Сосердцание (сборник) - Валерий Шевченко 2 стр.

Margit Tamm с любовью и признательностью

«Ниоткуда с любовью. Безымянного дня.
Я пишу эти строки в тенистой аллее.
Холод. Впрочем, сегодня, быть может, теплее,
Чем вчера на Саадъярв без меня.
В Кадриорге мистика (читай весна).
Хотя странно: весна без чувства.
Мои руки не знали ещё подушства.
Моё сердце устало от вечного сна».

Я хочу тишины, отражаясь в тебе,
Молчаливых признаний плеск,
Полный голос камням, три октавы траве,
Бесконечности сводам небес!

Мне хотелось не «за», я хотел «вопреки».
Мне мечталось с тобой  не «без».
Я был полон тобой и из каждой строки
Выплывала лазурь небес.

Не жалей ни о чём. Всё растает, как снег.
Всё пройдёт, даже эта грусть.
Я хочу тишины и венчания век.
Я разлук своих век боюсь.

Я хочу понимать без участия слов
Свет улыбок и тени слёз
Посмотри, как любовь вышла из берегов
И коснулась холодных звёзд!..

Инессе Адамовой

36 и 6 
Ты и я!
Просто отпусти
Ты меня.
Рук не развести
У огня.
Я уже не я:
Стёрт и пуст.
И под сердцем спят
Угли чувств.
Холодом объят
Зимний куст,
И в моей груди
Боль и грусть.
Только отпусти 
Я вернусь

Margit Tamm посвящается

Это просто любовь укусила тебя
И оставила в сердце коварное жало.
Ты всего лишь одна. Ты теперь без меня.
Ты всего лишь устала.

И когда тебя ночь оставляет нагой,
И когда для грядущего тесны объятья,
Ты останешься прежней и всё же другой 
Лишь душа обратится в распятье.

Под весенним дождём, на скрипучем снегу 
Всюду ветер тебе принесёт:
Я тебя сохраню, я тебя сберегу,
Это просто любовь. Это скоро пройдёт

Любимая, единственная, жаль 
Весна ушла без нужного нам слова.
На плечи тополей набрасывает шаль
Холодная сестра сентябрьского слепого 
Осенняя печаль

Осенняя, напрасная печаль 
Сквозь золото листвы малиновые цапли,
И рыбы в облаках, и взгляд совиный вдаль
И в унисон со мной поют печально капли:
Любимая, единственная, жаль

Сестра моя, как долго длится ночь!
Волхвы пророчат нам кончину века.
Кто скажет мне, что может нам помочь?
Где мне найти такого человека?

Сестра моя, я от всего устал.
Мне нечем плакать и нет сил смеяться.
Я за любовь «полцарства» бы отдал,
Но как, сестра, в любви своей признаться?

Дарю тебе разливы моих рук,
И глаз моих дарю тебе приливы.
Я так хочу, чтоб в горечи разлук
С тобой, сестра, мы были терпеливы.

Галине Виноградовой

Знаешь, дождь перестал.
За окном уже снег.
Дни бегут в никуда,
Ускоряя свой бег.
Дни уходят от нас,
Мы уходим от них
Мы разделим с тобой
Этот мир на двоих.
Эта ночь при свечах,
Эта лунность в глазах
Паутинками фраз
Замерла на губах.
Я целую тебя
Сквозь волнистый туман.
Это просто любовь
И, наверно, обман.
Но бубенчик звенит,
И вздыхает дракон.
И я пью этот яд
И шепчу: я влюблён.
Дни бегут в никуда,
Ускоряя свой бег,
Знаешь, дождь перестал,
За окном уже снег

Не оставь меня. Не отступи от меня.
Даже если все предадут.
Подложи мне под голову руку,
Чтоб не страшным был страшный суд.

Не забудь меня. Не хорони ты меня.
Даже если я не вернусь.
Обними меня крепче, родная,
Чтоб не жалила сердце грусть.

Говори со мной. Не отпускай своих губ.
Даже если вокруг темно,
И не будет ни плоти ни крови,
Не оставь меня всё равно.

Дороги помнят всё: твои шаги,
Следов твоих неровный легкий почерк,
Твой поцелуй, прощальный взмах руки.
Скрип тормозов и скрип глухой тоски
Дороги приведут в мои стихи
И в них оставят всюду многоточья

Любимая, не медли, не беги
И в жизни не ищи дорог короче.
Наш путь, конечно, мог бы быть другим 
И дольше и успешней, между прочим.
Но путь один, и чтоб он не пророчил,
Идём со мной и ставим многоточье

Остаётся лишь память
Да и то ненадолго.
Можно что-то исправить,
Только что в этом толку?

Оставляю на память
Пару строк на форзаце:
Знаешь что, между нами,
Я не против остаться.

Только так мало проку
Подавать тебе знаки
И смотреть одиноко
Аки Каурисмяки.

Наталье Гончаровой

А дом был похож на замок.
И в замке горело окно.
И слаще смолы фимиама
Мне было в той жизни оно.

Я мог на него молиться,
И, словно амвон у окна,
Была её тень на страницах,
Когда появлялась она.

И я замирал, как зритель
В партере театра теней:
Боялся её не увидеть
Однажды в волшебном окне.

Потом как под спелой смоквой,
Как в райском священном саду,
Светили нам сотни окон,
И были мы  плоть и дух.
И снова ложились тени,
Как строки на паперть страниц,
И пели стихотворенья
Под нотами половиц.

Наш дом был похож на купол,
Увенчанный тенью креста,
Но храм обратился в ступу,
И вот этот день настал:

Теперь, как и прежде светит,
В том доме большое окно.
Но строки летят как ветер.
И жизнь, как немое кино

Пока ещё сердце совсем не остыло,
Пока в голове только стыд и срам,
Сообразим на троих с текилой,
И  на ПМЖ в ашрам.

Пока ещё нам не маячит разлука.
Пока мы с тобой не закончим квест.
Возьми моё сердце и дай свою руку,
Ты  лучшая из невест.

Есть одна неизменная мера.
И другого пути у нас нет:
Только с болью рождается вера,
Только с верой рождается свет!

Ключом своих слов отвори эту дверь,
И в смерти бессмертие заголосит.
В грязи поражений и в пекле потерь
Сквозь форточки глаз виден новый Аид.
Но там, вдалеке, в оккупации стен,
Пылает огнь, закипает вода.
И пламень очистит, вода смоет тлен,
И свет разольется на дни и года!

Жало лжи  ножом по душе.
День, задувший свечу, выпит.
Биография сна уже
Рваным нимбом зовёт выпи.

Двух сердец колокольный звон
Ночь, срывая, летит к звёздам 
Может песня, а может стон,
Может ветер свистит просто

Болью рок раскрасит погост,
Смерть, в глаза запустив тенью,
Бросит в реку осколки звёзд
И волос кутерьму вспенит.

Бог не выдаст. Огонь не съест
Этот кусанный мной посвист.
Пусть тяжёлый, но мой крест,
И писать мне о нём повесть!

Нет резона тебе писать, но покуда темень,
И вокруг только тени предметов неоживленных.
Знаешь, впору тебя спросить что такое время,
И к чему это всё, если в будущем нет резона.

Говорят тебя видели там, в Вифлееме что-ли
Ходят слухи, прости, тебя на кресте казнили
Слушай, ты меня не суди за этот никчёмный троллинг.
Ты же в курсе, что мне не хватает в мозгу извилин.

Объясни, прошу, в чем схожи с тобой мы в целом,
Как прослыть Кастанедой и вовремя остановиться.
Что мне делать с душой, если мается болью тело,
Как смириться с тем, с чем я не могу мириться.

Канцелярий небесных твоих я прошу ответить.
Дай мне знать. Просто выкрой минуту, скажи хоть слово.
Но в ответ лишь дожди без конца и промозглый ветер.
Я конечно же рад, но, увы, ожидал другого.

Громогласно гроза режет с треском
Кровлю неба, картавит пруды!
В гамме сине-зелёного блеска
Воздымаются руки воды.

И сподоблен во тьму суеверий,
Заарканенный стропами, рвёт
Связки голоса ветер, ощерясь,
И в пучину народы несёт.

То не конь ржёт, надыбясь, Троянский,
Не восставший из мглы динозавр 
Исполинский везде, истуканский
Страх взметается, словно пожар.

Но не вспомнить молитв, не укрыться
Звонким яканьем здесь нам уже,
Кораблём об утёс не разбиться,
А стоять под дождём неглиже.
Соскребая из памяти дряхлой
Декорации прожитых лет,
Озираться брезгливо и чахло
И нести за былое ответ.

Но ни хвори уже, ни отрады,
Ни засохшего ломтя любви,
А литавров с небес канонады
На замешанной густо крови.

Каждый выбрал свой путь, как фигуру.
И сверкнувшая станет гроза
Для кого-то стрелою Амура,
Для кого  покаянья слеза.

Под склоном роса на траве,
Над склоном струится рассвет,
А рядом со мной идёт Бог.
Он учит читать между строк

Он вздорен и гол как сокол,
Ему по душе рок-н-ролл.
А вместе с ним тихо идёт
Бессмертный святой Элиот.

И так мы идём не спеша.
У нас на троих ни гроша.
Но в небе рассвет так хорош,
Что вовсе не нужен нам грош.

Иногда я думаю, зачем это было надо:
Поиски смысла, стихи и ночной хайвей.
Может кривая выведет к бездне ада,
Но похоже бессовестно пьян Тезей.

А в раю всё тени да запахи каланхоэ,
Чартеров нет, и отели стоят пусты.
Никогда и нигде мне не будет, увы, покоя.
Пока мир спасается от красоты.

Мы, пожалуй, в целом вовсе не так уж плохи 
Роли прописаны скверно, сценарий, слог
Если бы жили все мы в другой эпохе,
Был бы быть может милостивей с нами Бог.

Но пока все думают, кому это нафиг надо 
Поиски смысла, стихи, жития святых,
Тени в раю похожи на тени ада
И среди нас, живущих, так мало, увы, живых.

Чуть-чуть бы чуда чудакам
И небожителям  чуть неба,
Побольше веры тихой мне бы
И чести всем клеветникам.

Чуть-чуть бы близости родным,
Чуть-чуть бы нежности влюблённым,
И музыкальности воронам,
Надежды грешным и больным.

Чуть-чуть бы света и мечты
Тем, кто отчаялся и сдался,
А тем, кто зарапортовался,
Побольше чувства красоты.

Чуть-чуть бы верности мечте,
И чтоб на жизненных ухабах
Не исчезало никогда бы
Памятованье о Кресте.

Встречай опять рассвет,
Ищи сквозь годы счастье,
Пиши и пой поэт,
Минуя все ненастья,
Неси свой свет!

Часы молчат, и тишина гудит,
Заполнив всё, и даже то, что рядом,
Отбросив тень, немыслимо претит
Своим вестибулярным аппаратом.

И ты стоишь, уткнувшись в пустоту,
И вторишь снегу, как движеньям танца,
Но в зеркалах тебя я не найду 
Твой лик застыл в гекзаметрах пространства.

И смотрит вниз уснувшая трава:
Её глаза  на дне морском моллюски.
Но без конца срываются слова.
Так прямо и божественно: по-русски!

На твои гляжу белые крылья:
Ты из пламени соткана вся.
Я сплетаю из музыки штиля
Этот день сто столетий спустя.

Свет вдохнёт в него жизнь и восславит
В веренице летящих веков 
Сны всегда обращаются явью,
Если ты в них поверить готов.

На негромкие добрые руки,
Как на гладь золотого пруда,
Возлагаю застывшие звуки 
Зачерствевшие в слове года.

Надломлю, как бисквит невесомый,
Я поэзии вычурный хлеб.
В ней жизнь светлая мнится знакомой
Воплощениям разных судеб.

Камыши, как мыши, шаркали
И шуршали тише лапками.
Соловьи смеялись-плакали,
Объяснялись со мной знаками.
Я один. Деревья шепчутся.
Тишина, как шерсть, щекочется.
Мне стихи мои мерещатся,
Или это мне так хочется?