того, чтобы оказать помощь, вы вознамерились меня убить. Я был слаб, беззащитен не мог даже шелохнуться. И, надо сказать, я ещё долго, очень долго верил, что это самое кошмарное происшествие. Пока не влез в катакомбы.
Взгляд плавно опустился на трость.
Я потерял зрение и не знал, вернусь ли обратно. Жезл найти удалось с трудом, огромным трудом, вот только последствий я не просчитал. Луч был ярким он выжег мне глазное яблоко. Я плакал кровью.
Но всё же вам удалось
Я отринул всё человеческое, пояснил Мелькарт. Это оружие старше Неизвестных, старше самых древних богов. Наследие погибшей цивилизации Атлантов. Атрибут глашатая, что пришёл к неприятелю с вестью. И я не жалею о том, что остался без глаза: многие ясновидцы были слепы, иногда их даже специально лишали зрения чтобы те пребывали в обоих мирах. Таково уж поверье. Символично, по-моему.
Вы самоубийца
Я еду на войну, жёстко оборвал тот. Сделаю то, чего никто и никогда не сможет уничтожу Неизвестных. Моя духовная мать, Калиостро, Рейга все они положили головы, веря в погибель вечных господ. Их надежды воплотились во мне. Неужели вы до сих пор не поняли? Эра бессмертных на исходе. Я положу конец их правлению.
И вот мальчик вырос в Дракона.
Сен-Жермен ощутил страшную духоту, воздух стало невозможно глотать. Сидящий перед ним мужчина выглядел так, словно обрёл своё подлинное «Я»: от заветной цели он находился уже недалеко, и всё шло по его плану.
Виктория прокляла Неизвестных, хрипло отозвался граф. Когда ей сообщили о Рейге она проклинала их снова и снова. На всех языках мира, на древних и новых, пока не сорвала горло. В тот день Виктория поклялась на крови, что её собственная смерть станет причиной их гибели.
Виктория прокляла Неизвестных, хрипло отозвался граф. Когда ей сообщили о Рейге она проклинала их снова и снова. На всех языках мира, на древних и новых, пока не сорвала горло. В тот день Виктория поклялась на крови, что её собственная смерть станет причиной их гибели.
Лицо Мелькарта потемнело.
Вот почему я боролся за её жизнь. Я знал, что вы то чудовище, в котором она так нуждалась и ради которого готова была умереть.
Она. Любила. Меня, произнёс тот с расстановкой. Других причин нет.
Да, любила, пришёл уставший ответ. Не буду лгать: я вам завидую. Я понятия не имею, каково это быть любимым ею. Меня утешает другое
Граф позволил себе ухмылку.
У вас не будет моих воспоминаний о ней и о чудесных временах, когда она была особенно прекрасна.
Ни мрачные коридоры, ни многочисленные повороты, ни скользкие ступени не сбили Избранника с толку. Сосредоточенный, он не обратил внимания даже на стороживших арку горгулий. Сен-Жермен, понурив голову, проник в густую тьму зала. Он не раз здесь бывал и знал их окружали Неизвестные, которые пристально наблюдали за незваными гостями, скорее всего, начав уже сознавать, кто перед ними предстал. Сен-Жермен всерьёз полагал, что в такой темноте с Мелькартом расправиться удобнее вряд ли тот сумеет выстоять, не видя, что происходит. Тьма в зале Совета была подвижной, живой, первобытной. Она не имела ничего общего с ночью или отсутствием света, она задушила бы свет, если бы он вдруг возник.
Сфера померкла ещё в арке. «Этого следовало ожидать», подумал граф и засмеялся. Если даже владеющие философским камнем за тысячелетия не погубили Девятерых, неужели такое удалось бы смертному? Он обернулся, желая заглянуть в разочарованное лицо противника, однако мужчины рядом не оказалось.
Мелькарт исчез во тьме.
Что? ошарашенно воскликнул алхимик.
Жезл не горел. Вокруг стояла мёртвая тишина. Зыбкая реальность ускользала.
«Что происходит?»
И, словно ему в ответ, раздался сильный стук чего-то тяжёлого о плиты. стены окропились пламенем. Горячая волна, похожая на поток крови, распространилась в считанные секунды. Мелькарта, оказавшегося в центре зала, со всех сторон обступали Неизвестные.
Каждый из Девятерых покинул свой трон и с пьедестала взирал на осквернившего их храм демона. Закутанные в полотна ткани, они одновременно вытянули в его направлении руку и указали на врага костлявыми пальцами.
Сфера как никогда ярко полыхала в Жезле, и ожившие змеи танцевали вокруг неё.