Ассалам алейкум, Баки-Хаджи! улыбаясь всем ртом и привставая, говорил Харон.
Во-алейкум салам, ответил Баки-Хаджи.
Ты куда это с рассветом двинулся? Что тебе дома не сидится? Наверно идешь на свою мельницу? скороговоркой заголосил Харон, дергая поводья и останавливая старую кобылу. Садись, подвезу.
Да нет, сдалась мне эта мельница. Иду на кладбище, с досадой отвечал Баки-Хаджи.
Ну ладно, садись, до мельницы довезу, а там до кладбища недалеко.
Нет, нет, спасибо, Харон. Пройтись хочется.
Да ладно, залезай, садись, не унимался Харон, вытаскивая из-под себя поношенный, облезлый полушубок и поправляя его для муллы.
Поезжай, поезжай. Мое дело нескорое, я как-нибудь доберусь.
Нет, нет, не поеду. Садись. Залезай. Садись сюда, все готово.
Поняв, что отговариваться от Харона бесполезно, Баки-Хаджи неуклюже полез на арбу. Он уже хотел сесть, когда кобыла резко дернулась. Потеряв равновесие, мулла качнулся назад и, чтобы не упасть, обеими руками схватился за Харона. Тогда они вместе рванулись в конец арбы, ухватившись друг за друга, и только чудом не слетели.
Да будь ты проклята, старая кляча! кричал Харон. Когда надо не тронется, а когда нет нужды с места в карьер Скотина безмозглая
Харон несколько раз со злобой ударил хворостинкой по тощему заду кобылы, да так, что легкий прут разлетелся и в руках его в конце концов остался только жалкий обломок. Однако все эти действия мало влияли на скорость передвижения. Тогда Харон стал совать огрызок хворостины под хвост строптивой кобылы, всячески проклиная ее. Кобыла некоторое время все это терпела, прижимала хвост, пыталась поворачивать зад, но это у нее не получалось, тогда она умудрилась на ходу подскочить и лягнуть задними ногами. До извозчика она, конечно, достать не могла, но ком черной земли попал прямо в правый глаз Харона.
Ах ты гадина! закричал вконец взбешенный Харон. Он вскочил и решил, стоя на арбе, дать пинка кобыле. Как только он замахнулся, кобыла от испуга рванулась, и Харон полетел назад.
С улыбкой наблюдавший эту сцену Баки-Хаджи поздно оценил всю серьезность ситуации. В испуге он хотел было схватиться за край арбы, но было поздно Харон всей своей массой налетел на сидящего сзади муллу, и оба они полетели в грязь. Вслед за ними слетел мешок кукурузы, он шлепнулся на землю, от удара развязался, и золотом зерен покрылась черная земля.
С улыбкой наблюдавший эту сцену Баки-Хаджи поздно оценил всю серьезность ситуации. В испуге он хотел было схватиться за край арбы, но было поздно Харон всей своей массой налетел на сидящего сзади муллу, и оба они полетели в грязь. Вслед за ними слетел мешок кукурузы, он шлепнулся на землю, от удара развязался, и золотом зерен покрылась черная земля.
Больше всех пострадал Баки-Хаджи: его черная бурка была сплошь облеплена грязью, а сам он оказался на земле, придавленный Хароном. Старик еле встал, проклиная в душе незадачливого попутчика и его старую клячу. Харон тоже недолго нежился в грязи, он резко вскочил и, обрушив массу ругательств в адрес своей непокорной жены и кобылы, побежал вслед за арбой.
Минут через двадцать они опять сидели на арбе и, продолжая свой короткий путь, весело смеялись, вспоминая прошедший эпизод.
Что ты ее не продашь? смеясь, спросил Баки-Хаджи.
Да кому я ее продам? Кто ее, старуху, купит? отвечал Харон, осторожно дергая вожжами строптивую кобылу. А честно говоря, думал, может, ожеребится. Так зря Уже третий год вхолостую А твоя-то гнедая как?
Пока ничего. Ждем.
Я ведь тоже свою кобылу к твоему жеребцу водил. Да видно он не смог.
Он-то может, смеялся Баки-Хаджи. Просто ты и твоя кобыла уже не можете.
Много ты знаешь, взбесился Харон, я и сейчас готов на молодухе жениться.
А Алпату как? издевался мулла.
А что Алпату дура старая! Мы вот на днях в Грозном были, так девки там так на меня и бросались.
Да быть такого не может?! сделал удивленный вид Баки-Хаджи.
Да что не может, дышал ему прямо в лицо вчерашним чесночным перегаром Харон. Все вокруг кружились, прямо ходу от них не было.. Их столько там, и все такие молодые, голодные, пышные Ведь там на равнине одно мужичье, только и знают, что курят да водку пьют.
Ну так что, ты чем-нибудь там хоть прославился? не унимался Баки-Хаджи.
Да в этом проблемы не было. Просто эта дочь Хазы Кесирт, с нами в город ездила. Она с ума свела
Какая Кесирт? уже серьезно спросил старик.
«Какая-какая»? Хаза, что на твоей мельнице. Ее дочь.
А что она в городе делала?
Что и все. Купила в Махкеты на базаре яйца и сыр и перепродавала их в городе.
А как она их несла?
На себе, конечно, отвечал Харон, оценивающе поглядывая на соседа.
А ты что, не мог помочь своей односельчанке? с удивлением спросил Баки-Хаджи.
Ты знаешь, сколько там таких односельчанок? Да и арба у нас была перегружена. Сам до города пешком шел.
А ты что вез?
Мы везли тыкву, сыр, масло, в Махкеты еще двести яиц купили. Ты знаешь, какое выгодное дело! Обратно привезли керосин, соль, деньжат немного. Сыну подсобили.
Как сын твой? сухо спросил Баки-Хаджи.
Салман молодец! В милиции служит. Дали ему комнату. Потом, говорят, квартиру дадут. А так в комнате тепло, днем и ночью свет горит, не то что мы в горах.
Так что ж, он, значит, безбожникам служит? с металлической твердостью спросил мулла.
Да при чем тут безбожники! Жить-то надо, Баки-Хаджи. А куда нам податься? Ты так не говори. Мы все в Бога верим! Днем и ночью Его дела вершим.
Знаем мы вашу милицию. На своей шкуре пробовали Ничего, время покажет, злился старик.
Оба замолчали, отвернулись друг от друга.
Весенний утренний туман постепенно стал рассеиваться. Стало светлее. Вдалеке появились расплывчатые очертания почерневшей от времени мельницы, а за ней на косогорье обозначились силуэты могильных памятников. Горы еще спали, погруженные в туман.
Слушай, Баки-Хаджи, а сколько сейчас стоит помол кукурузы на твоей мельнице? нарушил томительное молчание Харон.
Не знаю Я ведь тебе сказал, что это не моя мельница, а всего нашего тейпа, со злобной дрожью в голосе ответил Баки-Хаджи.
А кто знает? не унимался Харон.
Спроси у Хазы, она все знает.
Конечно, знает, эта ведьма, она чертова мать, и для вас берет, и себя не забывает, съязвил Харон, сплевывая в сторону.
А ты, наверно, хотел, чтобы все было бесплатно, как хотят твои большевики-безбожники, все больше и больше нервничая, говорил мулла.
Не знаю, чего хотят эти большевики, только на равнине все уже стало общим, или, как они говорят, коллективным.
Здесь ты этого не дождешься Поезжай к своему сыну-милиционеру в город и там наслаждайся всеобщим благом, а тут мы жили и будем жить так, как жили наши деды и отцы, и никому не позволим менять наши традиции и порядки, от ярости голос Баки-Хаджи стал срываться, а на мою мельницу я никому не позволю зариться. Ты понял?
Чего ты на меня кричишь, Баки-Хаджи? Что я такого сказал? Успокойся, ради Бога!
Я спокоен.
Просто я хотел, чтобы ты поговорил с этой Хазой, чтобы она покачественнее сделала помол и взяла с меня не так много.
Поговори с ней сам. Послал бы свою жену Алпату, они бы и договорились, а то сам ездишь, как будто тебе больше делать нечего.
После этих слов муллы Харон искренне засмеялся.
Да знаешь ты, я весь вчерашний день мать детей* уговаривал остаться дома. Мечтаю на мельнице встретить дочь Хазы Кесирт, при этом он жадно облизал свои толстые губы.
А зачем тебе Кесирт? глядя в упор на Харона, спросил Баки-Хаджи.
Как зачем, может, получится и поиграем.
А что, она из игривых?
Да не знаю. Ну она ведь все равно жеро**. Дважды замужем была.
А что, есть слухи? уже тихо и вкрадчиво спросил Баки-Хаджи.
Да нет, вроде нет Да и в городе все о ней отзывались благосклонно. Просто хороша, чертовка. Жизнь отдал бы за ночь с ней.
Кому нужна твоя дрянная жизнь и ты, с издевкой сказал Баки-Хаджи, вон твоя Алпату узнает, кастрирует тебя.
На это Харон ничего не сказал, только со злостью дернул вожжи. Пот выступил у него на лбу из-под короткой папахи-кубанки, весь почернел, надулся, но молчал. Видимо, тяжелые мысли одолевали его в этот момент.
А ты знаешь, что у нашего председателя ночью коня увели? наконец, не выдержав, перевел разговор на другую тему Харон.
Какого председателя? У нас в селе председатель мой брат Алдум, и другого я не знаю.
Ну как это не знаешь? притворно удивился Харон. Теперь уже он издевался над муллой. Разве не ты на днях ходил к нему для учета?
В это время дорога раздваивалась: один рукав уходил вверх по склону в сторону мельницы; другой полого спускался к роднику, вброд переходил на другой берег и тоже тянулся вверх в направлении к кладбищу. Обычно этой дорогой пользовались те, кто был верхом или на арбе, пешие пользовались только тропинкой через мельницу. Там чуть ниже строения был сооружен узкий для одного пешехода перекидной мост.
Баки-Хаджи на ходу довольно проворно соскочил с арбы, уронив при этом свою папаху.
Удивительно! Сегодня все у меня в грязь падает. Видимо, оттого, что тебя встретил, с досадой ворчал старик.
Да что ты сошел? Доехали бы до мельницы, а там до кладбища рукой подать Ты что, собираешься вброд родник переходить? Вода ведь холодная, как бы искренне, сочувствуя, говорил Харон.
Ничего, ничего. И на этом спасибо. Я здесь постараюсь немного привести себя в порядок.
До порядка тебе, конечно, далеко, засмеялся Харон, останавливая свою кобылу и оборачиваясь в сторону удаляющегося Баки-Хаджи.
Последняя реплика остро кольнула муллу, он резко обернулся, хотел что-то ответить, однако Харон обезоружил его неестественной добродушной улыбкой: мол, шутка.
А ты слышал сейчас выстрел внизу, по дороге к Махкеты? неожиданно спросил Харон, все еще так же улыбаясь.
Какой выстрел? Мало здесь стреляют?.. Никакого выстрела я не слыхал, ответил Баки-Хаджи и, повернувшись, хотел было идти, но новый вопрос Харона заставил его остановиться.
А ты знаешь, что милиционеры-охранники нашего председателя за ночь разбежались. Вчера ваши люди вокруг них, говорят, носились.
Ты много болтаешь, Харон, прервал злобно Баки-Хаджи.
Во-первых, я не болтаю, а, во-вторых, времена не те, когда вы Арачаевы могли всем рот затыкать, из-под черных усов Харона показался ровный ряд белоснежных зубов.
Баки-Хаджи весь дрожал от гнева. Если бы у него в руках было оружие, он, не думая, бросился бы на обидчика. Но Харон знал, что низкорослый старик, с одной стороны, лет на десять-пятнадцать старше, а с другой ему, как мулле, не пристало вступать в конфликт. И конечно, самое главное власть другая, времена на те: его сын служит в милиции, в Грозном, другой тоже в Грозном где-то учится, и еще двое подрастают. В любом случае, времена изменились, теперь не Арачаевым здесь командовать.