Вот ведь свиньи, каждый день гадят, а убирать за них другие должны. Засранки, и обувь не помыли! А под кроватью дальше Жанкино возмущенье захлебывается благородным негодованием, а может, просто неудобно изрыгать брань, вползши под кровать и елозя вонючей тряпкой по углам.
От Жанкиных слов, сквозь зубы плюнутых прямо на мокрый пол, внутри Феньки стремительно и туго закручивается какая-то пружина, петля обиды охлестывает горло, в глазах темнеет тело рывком слетает вниз и увесистый зеленый тапок соседки, попавший Феньке под горячую руку, припечатывает блюстительнице чистоты мокрую оплеуху! Онемевшая от беспредела Жанна успевает замахнуться на Феньку половой тряпкой, теряет равновесие, шлепается на мокрый пол и, зацепившись, опрокидывает с грохотом ведро. Грязная вода черным морем окатывает полкомнаты, нагло заливается в красные каблукастые туфли Эллочки она, задремавшая было, с круглыми от потрясения глазами и всклокоченной шевелюрой вскакивает, едва запахнув халат, вся сплошной филологический коллапс и когнитивный диссонанс: рот корчится в немой попытке речи, но, видимо, провода сильно разомкнуло у нее выходит только: «Па-а-звольте!!!» Фенька молча кидает ей злополучный тапок, берет ведро и шлепает до туалета набрать воды.
Жанна вихрем, рыдая в три ручья, уже выбежала из комнаты, ища защиты и приюта от Фенькиных зверств у соседей.
У-у-у, профурсетки чертовы. Фенька, сцепив зубы, широкими полукруглыми махами собирает воду, выжимает и роняет тряпку в ведро от новой напасти: оказывается, пока шло суровое побоище, в самом пылу сражения кто-то нечаянно смахнул на пол премногоуважаемого дядю Маркса и теперь его репутация окончательно подмокла, покоробилась и утратила былое величие.
Фенька с тупой усталостью и виноватой мукой смотрит на промокшую до самого корешка книгу и в этот момент по-весеннему разгоряченные красотой Жана Маре и неминуемой близостью ужина вваливаются в комнату Лубак и Лудак.
А шо такое? Лудак, мы не там кина искали! трезво оценить обстановку может только морально устойчивая Лубак.
Лудак уже видит несчастного Маркса, не вынесшего потопа и пренебрежения:
О нет!!! Читально-зальный! Сердешный друг! Кто посягнул???
Эллочка обиженно сопит, раскинув грицацуевские телеса на койке Лубака. Она не шутя уверена, что это ее законное лежбище.
Я дико звиняюсь: вы кто на белом свете будете? Скоко вам заплатить за обогрев матраса? Лубак терпеть не может, когда берут ее полотенце или красятся ее помадой, а уж на постель свою она и присесть никому не дает. Элла, бедняжка, и не догадывается, что влипла.
Чем обязана? Элла, еще не остывшая от обиды за новые туфли (они сушатся на подоконнике, набитые газетой), ширит ноздри и не двигается с места. По какому праву вы тут распоряжаетесь?
Кыш без слов с моего ложа! Права качать будешь в суде. Добродушная Лубак сурова и непреклонна, когда задето ее чувство чистоты.
Элла, недовольно фыркнув, перебирается на другую кровать и оказывается в связке с Фенькой. От такого соседства Фенька еще крепче сжимает челюсти и устало прикидывает перспективы грядущих сражений Панцирная сетка угрожающе скрипит под могучим телом новой соседки.
Элла, недовольно фыркнув, перебирается на другую кровать и оказывается в связке с Фенькой. От такого соседства Фенька еще крепче сжимает челюсти и устало прикидывает перспективы грядущих сражений Панцирная сетка угрожающе скрипит под могучим телом новой соседки.
Лудак тем временем пытается реанимировать подмоченную репутацию Маркса и тщится облагородить покоробленные мокрые страницы, орудуя старым утюгом. Одно неловкое движение и бессмертные строки, вопреки булгаковскому убеждению, чернеют и превращаются в пепел.
Все тлен. Лубак, нажремся с горя, а? Вари звездочки!
В дверь бочком протискивается Жанна жалкая, зареванная, с красными пятнами на щеках и груди; за ее спиной высится чей-то суровый широкоплечий торс пришла с поддержкой. У Феньки напрягается спина, но она безразлично переворачивается на другой бок, продолжая усиленно вгрызаться в мифологические дебри.
Кукусик, ты чего, кидаешь нас? На кого оставляешь?
Жанна, презрительно игнорируя вопрос Лубака, сгребает с полки и сует в сумку свои пожитки. Прощальной музыкой звучат ссыпаемые как попало (вопреки педантизму и аккуратности хозяйки) вилки-ножи-миски
Лубак и Лудак, переглядываясь, видимо, выбрали политику невмешательства. У них опыт, им видней: если девки с первых дней так дерутся, лучше, если кто-то уйдет.
Когда дверь за Жанной демонстративно хлопает, резкий сквозняк швыряет деревянную раму прямо на красные каблукастые туфли, стоящие на подоконнике. Элла, взметнувшись с ложа, бросается к окошку, но уже поздно: пара хороших вмятин украсила носы ее многострадальных каблукастых.
Х-халды паршивые! одно движение мощной руки и пара красных птиц выпархивает из окна комнаты 416.
Стрелки общаговского будильника неумолимо склеиваются полночь. Лубак помешивает звезды в супе, Лудак бережно переворачивает страницы пострадавшего Маркса; Элла украдкой хрустит под одеялом соленой хлебной соломкой; Фенька, безмятежно вытянув долгие деревенские ноги в комариных укусах, то сопит, то бормочет что-то невнятное о космосе, хаосе, занудах и халдах
Татьяна Заостровская (Березники, Пермский край)
Любовь и привидения
Невозможно равнодушно относиться к стенам, которые стали свидетелями целого куска вашей жизни. Человеку хочется верить, что он единственный в своем роде и место, где он учился, жил, необыкновенное.
Пять лет мы учились в одном и том же здании факультета иностранных языков Пермского педагогического университета. Наш корпус часто принимали за сарай. Но деваться некуда целый факультет иняза почему-то ютился в стареньком деревянном домишке. А студенты, молодой и позитивный народец, с нежностью относились к маленьким комнатушкам, разделенным деревянными перегородками, скрипящему полу и даже к тазикам и лоханкам на обшарпанных зеленых стенах, которыми можно было любоваться из окон во время занятий.
Особенную ценность винтажному зданию придавала история. Некоторые скучные материалисты утверждали, что раньше наш корпус был всего лишь ремесленным училищем. Но лирики и романтики шептали, что нет, раньше, совершенно точно, здесь был публичный дом ни больше ни меньше. Иногда эти лагеря сходились в споре, и невидимые, стенка на стенку, выступали ушастые ученики ремесленного училища против надушенных вульгарных дамочек.
Раз есть старый домишко, в котором постоянно толкутся молодые креативные головы, значит, в нем непременно должно жить привидение, а может, несколько. По версии приверженцев технического образования в России, по пустым коридорам вечерами бродил свихнувшийся от учебы ремесленник. А по версии других замученная нелегкой долей как минимум Сонечка Мармеладова.
Но история историей, а горячим студентам тоже хотелось любви и романтики. Была на курсе одна парочка. Он домашний мальчик, она из общежития. Очень страдали от невозможности проводить друг с другом все свое время, да еще учились в разных группах. Но любовь побеждает препятствия. Влюбленные заметили, что в нашем дровяничке комнатушки, гордо именуемые аудиториями, редко запирались. (Может, потому что воры уважали старость или просто не догадывались, как нажиться на антиквариате.)
Попробуйте представить, как сильна была любовь и тяга к уединению у нашей парочки, если утром первые невыспавшиеся студенты то в одной аудитории, то в другой натыкались на держащихся за руки голубков. День за днем выпархивали они из кабинетов, пугая преподавателей и жаждущих знаний учеников. Потом все привыкли. Перед первой парой стали тактично стучаться в аудитории и топтаться под дверью, чтобы парочка подольше посидела вдвоем. Студенты старших курсов играли на интерес, что-то вроде тотализатора, угадывая, откуда выбегут на этот раз влюбленные жаворонки. Но однажды вот сейчас будет «и вдруг».
Однажды утром пришедшие на пары студенты привычно постучались, распахнули двери, осторожно вглядываясь в темноту класса, и никого не увидели. И студенты из соседней группы никого не увидели в своем кабинете. И старшекурсники напрасно прошлись по всему корпусу. Парочки не было.
Девочкины соседи по общежитию, привычно опаздывающие, затягивали интригу, но когда допрос состоялся, клялись, что она ушла рано, за час до звонка будильника остальных нормальных людей. Родителям мальчика звонить было страшновато.
Оставалась одна версия: мистическая. Стопудово, в таком старинном здании, наполненном страхами студентов, открылся портал, который присоединил двух неразлучников к сумасшедшему ученику и замученной девушке! И теперь студентов будут пугать усиленные ряды потусторонней нечисти. Оставшимся в живых учиться расхотелось совершенно. Преподаватели заметили гул и брожение в студенческих рядах. Некоторые экзальтированные студентки с криками и плачем убежали с лекции, заслышав шорохи и бурление в батареях. Деканша даже прервала лекцию, требуя объяснений. Приверженцы разных видов привидений пытались склонить ее каждый на свою сторону. Просвещенная руководительница факультета сопротивлялась мракобесию, но не знала, как объяснить исчезновение влюбленных.
Репутация заведения висела на волоске, ведь студенты уже начали названивать в газеты и на телевидение и даже искать адреса охотников за привидениями. Но тут на пороге актового зала появилась исчезнувшая парочка. В сопровождении милиционера.
Декан побледнела больше, чем от вида привидений.
Всем не терпелось узнать, что же случилось и какое все-таки из привидений обитает в корпусе. Вместо этого милиционер долго читал лекцию о пунктах Уголовного кодекса и ответственности перед законом. Эта лекция не приоткрыла тайну. Лишь после студенты узнали, что же случилось с влюбленными.
Они, как обычно, пришли пораньше. Знакомая вахтерша, умилявшаяся их трепетным чувствам, всегда пропускала их без вопросов. В этот раз их снова встретила открытая дверь, на вахте никого не было, мало ли какие дела у вахтерши. Девушка с парнем прошли, выбрали аудиторию поуютнее, сели на парту и обнялись, глядя в окно на зимнюю, тускло освещенную улицу.
Девушка услышала стук, и прямо перед ее глазами выросла уродливая фигура. Длинные руки потянулись к ней через всю комнату, чтобы схватить за горло. Девушка пискнула: «Привидение!» и стала отбиваться от невидимого противника. Парень только открыл рот, оцепенев от ужаса, даже разглядел лицо явно замученной проститутки, призывно машущей из темноты окна. Холодящий сердце ужас проник в молодые, полные любви сердца. И они поняли, что сейчас разлучатся навсегда. Их крики заметались по гулким коридорам.