Песни Заратустры - Фридрих Ницше 2 стр.

Сколько уверенности
дает побродяжке тюрьма!
Каким спокойным сном
спят души преступников в заключении!
Лишь совестливые
от совести своей страдают.

Слишком долго он в клетке сидел,
этот сбежавший!
Слишком долго
он палочника опасался!
Опасливо он бредет по дороге,
чуть что  запинается от страха,
от тени палки запинается нависшей.

Каморки дымные и душные светлицы,
о клетки тесные и тесные сердца,
как всем вам хочется
к свободе духа приобщиться!

Как помочь? Сердцу вашему
тесно, и весь ваш дух
в этой тесной клетке
затворен, замурован.

Узколобые души,
мелкие души!
Как сыплются деньги в сундук,
так в сундук упадает душа.

Узники изобилья,
чьи хладные мысли, как цепи, бряцают,
они себе измыслили святую скуку
и любопытство к лунным суткам.

Под небом, затянутым тучами,
где стрелы и мысли убийственные
удобно во врагов выпускать,
они счастливых оклеветали.

счастье мое причиняет им боль:
этим завистникам счастье мое  как тень,
они от зависти зябнут.

Они любовию пылают,
но  ах!  в ответ любови не находят,
они себя терзают день и ночь,
поскольку им никто объятий не раскрыл.

Они и мясо разучились есть,
и с добрыми подружками играть 
все горевали выше всякой меры.

Ужель в природе жен
искать страданья
в предмете воздыханий?

Млеко течет
в вашей душе. Нет, хуже:
дух ваш простоквашею скис.

Ваш хлад
заставляет память мою коченеть?
Разве я ранее чуял,
как это сердце ко мне стучалось и пылало?

Как холодны они, ученые эти!
Ударила бы молния в их яства
и глотки их огнь пожирать бы научились!

Ваш ум есть ум пустой и поперечный,
вся соль ваших шуток  «однако» и «но».

Лживая ваша любовь
к прошлому 
любовь могильщиков,
она обкрадывает жизнь:
вы будущее обделяете любовью.
.
Ученый, преданный древности:
могильщика ремесло,
жизнь средь гробов и опилок.

Ох уж эти поэты!
Есть средь них жеребцы,
что целомудренно ржут.

Поэт, что умеет лгать
умышленно и преднамеренно,
тот лишь один изрекает истину.

Наша охота за истиной 
ужели это охота за счастьем?

Истина 
она как женщина, ничуть не лучше:
стыд  лишь лукавство;
чего она хочет сильнее всего,
того она знать не желает,
пальчиком строго грозит
Кому она подчиняется? Только насилью!
Так прибегайте к насилью,
будьте жестоки, вы, мудрейшие!
Вам надлежит ее принудить,
стыдящуюся истину!..
Для высшего блаженства
ей нужно чувство принужденья 
она как женщина, ничуть не лучше!

Мы дурно друг о друге думали?
Мы были слишком далеки.
Но теперь-то, в этой крошечной хижине,
прибитые вместе к одной судьбе,
станем ли мы оставаться врагами?
Придется растить в себе любовь,
коли нельзя друг от друга уйти.

«Возлюби врага,
предоставь грабителю грабить тебя», 
женщина слышит сие  и соглашается.

Кому красота подобает?
Отнюдь не мужчине 
мужчину прячет красота,
а спрятанный, на что мужчина годен?
Ступай же вольно

Прекраснейшая плоть  лишь
тот покров,
в котором нечто более прекрасное
укутано стыдливо.

Благородное око
за бархатною завесой:
редко блеснет 
оказана честь тому,
кто его несокрытым увидит.

Медлительные очи,
которые редко кого полюбят:
но уж коли полюбят,
блеск исходит из них,
как из золотых копей,
где дракон клад любви сторожит

Строптивец
в несчастном браке
с самим собой недружелюбен,
домашний дракон для себя самого.

Вот уж стал он груб,
локти в ход
бодро пускает,
в голосе слышится едкая кислота,
во взгляде сквозит позеленевшая медь.

Небо пылает огнем,
море скрежещет зубами
тебе в устрашенье 
море харкает в нас валами!

Так всякий говорит военачальник:
«Не давай покоя
ни победителю, ни побежденному!»

в доспехах путник,
дрожа от нетерпенья,
чтоб кто-нибудь его остановил.

«И дым на что-нибудь сгодится» 
так бедуин речет, я отвечаю в тон:
«О дым, разве ты не возвещаешь
тому, кто держит путь,
близость гостеприимного очага?»
..
Усталый путник 
по грозному лаю
он узнает цепного пса.

К ракам никакого сочувствия
я не питаю:
хватаешь  цапают клешнями,
отпускаешь  задом идут наперед.

Искрящийся, пляшущий ручеек,
что извилистый путь
себе в скале проложил,
как волю снова обретет он?
Средь черных камней
сияет и бьется его нетерпенье.

Извилист путь великих людей и рек,
извилист, но к избранной цели ведет:
в этом мужество их выражается 
путей извилистых нисколько
не страшатся.

По ту сторону севера, льда и сиюминутности,
по ту сторону смерти,
в стороне от всего:
наша жизнь, наше счастье!
Ни на суше,
ни на воде
не найдешь ты путей
к гипербореям:
так предсказали нам мудрейшие уста.

Ты хочешь их поймать?
Обратись к ним
как к овцам заблудшим:
«Путь ваш, ах, путь ваш верный,
вы его потеряли!
вы сбились с него!»
Они пойдут за всяким,
кто им такое напоёт.
«Как? Разве был у нас путь верный? 
они тишком друг другу говорят. 
И вправду, путь наш нам указан!»

Уж ночь: снова над крышами
месяца тело дородное движется.
Он, ревнивейший из котов,
на всех влюбленных с ревностью
взирает,
этот бледный, тучный «человек
на луне».
Сладострастно он заползает
во все темные углы,
всовывается во все полуоткрытые окна,
как похотливый, тучный монах,
нагло идет он в ночи запретными
тропами.

Я, как обычно, у водички
На тонкой веточке сидел,
Но, следуя своей привычке,
Вослед летевшей мимо птичке
На крылышках своих взлетел.
А море подо мной дремало,
Во мне страх наказанья спал:
Фавор ли ждет, иль ждет опала 
Забыл конец я и начало
И знай за птичками летал!
Жить потихоньку  выйдет боком;
Лишь издеваться над собой!
Люблю, чтоб подняло потоком 
И там в парении высоком
За птичкой следовать любой!
Что Разум? Это все пустое!
Язык да Разум  просто гиль!
Поднявшись в небо из застоя,
Я внял призвание простое 
Движенье, шутка, водевиль!
Мудрец один шагает к цели,
Певец  не может! Вот беда!
Хочу, чтоб вы поближе сели
Мои послушать дивны трели,
О птички милые, сюда!

Я кораблик «Ангелок»:
А недавно был я девой 
Лучше б не был бы я девой!
Как на курс Любви я лег 
Так ни вправо и ни влево!
Я кораблик «Ангелок»:
Бриз флажки полощет рьяно!
Позади у капитана
Есть еще один флажок 
Это юбка капитана!
Я кораблик «Ангелок»:
И теперь бегу овечкой
Я туда, куда, как свечкой,
Манит страсти огонек, 
Я и был такой овечкой!
Я кораблик «Ангелок»:
Разве лаю, как собачка?
Иль во рту моем горячка,
Огнь и сернистый дымок?
Рот мой  чертова болячка!
Я кораблик «Ангелок»:
Злое я сказал словечко 
В мир иной ушел далечко
Мой возлюбленный дружок 
Ах, всего одно словечко!
Я кораблик «Ангелок»:
С горя  в пропасть! И случилось
Так, что ребрышко сломилось 
И душа в дырявый бок
Вон из тела устремилась.
Я кораблик «Ангелок»:
Словно кошечка на мышку,
Раз-два-три душа вприпрыжку
На кораблик этот  скок! 
Словно кошечка на мышку!
Я кораблик «Ангелок»:
А недавно был я девой 
Лучше б не был бы я девой!
Как на курс Любви я лег 
Так ни вправо и ни влево!

Блажен, кто тих и кроток,
Но мне уже невмочь 
Известно, до красоток
И Боженька охоч.
И, верно, Он монашку
Не сможет не простить,
Что бедному монашку
Со мной охота быть.
Не стану знаться с сивым,
Зато пойду с юнцом,
Что будет то стыдливым,
То мартовским котом!
Со старым мне противно,
Старух не любит он 
Сколь мудро и сколь дивно
Весь мир наш сотворен!
В церквах нас от смущенья
Стремятся отвратить,
Зовут на отпущенье 
А как не отпустить?!
Я на коленки встану 
И ротиком шу-шу,
Потом спокойно встану 
И снова нагрешу!
Господь, будь славен в Вышних!
Ты то прощаешь нам,
Что без сомнений лишних
Простишь Себе и Сам.
Блажен, кто тих и кроток,
Но мне уже невмочь 
А к черту в околоток
Я в старости не прочь!!

Прошлой ночью из окна
Ветер доносил стенанья.
Иль подушки в том вина,
Иль разъятости сознанья 
Но не мог вкусить я сна,
Чистой совести даянья.
Вышел я, смятенья полн,
К морю на песок прибрежный.
Вижу  человек и челн
Мирно спят в полнощи нежной,
Спят  и, вверясь воле волн,
Челн отходит безмятежный.
Час? Иль вечность пронеслась?
Помню только: пеленою
Мутной, плотной, смоляною
Мысль моя заволоклась 
И пучина предо мною
Отворилась, раздалась
Утро осветило дали.
Дремлет челн Со всех сторон
Люди истошно кричали:
«Что случилось?! Что за звон?!
Что?! Убийство?!  Нет! мы спали!
Сладок был наш крепкий сон!»

О дева, твои ласки
Принять ягненок рад 
И у обоих глазки
Одним огнем горят.
Тебе любить бы вечно 
Премного ты сама
Была мягкосердечна,
Amorosissima!
О кто же, кто до срока
Красу твою сгубил?
О кто тебя жестоко
В ответ не полюбил?
Молчишь ты  и не скрою:
Слеза бежит сама
Убита ль ты тоскою,
Amorosissima?

Прошлой ночью из окна
Ветер доносил стенанья.
Иль подушки в том вина,
Иль разъятости сознанья 
Но не мог вкусить я сна,
Чистой совести даянья.
Вышел я, смятенья полн,
К морю на песок прибрежный.
Вижу  человек и челн
Мирно спят в полнощи нежной,
Спят  и, вверясь воле волн,
Челн отходит безмятежный.
Час? Иль вечность пронеслась?
Помню только: пеленою
Мутной, плотной, смоляною
Мысль моя заволоклась 
И пучина предо мною
Отворилась, раздалась
Утро осветило дали.
Дремлет челн Со всех сторон
Люди истошно кричали:
«Что случилось?! Что за звон?!
Что?! Убийство?!  Нет! мы спали!
Сладок был наш крепкий сон!»

О дева, твои ласки
Принять ягненок рад 
И у обоих глазки
Одним огнем горят.
Тебе любить бы вечно 
Премного ты сама
Была мягкосердечна,
Amorosissima!
О кто же, кто до срока
Красу твою сгубил?
О кто тебя жестоко
В ответ не полюбил?
Молчишь ты  и не скрою:
Слеза бежит сама
Убита ль ты тоскою,
Amorosissima?

Как-то в роще наслаждался
Я природою  и вдруг
Прямо надо мной раздался
Чей-то тихий мерный стук.
Я смутился, но не боле, 
И нашел, что даже мил
Этот стук  и поневоле
Сам в размер заговорил!
Стихотворчество  забава!
Слог за слогом  прыг да скок!
Я ведь четверть часа, право,
Хохота унять не мог!
Слушай, часом ты не спятил?
Да какой же ты поэт?
«Вы поэт!  оттукал Дятел, 
Никаких сомнений нет!»

В камине треск, и дым, и прах,
А в окнах грохот пенный,
И тучи в призрачных плащах
Над старой славной Веной.
При желтоватом цвете дня
Метель стекло колышет,
Свою молитву у огня
Старуха еле слышит.
Все остальное  в тишине,
Где свет полузадохся,
Часы, приросшие к стене,
Скрипят, и пол рассохся.
И у постели в головах,
Поникнув головою,
Сидит юнец, не пряча страх,
Молчанию и вою
Внимая Или нету сил
Взглянуть в лицо больного?
Иль ветер так заголосил,
Что сердце сжалось снова?
И мнится отроку полет
Сквозь сжатые ресницы:
Упряжка призрака несет
В тяжелой колеснице,
Вот этого, чей взгляд  не взгляд,
Чья кожа  цвет бумажный,
Чьи пальцы слабо теребят
Ткань наволочки влажной
Бубнит старуха, но юнец
Страшится  и ни слова
И вдруг  начало и конец
Обвала громового:
Коней извергнул Саваоф
С грозой, что правит ими!
То Смерть под сотни голосов
По дому в едком дыме
В багровом вихре пронеслась
Вслед буре, визгу, ору 
Из дома в дом, всей властью  власть,
Как град с горы на гору!
Окно ударом выбив вон,
Летя, как свист по аду,
Сзывая в келью с трех сторон
Всю свиту-кавалькаду,
Похлебку вьюжную варит,
Взбивая клочья пены,
И, видя это, крест творит
Дрожащий житель Вены.
О, всех стихий водоворот,
Кого берешь с собою?
Кто станет в грозовой разброд
С последнею мольбою?
Кому ты треплешь волоса,
Даря свой плащ всезвездный?
Так тот восходит в небеса,
кто смог избегнуть бездны.
Явился холм в густой траве,
Где ветер стелет стебли
И тихо плавает в листве
И лилии колеблет,
Где с перелетной тягой птиц,
Бессчетны, льются тучи
Меж солнечных несметных спиц,
Что дарит свет могучий.
Все дивно, странно на холме,
Он певчий, многоглазый,
И страх, отцарствовав в уме,
Стал музыкальной фразой.
Мир не вздыхает, но звучит,
Лучи перебирая,
И всюду розы-кумачи
И облака без края.
О ты, прорвавшийся родник,
О тот, кто света ищет,
О ты, кто на холме возник
И зазвучавший чище,
Чем нота верхняя любви,
Что на земле угасла
..
..