Цветные рассказы. Том 2 - Саша Кругосветов 15 стр.


Позднего гостя приняли вчера неплохо. Дали номер, накормили, угостили красным вином местного разлива. Утром в дорогу напутствовали новые друзья. «До Пицунды километров восемь. Иди верхним шоссе». Зачем шоссе? Гораздо приятней по пляжу. Легкий переход, по пути можно выкупаться. Я им ничего не сказал  просто решил, что сделаю именно так.

Шел и размышлял. Зачем я вообще отправился вчера на эту прогулку? Сидел бы под бочком у Людки. Прогулка не задалась, с самого начала все пошло не так. Хотел пешком до Гудауты, переночевать и вернуться. 18 километров  казалось бы, ерунда. Вышел поздно  наверное, слишком поздно. Здесь рано темнеет, дорога не освещена. Вспоминалось ночное нападение собак на шоссе. Происшествие не из приятных. Собаки, тьма  хоть глаз выколи До Гудауты, как планировал вначале, так и не добрался. Пришлось остановиться на полпути. Ну, и что в результате? Ничего, ровным счетом  ничего, плюс прескверное настроение как бесплатное приложение. Зачем все это было нужно? В лицо бьет холодный ветер, небо затянуто. Прямо на меня несутся клочья низких темно-серых облаков, накрапывает гнилой дождик.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

А вот еще сюрприз: пляж упирается в ограду из колючей проволоки. Участок береговой линии длиной метров 300 обрезан с двух сторон колючкой. Уютная бухта, несколько маленьких катеров у причала, защищенного двумя бетонными волнорезами, автоматчики с непроницаемыми лицами.

Приблизился к ограде. Подошел боец охраны, смерил ледяным взглядом. «Что надо?» «Хотелось бы пройти за ту, вторую ограду. Минута, и я там». «Нельзя, дача Сталина». «Я проплыву, привяжу сумку к голове и проплыву». Вместо ответа на меня был направлен ствол автомата. Очень хотелось сказать какую-нибудь гадость. А как скажешь? Рассвирепеет, вызовет напарника, могут и задержать. Будут протоколы составлять. А могут и поучить  поколотить для порядка. Чтобы не возникал. Хорошо, если так, для острастки. Моему приятелю Вовке Воропаеву такие вот орелики челюсть сломали, год потом мучился. Или отправят к местным ментам, это в лучшем случае. А что, если пальнуть вздумает?  с него станется. Скажет потом  «пытался проникнуть на охраняемую территорию».

 Обходить далеко, брательник?

«Брательник» молча пожал плечами,  он уже все сказал, разве не понятно?  отвернулся и медленно пошел прочь от забора.

Что делать? Подниматься к шоссе?  там я уже был. Огромный крюк. И опять те же собаки. Почему не попробовать обойти? Горы вплотную подходят к морю. Вряд ли здесь большая территория, вряд ли вождь и учитель любил гулять по пересеченной местности. Ну, километр крюк, ну, полтора.

Настроение и до этого было плохое. А теперь  еще хуже. Пошел вдоль ограждения. Пробирался между деревьями, держался за кусты, чтобы сохранить равновесие на крутом склоне.

Опять Сталин. Его уже нет Сколько?  шестнадцать лет тому. Восемь лет как перезахоронили. А всё боятся.

Быстро взобрался на ближайшие холмы, но ограда из колючей проволоки продолжала упорно лезть в гору.

Над колючей проволокой, над лесом, над дальними холмами предгорий вместе со мной поднималась фигура вождя. Она становилась все больше и больше и вскоре закрыла собой небо.

Вечно живой тиран. Смотрит тяжелым взглядом в сторону моря. Что он там видит  коммунизм? Который мы так и не построили. Никита тоже обещал. Где теперь Никита, пять лет уже, как нет его, и где тот коммунизм? «Дорогой Леонид Ильич» ничего не обещает. Ни Никиты, ни коммунизма. А тиран жив. Автоматчик же сказал: «дача Сталина!» Кто бы там ни жил. И оттуда, с того света, жесткая рука вождя народов держит нас за горло. Не отпускает. Куда ты лезешь, щенок? Не думай, что не вижу. Я слежу за тобой. Так же, как и за всеми вами. За каждым.

Сколько еще идти? Я был мокрым от пота и дождя. Хватался за стволы деревьев, чтобы не соскользнуть вниз. Отмахивался от комаров и мух. Грязными руками отирал пот. Дождь перемешивался с потом, стекал по лбу, лицу, шее, пробивал узкие дорожки в прилипшей к коже древесной трухе, коре, паутине.

Когда это все прекратится? Всю жизнь меня преследуют флажки, колючая проволока  туда нельзя, это не для тебя, не делай, не говори, не думай. «А вы не хотели бы нам сообщить  об аморальных элементах, например, если разговоры не такие, сами понимаете?» Вождь и учитель всегда рядом. Знает о каждом моем шаге. О каждом поступке моих друзей, о каждом шаге недругов. Какая оттепель, какое развенчание? Все  как было, так и есть.

Карабкаюсь, соскальзываю, лезу, лезу, падаю, снова лезу. Гора, мне кажется, никогда не закончится  она, наверное, в небо упирается. Ограда  слева от меня, бежит все быстрее и быстрее. Смотрю вперед  серой колючей змеей, извиваясь и шурша, она стремительно ползет по крутому склону. И все время обгоняет меня. Почему вправо, почему она поворачивает направо? Окружает. Я иду уже назад, к пансионату. Теперь вниз, гонит меня снова к морю. Что делать, что делать? А теперь ниже меня, отсекает от моря. Полная безнадега. Похоже, я проигрываю этот забег.

Навстречу, с другой стороны ограды,  цепочка автоматчиков. Страх божий. Откуда они взялись? Стараюсь не смотреть на них. Дадут очередь  и нет больше легкомысленного любителя приключений из далекого северного города. Не смотри, не смотри, не встречайся глазами. Бреду спокойно, будто так и надо. Вот и хорошо  прошли мимо, не тронули, не заговорили. Вроде, пронесло.

Куда идти, куда?  я в ловушке. Змея ограды свивается кольцом, возвращается сама к себе. Бегу быстрее  она еще быстрее. Она ведь замкнется. Нужно успеть выскочить. Или окажусь в ловушке. Да я уже в западне. Подойдет взвод автоматчиков Перед ними нарушитель  как доказать, что я пришел с другой стороны? Что вообще можно сделать в одиночку? Разве это возможно  один против системы?

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Навстречу, с другой стороны ограды,  цепочка автоматчиков. Страх божий. Откуда они взялись? Стараюсь не смотреть на них. Дадут очередь  и нет больше легкомысленного любителя приключений из далекого северного города. Не смотри, не смотри, не встречайся глазами. Бреду спокойно, будто так и надо. Вот и хорошо  прошли мимо, не тронули, не заговорили. Вроде, пронесло.

Куда идти, куда?  я в ловушке. Змея ограды свивается кольцом, возвращается сама к себе. Бегу быстрее  она еще быстрее. Она ведь замкнется. Нужно успеть выскочить. Или окажусь в ловушке. Да я уже в западне. Подойдет взвод автоматчиков Перед ними нарушитель  как доказать, что я пришел с другой стороны? Что вообще можно сделать в одиночку? Разве это возможно  один против системы?

Бегу и бегу, зигзагами повторяя линию ограды. В багажнике головы перекатываются тяжелые бутыли с водой, больно ударяют изнутри по стенкам черепной коробки. Мне уже все равно, я сам не знаю теперь, с какой стороны изгороди оказался И куда иду. И-действительно-куда-я-иду? Бегу, пока есть силы. А потом рухну. И будь, что будет.

Неужели нет выхода? Что теперь делать? Отпусти меня, Сосо! Ты уже пропустил через мясорубку лагерей каждого четвертого нашей страны. И моего деда, и отца, и дядьку, и священников, и половину интеллигенции, и ученых, создавших ракеты и атомную бомбу Зачем я тебе? Разве я так опасен, разве может жалкий, ничтожный человечек остановить железную поступь созданного тобой «развитого социализма»?  отпусти меня, маленького маргинала, я и так напуган. Я-уже-почти-обкакался-от-страха.

Эта изгородь из колючки напоминает мне линию, которую отмеривал шагами крестьянин Пахом из Толстовского рассказа «Много ли человеку земли нужно». Все тебе было мало, Сосо, все тебе хотелось отхватить побольше. И этот холмик, и тот пригорок, и этот овражек. Всю страну, всю огромную страну подмял под себя. А еще и полмира. Что, удалось унести с собой хоть что-нибудь в могилку два на один у Кремлевской стены?

Когда, наконец, кончатся эти отроги? Фу-у-у, слава богу, колючка опять разворачивается вдоль моря и загибается наверх.

Карабкаюсь уже третий час. Наконец-то! Забор поворачивает влево. Я приближаюсь к его верхней части. Колючка идет по крутому склону. Здесь не пройти, придется забираться выше. Надо мной густые ели. Темный лес. На земле ничего не растет. Черная скользкая глина.

Это еще что такое? Только этого мне и не хватало. Черт, черт! Внизу, за колючей проволокой, в густой тени ельника  четыре черных пса. Заходятся в истерике, скалят зубы. Ротвейлеры или доберманы? Не разглядеть  только белый звериный оскал светится на черном фоне.

Какая разница? Так и так порвут. Если им попадешься. Вчера собаки, сегодня собаки, сколько можно? Поскальзываюсь, падаю. Пытаюсь ухватиться за стволы деревьев, больно ударяюсь. Срываюсь, лечу вниз по скользкой глине.

Сейчас врежусь в забор. Пузом  в колючую проволоку, ноги  на ту сторону, прощайте ноги, прощайте мои боласы, мое мужское достоинство, все  мне конец! В последний момент упираюсь ногами в два ствола перед оградой. Псы исходят на визг, просовывают головы между рядами проволоки, пытаются достать мои ноги. Чувствую смрад их ртов, тошнотворный запах гниющего мяса и запах серы  спутницы князя тьмы.

Медленно поднимаюсь. Смотрю псам в глаза. Что, взяли? Вот вам, елда вам в задницу! Встаю на четвереньки, гляжу в упор на этих посланцев преисподней, яростно лаю, лаю долго, до хрипоты, с моих губ уже стекает пена. Внезапно, как по команде, псы останавливаются и замолкают. Почему?  потому что не достать, потому что за пределами ограды, потому что потеряли ко мне интерес? Чтобы человек, и лаял Может, лаял свирепо?

Я поднял голову и завыл. Глаза наполнились слезами. Выл, глотал сопли, грязь, пот и слезы; в этом вое была вся моя тоска, тоска моего изнасилованного народа, тоска измученного и загнанного зверя, в которого я превратился буквально за несколько часов.

Обескураженные,  никогда раньше они такого еще не видели  может быть, и разочарованные непонятным и неправильным поведением нарушителя, псы развернулись и, поджав хвосты,  значит, это были все-таки не доберманы, не ротвейлеры  умчались, растворились в темноте леса. А я уже не мог остановиться  по инерции продолжал выть, стонать, захлебываться и рыдать.

Но ведь надо было что-то делать.

Я попытался ползти наверх. Мокрая скользкая глина. В рифленой подошве одной из сандалий застряла плоская галька. Галька сильно выпирает, ногу никак не поставить, подошва не держит. Пытаюсь вытащить камень. Как вытащить-то на крутом склоне?

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Но ведь надо было что-то делать.

Я попытался ползти наверх. Мокрая скользкая глина. В рифленой подошве одной из сандалий застряла плоская галька. Галька сильно выпирает, ногу никак не поставить, подошва не держит. Пытаюсь вытащить камень. Как вытащить-то на крутом склоне?

Назад Дальше