Прошедшие войны. I том - Канта Хамзатович Ибрагимов 9 стр.


Все одобрительно закричали. Эдалх  сгорбленный древний старик, довольно проворно вышел в круг, демонстративно кинул на землю свой костыль, развел орлино руками и со всей серьезностью, стоя на одном месте, стал шутливо гарцевать. Все, кроме музыкантов и Шамсо, встали. В такт движений старика пондур и барабан замедлили свой пыл и перешли в ритм хода старой клячи. Старики обычно не выбирают себе партнершу, любая женщина сама может выйти в знак уважения. Однако по традиции в круг выходят только жеро на закате зрелости. Они, зная, что их вряд ли кто пригласит, пользуются моментом, чтобы показать всем, что они есть и еще хотят жить и веселиться.

Сразу три жеро бросились в круг, улыбаясь и будто не замечая соперниц. Наступило короткое замешательство, и раздался дружный смех среди молодежи. Слово было за Шамсо.

 Так, так, подождите,  озабоченно крикнул инарл.  Вы уже танцевали. Пусть танцует Лала.

Пытаясь скрыть досаду и смущение, две жеро вернулись, а здоровенная, толстая Лала, тая от удовольствия, закружилась в бесконечно долгом танце вокруг старика, рассекая пространство мощной грудью, сияя краснотой щек. Хор девушек запел шутливые напевы. Молодые ребята кричали: «Смотри, какая жеро! Прямо из танца отводи ее домой!»

Старик еле стоял на ногах, ему уже было не до шуток, а Лала все ходила и ходила по кругу, наслаждаясь всеобщим вниманием.

 Всё, всё, хватит. Сколько можно?  наконец крикнул Шамсо.

Затем танцевали молодые. Мужчины танцевали азартно, шумно, необузданно темпераментно, молодые девушки  спокойно, грациозно, глядя только себе под ноги, подчиняясь в движениях указаниям джигита*.

Кесирт стояла на самом краю, ее никто не мог увидеть, а она с трудом видела только головы танцующих, и то благодаря своему росту. Она невольно вытягивала шею, ноги ее окаменели от холода, и, пытаясь хоть как-то согреться, прыгала с ноги на ногу. Вынужденная отстраненность от шумного празднества разжигала ее девичье самолюбие, дыхание ее стало частым, в висках била дробь, румянец стал еще гуще и обширнее, алые губки капризно вздулись, черные глаза, то ли от яркого света, то ли еще от чего, щурились и слезились.

В это время Цанка с трудом прорвался к Баснаку, который, явно охмелев, вяло хлопал огромными ладонями.

 Баснак, Баснак,  толкнул его сзади Цанка.  Дай мне станцевать.

Баснак медленно повернул голову, блаженное выражение лица его стало сразу сурово-строгим.

 Ты чего пристал? Не видишь, какая очередь! Мал еще танцевать. Твое дело впереди.

 Баснак,  не унимался Цанка, дергая родственника за локоть,  я хочу пригласить Кесирт.

 Чего?  вздрогнул Баснак.  А где она?

 Там. На краю. Я просто хочу ее вывести к центру.

 Подожди.

Баснак наклонился к уху Шамсо, что-то долго объяснял и, наконец, видимо найдя понимание, обернулся к Цанку.

 А ты хоть танцевать умеешь?

 Сумею, не хуже этих,  и Цанка мотнул головой в круг.

После очередного танца в круг выскочило несколько джигитов, настаивая на своей очередности. Помощники инарла быстренько вывели их за круг.

 Внимание!  крикнул Шамсо,  я думаю, что будет уместным посмотреть на наше подрастающее поколение. В круг приглашается сын Алдума Цанка из Дуц-Хоте.

Юный Цанка, явно стесняясь, вышел в круг. Его длинные тонкие руки невольно дергались, кисти были плотно сжаты в кулаки, голова опущена, взгляд устремлен к земле. Он впервые вышел танцевать среди посторонних.

 С кем ты хочешь танцевать?  спросили помощники инарла.

 С Кесирт,  не поднимая головы, сказал Цанка.

 С какой Кесирт?

 Дочь Хазы Кесирт,  повторил уже твердо и громко.

 А где она?

Движением головы Цанка мотнул в сторону еле видимой девушки.

 Дочь Хазы Кесирт  проходи,  крикнул Шамсо.

Все замерли. Женщины расступились. Уверенно и спокойно Кесирт вышла в круг, надменно, но с благодарностью улыбаясь, посмотрела на Цанка, скинула с себя овчинный полушубок и расправила плечи Все ахнули. Даже музыка затихла.

 Дочь Хазы Кесирт  проходи,  крикнул Шамсо.

Все замерли. Женщины расступились. Уверенно и спокойно Кесирт вышла в круг, надменно, но с благодарностью улыбаясь, посмотрела на Цанка, скинула с себя овчинный полушубок и расправила плечи Все ахнули. Даже музыка затихла.

 Вот это красавица!  гаркнул пьяным голосом Рамзан.

 Платье, как у дочери князя,  шептали женщины.

 Только с ней буду танцевать!

 За всю свою жизнь не видел такой красы!  вскричал один старец.

 Чего остановились? Давайте музыку!  приказал Шамси.

Вновь заиграл пондур, забил барабан, хор девушек завел лирическую песню, восхваляющую красоту и благородство горянки. Все были очарованы, и только один человек стоял с посеревшим, как порох, лицом. Это был Шарпудин Цинциев. Его тонкие губы злобно сжались под черными густыми усами, брови сошлись, образуя глубокую щель на узком покатом лбу, желваки играли на скулах. Любил он Кесирт. Любил яростно, ревностно. Только о ней думал и желал ее. Давно бы своровал он ее, только брать в жены, в дом незаконнорожденную дочь нищей Хазы он не мог А страсть кипела в нем. Злила его

Все дружно захлопали. Начался танец. Цанка неумело, скованно дергался, затем, поняв, что на него все равно никто не смотрит, стал гарцевать, выдавать различные джигитовки.

Все взгляды были обращены на Кесирт. Она, румяная, стройная, грациозно-надменная, плыла в красивом танце по кругу. Никто никогда не смог бы сказать, что она вышла полчаса назад из маленькой, ветхой хибары.

После танца Кесирт усадили в первом ряду. Соседки трогали руками ее платье. Некоторые с завистью и злостью отворачивались, вслух говорили о ее происхождении и нищете.

Следующие четыре из семи танцев молодые парни приглашали Кесирт. Наконец в круг вышел Цинциев. По-прежнему бледный, строгий, на не сгибающихся от решительности ногах, с мощной бычьей шеей, он твердо подошел к Шамсо и демонстративно выложил на стол большую сумму денег  один рубль.

 Я буду танцевать с Кесирт, дочерью Хазы,  громко, с надрывом в голосе объявил Шарпудин.

 Зато я не буду,  неожиданно для всех ответила девушка, прямо глядя в глаза ненавистного ей человека.

Мало кто знал об их отношениях. По рядам прошел шепот. Затихла музыка. Все застыли в напряжении.

 Почему это ты не будешь?  угрожающе спросил Шарпудин.

 Ты что повышаешь голос на девушку?  вмешался пьяным басом Баснак.

Обстановка накалялась, еще одно слово  и началось бы невероятное, однако Кесирт быстро нашлась.

 Уважаемый инарл, я сильно устала. Здесь много других девушек. У меня ноги болят,  уже мягко, с просьбой в голосе сказала Кесирт.

Все свободно вздохнули. Только Шарпудин стоял в центре круга, насупившись, как бык.

 Правильно, правильно она говорит,  быстро вмешался в разговор растерявшийся было Шамсо.  Она немного отдохнет и в следующий раз будет танцевать с тобой.

 Инарл прав. Так будет правильно,  заголосили вокруг.

Шарпудин вынужденно станцевал с другой девушкой и, вернувшись на свое место, не скрывая злобы и ненависти, глазами поедал недоступную красавицу.

Когда через некоторое время вновь танцевала Кесирт, Шарпудин вслух, довольно громко выкрикнул несколько оскорбительных фраз в адрес Кесирт, ее матери и происхождения.

Бессильный гнев овладел молодой девушкой, земли не чувствовала она под ногами, сердце ее бешено колотилось. Не считаясь с обычаем горцев, Кесирт несколько раз в упор посмотрела в наглые глаза обидчика, однако с трудом себя сдержала. После танца хотела уйти, но не могла найти своего полушубка. Подружки из Дуц-Хоте вновь усадили ее рядом с собой. Танцы продолжались. Кесирт больше ни с кем не танцевала. Настроение ее было мрачным, ее снова прилюдно оскорбили и унизили, она не могла этого вынести. Внутри все бушевало. Злость и ненависть ко всем окружающим овладели ею. Ей хотелось кричать, бежать. Она по-женски чувствовала, как рады завистницы ее публичному позору. Женский голос за спиной сказал так, чтобы она все слышала:

 Поставил он гордячку на место. Ходит здесь, кривляется, как будто никто не знает, кто она и откуда.

 Ха-ха-ха, пусть знает свое место Тоже мне красавица.

 Как вам не стыдно?! Бессовестные Замолчите.

Краска исчезла с лица Кесирт, взгляд ее затуманился. Дрожащая рука полезла под рукав, она почувствовала холод рукоятки пики И вдруг ужасающая мысль пронзила ее. Она неожиданно вскинула голову, с любовью посмотрела на голубое бескрайнее небо, пологие вершины окрестных гор, глянула в сторону мельницы, но кругом были люди. Кесирт глубоко, свободно вздохнула, и зловещая улыбка застыла на ее красивом, гордом лице, только вздутые на висках вены выдавали внутреннюю борьбу. Она хотела снова танцевать, и танцевать только с Шарпудином, и мечтала вонзить пику свою в его черное сердце и наслаждаться его смертью и его страданиями. Она хотела драться с ним, броситься и перегрызть его толстую шею, выцарапать его мерзкие выпуклые глаза. Она хотела постоять за себя и свою мать, отомстить за оскорбленную честь. В ней не было ни страха, ни колебания, лишь твердая решимость, злость.

 А сейчас, я думаю, будет правильно, если мы окажем честь и позволим станцевать нашему дорогому и почетному гостю из Шали  сыну Мовсара Иссе,  прокричал громовым голосом инарл Шамсо.

Краснощекий, грузный, в летах мужчина, улыбаясь и благодаря всех за уважение, вышел медленно в круг. Все встали. Кто-то дернул за локоть задумавшуюся Кесирт.

 Уважаемый инарл, уважаемые вайнахи*, позвольте мне сказать два слова,  сказал вышедший в круг.

 Говори, говори,  крикнули из толпы молодые голоса, раньше, чем среагировал Шамсо.

 Нечего болтать  танцы давай,  кричал писклявый голос из-за спин мужского ряда.

 Тихо,  наконец пришел в себя Шамсо.  Прекратить музыку и шум Пусть гость говорит.

 Я всего два слова И не буду задерживать долго ваше внимание. Благодаря Богу и вам, организаторы и уважаемый Шамсо, мы сегодня получаем большое удовольствие от взаимного общения. Спасибо вам всем за это.  Исса сделал короткую паузу.  Вместе с тем, к сожалению, здесь есть и нелицеприятные, недостойные нас выражения и манеры. Наши отцы и деды никогда не позволяли себе неучтивое отношение друг к другу, особенно по отношению к девушке,  при этом он бросил мимолетный взгляд в сторону Шарпудина.  И наконец последнее: почему-то я не вижу на сегодняшнем гулянье Хазу. Я ее очень давно знаю, я с ней, можно сказать вырос. Еще в детстве с отцом я приезжал на вашу мельницу. Хаза  трудолюбивая, честная и достойная женщина-мусульманка. Я при всех это подтверждаю Ну, а раз ее нет, я хотел бы пригласить, если она, конечно, не возражает, на танец дочь Хазы  Кесирт Я рад, что у Хазы есть такая красивая, достойная и, видно, очень воспитанная дочь Не откажи мне в танце, дорогая.

Назад Дальше