Света добрая, неплохая Но как же ей хотелось выйти замуж. Хорошая семья, девушка чиста и непридирчива. Ее устроил бы любой порядочный мужчина от 18 до 40. Мужчины почему-то не ловились на эту простенькую удочку. Сколько-то лет она просидела у окошка в ожидании принца с розовыми парусами, до тех пор, пока не изобрела более перспективный способ общения с молодежью от 18 до 40 через посредство недорогих туристических путевок по достопримечательным местам Крыма и Кавказа. После поездок образовывались устойчивые компании, которые не распадались, по меньшей мере, в течение двух недель.
Три таких «похода» не принесли желаемых женихов. Но Светлана оказалась упорной в своих поисках туристического счастья. Вот и сейчас она вернулась из очередной поездки, а в данный момент с отвальной. И заскочила поздравить любимого братца, поскольку матушку она уже поздравила дома несколько дней назад.
Не успев еще полностью раскрыть дверь, Света окатила Боба потоком бурных поцелуев, которые он воспринял как град мокрых резиновых пулек пулемета среднего калибра, но, естественно, со всей стойкостью настоящего мужчины. Он понял, что на этот раз кузина хватила лишнего. Видимо, флирт в компании «со-путевочников» распалил ее настолько, что она решила не успокаиваться на достигнутом и выпила за здоровье братца рюмочку водки, потом другую, а ведь до этого, судя по всему, было уже выпито немало. Дряблые щечки ее порозовели, набрякли, глазки заплыли, и завершилось все это, увы, весьма печально. Как раз в тот самый момент, когда все было уже кончено, когда все единодушно решили, что пора уже трогаться, наша милая Светлана рванула с места гораздо резвее, чем полагается в таких случаях. Уподоблю ее великолепному спринтеру она взяла старт и помчалась из комнаты по длинному коридору, логично завершающемуся уборной, высоко вскидывая длинные тренированные ноги и неся во рту перед собой пенящийся фонтан зловонной жидкости, заливая ее бешеными потоками все окружающее.
После этого о пластинках никто уже не вспоминал, гости быстро собрались и тихо ушли. Уборкой столь приятно пахнущего беспорядка, в которой Боб, конечно, принял участие, и закончился этот очаровательный вечер, заложивший счастливые предпосылки следующего, второго дня взрослой самостоятельной жизни Боба.
Нет, так, как они, я точно жить не буду. Моя жизнь будет возвышенней, тоньше и уж конечно, интеллектуальней, твердо решил Боб, прежде чем отойти ко сну на выделенном диванчике в маленькой, холодной комнате с огромным, старинным окном на Невский проспект. Перекошенная рама заваливалась набок, от окна дуло, одеяло досталось ему ветхое и совсем тонкое, и спать было холодно.
День второй
Утром Боб прошел в общую ванную комнату. Побрился станком, который дал ему отец. Он уже второй год бреется. У Боба смуглое, узкое, худощавое лицо, высокая плотная прическа и длинная шея. Все очень удлиненное. Но широкие плечи и тонкая талия. Ну, что-ж, у него такой стиль. «Вылитый Джордж Чакирис», с удовлетворением отметил он. Чакирис исполнял в фильме «Вест Сайд стори» роль Бернардо, главаря банды «Акул», и получил Оскара за лучшую мужскую роль второго плана. Фильма Боб не видел, но листал у друзей изданный сценарий с цветными фотографиями. Боб надел черный шерстяной свитер аж 52 размера. Матушка здорово ушила бока, и свитер не болтался. Парнишка хоть и худой, но замухрышкой не выглядит. Вполне может сойти за юношу 23-24 лет. «Лицо, пожалуй, немного детское, думал он, но есть ведь и взрослые люди с таким типом лица».
Первый день прошел не очень интересно. Но сегодня Боб свободен. Он встретит женщину, которую полюбит всеми фибрами своей души, которой отдаст без остатка нерастраченные чувства, которая Лучше надеть новый костюм, это будет солидней. Костюм, рубашка, галстук, осмотрел себя в зеркале в рубашке с галстуком шея кажется еще тоньше, тем не менее Боб посчитал, что все у него хорошо. Когда он встретит ее
Боб, конечно, представлял, что есть сексуальная сторона жизни человека. Но личного опыта у него пока не было. Боба это не беспокоило «будет день, будет пища». Когда он учился в школе, многие ребята и девочки были уже во всю озабочены, как бы поскорее включиться в этот новый мир взрослой жизни. Кто-то чуть-чуть. Кто-то тайно вздыхал. Кто-то уже не стеснялся говорить о своей любви, пусть и платонической. Вадик Лапинский, например, не скрывал, что влюблен в первую красавицу класса Верочку Бронштейн. Она разрешала Вадику обожать ее и провожать домой. Но сама вздыхала о другом мальчике из соседнего класса, который серьезно занимался гимнастикой, выступал с акробатическими номерами на школьных вечерах, он выступал, а Верочка с горящими глазами шептала: «Ах, какая фигура!».
У кого-то дела в подобных вопросах шли немного дальше. Первый ученик класса, Бобин друг и сосед по парте Вовка Ламм практиковал выезды на велосипедах за город с одной довольно мясистой барышней из их класса, тоже отличницей, где у них «было такое». После этого «такое» Вовка замолкал и сглатывал слюну.
У кого-то дела в подобных вопросах шли немного дальше. Первый ученик класса, Бобин друг и сосед по парте Вовка Ламм практиковал выезды на велосипедах за город с одной довольно мясистой барышней из их класса, тоже отличницей, где у них «было такое». После этого «такое» Вовка замолкал и сглатывал слюну.
Во время уроков труда девочек и мальчиков разводили по разным классам Учитель Иван Никанорович Кирпичев, очень симпатичный дядька с красным лицом, полудремал за столом после только что принятой в учительской рюмки водки и, конечно, ленился ходить и смотреть, чем занимаются его ученики. А ученики кто что, некоторые без стеснения занимались мастурбацией.
Боб не знал, как к этому относиться. Когда это касалось Шушарина, серого, тупого, нагловатого увальня, здесь все ясно, Боб это осуждал. А когда такими играми занимался сидящий рядом с ним круглый отличник, будущий золотой медалист Вовка Ламм уже тогда все точно знали, что он будущий золотой медалист «видимо, в некоторых случаях это необходимо», думал Боб, но интереса к этому занятию у него все-таки не возникло.
Некоторые «дети» его выпуска шли дальше. Однажды после уроков Боб заглянул в свободный класс и обнаружил там пышную, розово-белую, бестолковую Нинку из 10 «А», лежащую на столе, раскинув ноги, и пристроившегося к ней Витьку Урюпина. «Закрой дверь, балбес!» рявкнул тот и продолжил начатое дело. В другой раз Боб еще раз лицезрел подобную сцену с Нинкой, на месте Витьки оказался Алик Кречетов. После этого случая Алик почему-то ходил и оправдывался, жаловался, что он не хотел, а эта подлая Нинка его соблазнила.
Случались и другие, широко обсуждаемые школьной общественностью эпизоды. Роль героя-любовника исполнял, как всегда, Витька Урюпин злобный, физически очень сильный переросток. Он был хорошим спортсменом, занимался легкоатлетическим десятиборьем. И связываться с ним не решился бы даже Владик Михеев, самый крепкий мальчишка их класса, который лучше всех в школе боролся на руках, теперь это называется армрестлингом. Витька Урюпин чувствовал себя в школе, как теперь сказали бы, альфа-самцом. Круглый отличник Вовка Ламм восхищался Витькой и, возможно, в чем-то старался ему подражать.
Несколько раз независимого и упрямого в своих животных порывах Витьку вызывали на педсовет за то, что он целовался и щупал девочек в скверике прямо под окнами директорского кабинета.
Говорили, что какая-то девочка не из их школы понесла от него. Но это точно неизвестно. А вот, что точно известно прехорошенькая Томочка из Бобиного класса к выпускным экзаменам подходила с изрядным пузиком, от коего успешно разрешилась, имея уже на руках диплом об окончании средней школы. Аттестованная, так сказать, на зрелость, мамаша. Правда, говорят, виновником в данном случае оказался не вездесущий Урюпин, а неизвестный соседский мальчишка из ее коммуналки.
Судьба всех этих героев школьных романов и любовных похождений совсем не привлекала Боба. Он видел это все совсем по-другому. Одно время в 8-ом классе ему нравилась Лиля Лопаткина. Она тоже в какой-то степени обращала на Боба внимание, особенно когда он две недели ходил с романтически забинтованным лбом, рассеченным о железный косяк во время бестолковой возни на перемене. «Бобу наложили три шва», шепотом передавали друг другу девчонки, и глаза их расширялись от ужаса. Дальше застенчивых переглядываний дело не пошло Лиля перешла в другую школу.
Боба заглядывался и на Нюру Ишкинину. Девочка совсем ему не нравилась, но он никак не мог оторваться от двух задорных холмиков, беззастенчиво выпирающих из-под ее стандартной черно-коричневой школьной формы.
За полгода до окончания школы ему стала нравиться Люся из девятого, двоюродная сестра Лили. У них было, что обсуждать. В течение нескольких лет Боб выпускал Окна Сатиры (ОСА). Помещал там рукописные заметки и карикатуры на заметные события в школе. ОСА вызывала бурный общественный резонанс среди учащихся старших классов. Боб стал отходить от «дел» в связи с подготовкой к выпускным. Люся захотела подхватить «знамя из рук уходящего бойца», продолжить, так сказать, дело Боба.
Люся была живая и довольно хорошенькая. Они с Бобом не раз говорили о том, как вести дела Окон Сатиры, и Люся при этом выписывала глазами классический треугольник «в-угол-на-нос-на-предмет». Витька Урюпин не терпел, если кто-то, кроме него, заигрывал с хорошенькими девушками, он подошел к «парочке» и без объявления войны саданул Бобу ботинком между ног. Было очень больно, Люся испуганно убежала, а Витька, как ни в чем не бывало, вернулся к группе приближенных к вожаку стада. Вполне удовлетворенный тем, насколько умело он все поставил на свои места.
Боб праздновал труса, не решился на продолжение конфликта. Очень себя корил за это. И, в конце концов, сумел настроиться на столкновение, даже на «битву» с более сильным противником. Правда, случай проявить свой характер произошел не с Витькой, а с второгодником Колей Морозовым, старше его на два года и вдвое шире в плечах. Коля удивился тому, что доходяга Боб, длинный и худой, ему бы только в учебники пялиться, не согласился отдать ему свой баскетбольный мяч и тут же отобрал его назад. Неожиданный для Николая поворот событий, драться он не стал и без боя уступил. Может, потому, что был неправ? Вряд ли. Боб в какой-то степени реабилитировался перед самим собой, но к Люсе больше не подходил, считал, что опозорен в ее глазах навечно.