Да.
Дверь в гостиную приоткрылась, и несколько колонисток, шумные и румяные с мороза, начали накрывать на стол. Одна из них так стреляла глазами в сторону Вадима, что коммандос оживился и закрутил лопоухой головой, не выпуская крепенькую, как гриб, девицу из поля зрения.
Тишину вымело из комнаты поганой метлой. Вместе со звоном извлекаемой из «комода» посуды, шагами, шуршанием застиранной до дыр и аккуратно заштопанной скатерти, мгновенно накрывшей доски стола, женским сдержанным смехом в комнату вошел уют. Атмосфера изменилась, и Сергеев почувствовал, что сжатая в тугой узел пружина начинает потихоньку ослабевать, освобождая виток за витком.
Тут можно было не ожидать выстрела в спину. Тут можно было прикрыть глаза и задремать, разомлев от тепла. Тут пахло домом, выскобленным деревом, соленой капустой и горячим хлебом. Настоящим хлебом, который только что из печи. С корочкой и нежным мякишем. Такой хлеб больше всего любил Молчун. Любил больше всех лакомств. Но жизнь редко баловала мальчишку. Сухари, галеты, запитые водой, отдающей дезинфекатами и лежалый плиточный шоколад, если очень повезет.
Сергеев стал у окна и незаметно для себя самого закурил еще одну сигарету, выпуская дым в форточку. За стенами гостевого дома кибуц жил своей жизнью. Взбудораженный прибытием гостей поселок хрустел по снегу ногами прохожих, хлопал дверями, перекликался разными голосами и не думал успокаиваться. Закрывавшие небо маскировочные сети душили последние лучи потускневшего зимнего солнца. Холодало к ночи, воздух был прозрачен и чист, и на озябшем небе, у самого горизонта, из облаков вывалился бледный серп молодой луны.
Убрать, что ли, сетки? спросил Сорвиголова за сергеевской спиной. Ну на кой они нужны при таком раскладе?
А если я ошибаюсь?
Левин рассмеялся.
Да ну? Миша, что-то я тебя не узнаю! С каких пор в тебе поселился бес сомнений?
Сергеев пожал плечами.
Ты насчет того, что здесь есть наблюдатели, пожалуйста, вслух не говори попросил Левин, понизив тон почти до шепота. Не надо
Ты же человек военный, сказал Сергеев негромко. Сам должен понимать.
Я понимаю. Тут всегда война, а значит, есть и агенты. Что уж жизнь из меня выжгла, так это наивность. Тут вот в чем дело, Миша Не то чтобы я хотел что-то скрывать от своих, но
Он помолчал.
Кибуц, по определению, место, где не должно быть сомнения в товарище. Иначе идея становится нежизнеспособной. Тут все делается вместе. Работа, воспитание детей, приготовление пищи, оборона периметра. И иначе никак нельзя. Мы одна большая семья. Это не идеология, Сергеев. Это метод выживания. И если в эту семью бросить зерно взаимного недоверия, то все! Пиши пропало
Так ты с агентурой не борешься?
Левин улыбнулся так, что Михаил невольно повел плечами, как от холода.
Ну почему не борюсь? Борюсь. И не один. У меня и помощники есть.
Много?
Двое. Но им я по-настоящему доверяю.
Значит, Лева, у тебя своя контрразведка. Я бы удивился, если бы было иначе. И как успехи?
Нормально.
Не уверен, что ты делаешь правильно. Общий враг неплохая цель для закрытого сообщества. Как ты поступаешь, когда находишь агентов? Несчастные случаи? Таинственные исчезновения?
По-разному, уклончиво промолвил Левин.
Я бы на твоем месте никого не трогал, сказал Сергеев серьезно. Что ты меняешь? Несколько дней, ну от силы месяц и к тебе внедрят кого-то еще. И не факт, что ты его вычислишь. Известный враг наполовину друг. Ты, Лева, прямой, как танковый ствол. Ну, что тут у тебя можно нашпионить? Как капусту солить? Или как зерно высушивать? Послушай доброго совета: следующего засланного казачка не скармливай медведям, а, наоборот, холь и лелей! Пусть пасется вольно, шлет радиограммы начальству и удивляется твоей наивности и совершенству своей маски. Пестуй его. И только тогда, когда нужно будет действовать быстро и скрыто пристрели. Только на глазах у всех. Без тайн и обмана.
Умный ты мужик, Сергеев, но не пошел бы ты со своими советами куда подальше.
Дело твое, Левин. «Вампиры» меня послушались. Я не говорю, что все плохо. Я боюсь того, что когда-нибудь ты ошибешься. И кто-то, кого ты подпустишь близко, потому что будешь в нем уверен, выстрелит тебе в спину Разницу улавливаешь?
Когда-нибудь все ошибаются
Резонно. Только цена у ошибок разная. Ты за окно глянь. Как твое хозяйство без тебя обойдется?
Вот только не надо меня учить, сказал Левин с плохо скрываемым раздражением, но не повышая тона. Мы с тобой, конечно, не ровесники, Миша, но у обоих жизнь была не простой. У меня тоже кое-какой жизненный опыт имеется. Я знаю, что ты умеешь выживать, но ты одиночка. А одиночка умеет заботиться только о себе. Ты просто не привык заботиться о тех, кто рядом. Для тебя люди это идея. Это человечество, город, отряд, но не отдельный человек ты у нас стратег, Миша! Ты категориями личности не мыслишь. Так тебя учили. Для достижения стратегической цели можно пожертвовать не то что другими, а и собой
А что неправильного? прервал монолог Сорвиголовы Сергеев. Ты не так же делаешь? Не так мыслишь? Или тебе не приходилось жертвовать кем-то ради жизни остальных? Неужели ты, зная меня, действительно считаешь, что для меня люди пешки, и только для тебя они бесконечная ценность? Лева, что ты говоришь? Я стратег, а ты тактик? Спасибо, конечно, за комплимент, но здесь и сегодня есть только тактика, а стратегия развития событий, увы, не от нас зависит. И те, кто эту самую стратегию формируют, Лев Андреевич, находятся не здесь, не в пределах досягаемости, что жаль, а очень далеко отсюда, и не пожалеют они ни меня, ни тебя. И подопечных наших тоже не пожалеют. Нет у них такого органа, чтобы кого-то пожалеть.
Левин покачал головой.
Я знаю, что ты прав, Миша. Знаю, что никого из засланных казачков трогать нельзя. Но буду их уничтожать, тихо, хитро, незаметно, буду придумывать им геройские смерти, если придется. И держать все в секрете. Это нужно, чтобы выжить А холить и лелеять это говно тут уж извини.
Не спорю. Делай, как знаешь. Это твоя вотчина.
Вот и ладненько, Левин слегка натянуто улыбнулся. Чувствовалось, что разговор его не на шутку разозлил.
Сорвиголова был для всех подчиненных непререкаемым авторитетом. По его приказу колонисты были готовы сражаться, трудиться и умирать. Каким бы праведным не был человек, но абсолютное подчинение развращает с историей не поспоришь и сам факт, что кто-то оспаривает позицию главы поселения был для него раздражающим.
«Интересно, подумал Сергеев, глядя на собеседника искоса, сколько времени пройдет, пока Лева превратится в местного тирана? Года хватит? Ведь совсем недавно он с удовольствием спорил и даже не стеснялся прислушиваться к чужим мнениям. Может быть, тут, в Зоне, это единственный метод управления? Тот же Равви, при всей его внешней простоте в общении, у себя в отряде правит железной рукой. Порядки в Бутылочном Горле, светлая память ребятам, были более демократичны, но тоже смотря с кем сравнивать! Госпиталь Красавицкого управляется авторитарно и с каждым годом все жестче и жестче Страной ты управляешь или колонией из нескольких сотен человек в период большой смуты плюрализм недопустим. Главное не скатиться к тупому террору, естественно, по отношению к своим. А вот по отношению к чужим допустимо все. Тут ни у кого не должно быть сомнений. А если таковые возникнут, то рекомендуется навестить зрительный зал кинотеатра, в котором мы с Вадимом давеча побывали, зал, полный сытых крыс и обглоданных колонистов, если, конечно, он не выгорел дотла после нашего бегства. Посетить и задуматься над тем, что в этом мире возможно, а что нет, и какое отношение к этому всему имеет человеческая справедливость. Сильная рука, безжалостный к чужакам лидер это необходимо для выживания. Остается выяснить одно: когда человек, наделенный властью казнить и миловать, перестанет отличать своих от чужих?»
Какая помощь тебе нужна? спросил Левин, окончательно беря себя в руки.
Пока что только информация. А потом определимся. Раненого надо переправить на Большую землю.
В Россию?
Да.
Ну, это скорее к Саманте, чем ко мне Ты останешься здесь?
Сергеев отрицательно качнул головой.
Есть у меня впечатление, что мое пребывание может быть для твоего хозяйства опасным.
Ну, ты не Али-Баба, улыбнулся Сорвиголова. Это ради него к центру Киева «Град» подтянули.
Вот именно, что не Али-Баба. Михаил оставался серьезным. Я могу оказаться куда как вреднее для здоровья окружающих «Град», знаешь ли, не самое мощное оружие. Все зависит от обстоятельств. Есть у меня несколько доброжелателей, могут расстараться не на шутку.
Спасибо, что предупредил, пошутил Левин, внешне ставший почти прежним Сорвиголовой, но что-то неуловимое, оставшееся в воздухе между ними, мешало Сергееву поверить в обратное превращение. Но выгонять тебя никто не станет, и не надейся. Пора к столу, все уже накрыли
Распахнулась дверь, ведущая в комнату, где перевязывали Али-Бабу. Открыли ее резко, так что она хрустнула в петлях, и тут же с грохотом обрушился на пол массивный табурет, попавшийся под ноги с трудом сохранившему равновесие Матвею. Он вскочил, словно и не сползал в дрему последние десять минут. Вскочил и замер столбом, беззвучно разевая рот
В дверях стояла Ира. Сергеев помнил ее совершенно другой, вернее, в памяти его отпечатался иной образ. Женщина, замершая в проеме, была совсем не хороша собой и даже не благообразна. Невысока, чтобы не сказать приземиста, с темными, жесткими, как проволока волосами, обильно тронутыми сединой. Черты лица ее были резки, кожа испорчена морозами, жарой и отсутствием должного ухода. Но ее глаза
Распахнулась дверь, ведущая в комнату, где перевязывали Али-Бабу. Открыли ее резко, так что она хрустнула в петлях, и тут же с грохотом обрушился на пол массивный табурет, попавшийся под ноги с трудом сохранившему равновесие Матвею. Он вскочил, словно и не сползал в дрему последние десять минут. Вскочил и замер столбом, беззвучно разевая рот
В дверях стояла Ира. Сергеев помнил ее совершенно другой, вернее, в памяти его отпечатался иной образ. Женщина, замершая в проеме, была совсем не хороша собой и даже не благообразна. Невысока, чтобы не сказать приземиста, с темными, жесткими, как проволока волосами, обильно тронутыми сединой. Черты лица ее были резки, кожа испорчена морозами, жарой и отсутствием должного ухода. Но ее глаза
Ирина смотрела на Подольского с таким чувством, с такой нежностью и преданностью, что Сергеев совершенно против своей воли им позавидовал.
От напряжения, от электрического разряда, проскочившего между ними, воздух в комнате наполнился тревожными потрескиваниями, заставившими замолчать женщин, накрывавших стол. Замерла и замолчала помогавшая им Сэм, застыл Вадим, еще минуту назад заигрывавший с одной из колонисток.