Что значит пока? резко спросил он.
Этель тяжело вздохнула:
Мне жаль это говорить, Кен. Но ты был таким дурачком.
Вот как? Но все, что я намеревался сделать он с трудом приводил в порядок мысли и подбирал слова, устроить все так, чтобы ей было хорошо (слова «в первую очередь» он все-таки опустил).
Не сомневаюсь, у тебя все получилось. Сестра тепло посмотрела на него. Но ты когда-нибудь пытался заглянуть вперед? Догадывался, что Розмари не останется прежней девушкой?
Догадывался.
Она молода. Во всяком случае, по сравнению
Знаю, знаю.
Когда болела, то чувствовала себя старой. Но лет ей немного. И больше она себя старой не чувствует.
Гибсона возмутила простота сказанного, и он еще раз повторил:
Знаю.
Но самая большая глупость, мой бедолага Кен, привезти ее сюда и поселить рядом с таким мужчиной. Мужчиной, у которого даже хобби такое же, как у нее! Ты сам практически устроил то, что случилось.
Гибсон никак не мог переварить эту новую мысль. Ничего похожего в его сознании раньше не всплывало. Розмари и Пол!
Они они пробормотал он.
Они сдружились. Розмари хорошая девушка и предана тебе. Но она моложе.
«Знаю!» мысленно крикнул он.
А он по возрасту ей вполне подходит и к тому же мужчина привлекательный. Остальное предсказать нетрудно. В голосе сестры звучала грусть.
Гибсон не шевелился, обдумывая свою недальновидность. В чем она заключалась? В том, что он снял этот дом. Сам он последствий предсказать не мог. Ничего подобного ему на ум не приходило.
Как все красивые мужчины, он немного испорчен, продолжила Этель. Безрассуден. Не обладает самодисциплиной, не может не расточать обаяние. Невольно излучает магнетизм. Бедняга Розмари. Ее ты тоже не должен винить. Она не подозревала, как ее потянет к нему. Но тело диктует свои правила, и с ними человек не в состоянии бороться. Надо немедленно отсюда съезжать, братец.
Гибсон не шевелился, обдумывая свою недальновидность. В чем она заключалась? В том, что он снял этот дом. Сам он последствий предсказать не мог. Ничего подобного ему на ум не приходило.
Как все красивые мужчины, он немного испорчен, продолжила Этель. Безрассуден. Не обладает самодисциплиной, не может не расточать обаяние. Невольно излучает магнетизм. Бедняга Розмари. Ее ты тоже не должен винить. Она не подозревала, как ее потянет к нему. Но тело диктует свои правила, и с ними человек не в состоянии бороться. Надо немедленно отсюда съезжать, братец.
Но Гибсон все обдумывал свое преступление.
По большому счету он обманул сестру: наболтал, что ни сном ни духом, а у самого ведь было дурное предчувствие. Сейчас вспомнил. А тогда легко, эгоистично, в глупом восторге забыл. Конечно, он не может винить Розмари. И вслух сказал:
Я ее не виню.
Какие могут быть упреки, раз ты все понял? Она просто не сумела с собой совладать.
Она-то да Гибсон представил, насколько больно Розмари. А Пол?
Если быть откровенной сказано было таким тоном, словно до сих пор она от него что-то скрывала, я не представляю, насколько Пол ею увлечен. Она, конечно, некрасива, хотя очень мила и хорошо воспитана. К тому же находится рядом. Соседство великий стимул.
Гибсон признался себе, что сестра права. У него не было сомнений, что Пол увлекся Розмари.
Этель проницательно посмотрела на него.
В этой связи могу сказать, что у него возникнут проблемы с дочерью. Я заметила, как Джини глядит на Розмари.
Когда сестра об этом упомянула, Гибсон понял, что тоже это подметил. Девочка сидела очень тихо, почти ничего не говорила, только внимательно за всеми наблюдала.
Не надо сбрасывать со счетов и пожилую даму, продолжила Этель. Пол не в том положении, чтобы очертя голову бросаться в омут Уезжай, Кен. Розмари по природе человек преданный. Может быть, еще не поздно.
Поздно. Брат покачал головой. Он кое-что вспомнил. Тогда это его озадачило. Розмари стояла в гостиной и, погруженная в свои мысли, с горячностью говорила: «Никогда бы не поверила, что может быть настолько хорошо» Так по какому поводу она произнесла свои слова? Не в тот ли вечер Розмари познакомилась с Полом Таунсендом? Они почувствовали друг к другу симпатию. Все остальное было неизбежно. Гибсон увидел себя со стороны. Старый. А теперь еще хромой.
Если хочешь удержать ее, продолжила Этель, а ты, я знаю, ею очень дорожишь, да и она тебе глубоко
Дорожу, перебил он, не давая произнести слово «благодарна», чтобы оно снова не покоробило его слух. Но у меня нет ни малейших намерений как бы поточнее выразиться требовать оплату за оказанные услуги.
Мудро, одобрила сестра.
Особенно если учесть, что мы обсуждали возможность развода еще до свадьбы.
В таком случае я рада. Лицо Этель прояснилось. Она будет знать, что свободна, если это наилучший выход. Что ж, дело представляется совершенно в ином свете. Этель помолчала и задумчиво добавила: Мы с тобой справимся.
Да, согласился брат.
Такая жизнь вовсе недурна. У нас есть работа. Все удобства, никаких волнений. Старость необходимо планировать, Кен. Детей у нас нет. Нам стоит держаться вместе.
Наверное.
Но жить, конечно, не здесь.
Разумеется.
Если Розмари и Пол Таунсенд решат пожениться
Полагаю, не здесь. Гибсон едва сдерживал дрожь, готовую положить конец его самообладанию.
Однако я бы не спешила, предостерегла его Этель. Если у Пола нет намерений Если симпатия только с одной стороны, Розмари может в нас нуждаться.
Ей надо избавиться от своих обязательств, отрезал брат. Иначе она не будет ни в чем уверена.
Ты совершенно прав, промолвила Этель. И если ты проявишь великодушие, а Розмари будет с тобой честна, я не предвижу никаких затруднений.
Гибсон понимал, что небольшое затруднение все же есть в нем самом. Но с ним он как-нибудь справится.
Она обратится к тебе, когда наберется смелости. Не представляешь, братец, насколько мне теперь легче, когда я знаю, что ты с самого начала был ко всему готов и действовал с открытыми глазами. А то я за тебя немного волновалась. Поздняя любовь может подействовать разрушительно на законченного холостяка. А сейчас тебе надо немного поспать. Сумеешь уснуть?
Наверное, ответил он.
Он улегся на кровать и постарался забыть о том мучительном выборе, который предстоял Розмари. Напоминал себе о своем преклонном возрасте.
Наверное, ответил он.
Он улегся на кровать и постарался забыть о том мучительном выборе, который предстоял Розмари. Напоминал себе о своем преклонном возрасте.
Но на другом уровне сознания продолжал строить прежние планы: прежде всего выяснить, что тревожит Розмари. Затем принять меры, чтобы ликвидировать источник тревоги.
«Что такое любовь? размышлял он, и его все более охватывало чувство грубой реальности. Что ей до меня? Бог свидетель, я не обладаю никакой физической притягательностью. Хромой дохляк, едва ковыляющий кошмар». Суть в том, что он получает столько любви Розмари, сколько хочет взять. Она к нему очень привязана. Но если он ее любит, то должен отпустить.
Полежав полчаса, Гибсон ощутил, как екнуло сердце он вспомнил, что Пол Таунсенд рьяный католик. Достаточно ли будет в этом случае развода?
Глава XI
Шли дни. Розмари к нему не обращалась. Она оправилась, стала прежней.
Гибсон ее не торопил, не настаивал, чтобы она в чем-то призналась. И начинал опасаться, что это никогда не произойдет.
Рядом, по соседству, у них на виду трудился в саду Пол Таунсенд здоровый, сильный, беззаботный, счастливый. Старая миссис Пайн сидела на веранде. Юная Джини сновала туда-сюда. Коттедж бурлил, лишенный жизни и перемен, кичился ложной гармонией.
Гибсон долго лежал один с раскрытой книгой в руке. И размышлял о собственной наивности.
Этель совершенно права: он не знал и десятой части того, что происходит. Невежественен во многих областях. Современная психология оставалась для него всего лишь теорией чем-то таким, с чем можно играть. Он веровал в поэзию. Честь, отвага, самопожертвование старомодные понятия. Ярлыки, за которыми ничего не стоит. Давным-давно он похоронил себя в книгах, спрятался за словами, но не за теми, которые отражают грубую правду. Поэзия, но почему она? Потому что он тонкокожий и недостаточно смелый, чтобы сносить реальность. Не смотрел в лицо фактам. Даже не представлял, каковы они. Он должен опираться на Этель, пока не узнает о жизни больше.
Теперь Гибсон понимал, что был удивительно наивен. Не подготовлен к жизни в обществе. И значительную долю своей простодушной радости вынес из разговоров с учителями и студентами на дорожках кампуса, в коридорах колледжа и на улицах города. Кивок, приветствие, звук его имени сохраняли его индивидуальность. «Я не затерян в вечности. Я Гибсон с английского отделения, и есть люди, которым это известно».
Ему хватало общения в течение дня. Его слушатели поневоле и занятия давали возможность голосовым связкам Гибсона поупражняться. Еще были часы на кафедре, где он тепло и с верой в будущее разговаривал со своими студентами и почти не предпринимал предосторожностей против их хитростей, лести и стремления порисоваться. Он в те дни ощущал целостность и застенчиво верил в окружающий его маленький мирок. Частная жизнь и уединение казались естественными, приятными и ничем не ограниченными. Если угодно, он жил закрытой, невинной жизнью. И очень мало знал о реальности.
Вот так получилось, что к пятидесяти пяти годам он стал глупым, дурным и безрассудным. Женился на больной, беззащитной, во всем зависящей от него и доверившейся ему Розмари, смехотворно назвав их брак «соглашением». И теперь вспоминал с сожалением о прежних счастливых деньках, о собственном благодатном неведении реалий плоти. Все затмевал туман романтической чуши, сентиментальной фантазии, что он станет целителем. Какое самомнение! И как ему хоть на мгновение могло прийти в голову, что их фиктивный брак способен перерасти в любовный союз? Это было невозможно с самого начала с точки зрения самой простой арифметики. Тридцать два отнять от пятидесяти пяти будет двадцать три, и эта цифра никогда не изменится.
Он годился Розмари в отцы духовно. Помог ей, был добр, защищал, и она его за это любила. Теперь Гибсона страшило другое: что, если она сохранит уговор до дней его дряхлости и не признается даже себе, что ждет не дождется, когда он умрет. Розмари такое под силу. Она же жила восемь лет со старым профессором.