Однако И-16 не прощал летчику ошибок в пилотировании, о чем впечатляюще написал Степан Микоян, ставший после войны генерал-лейтенантом авиации, заслуженным летчиком-испытателем СССР и Героем Советского Союза: «И-16 очень строг был в пилотировании, <> легко сваливался в штопор <>, в строевых частях многие разбивались именно из-за сваливания в штопор на малой высоте. Машина требовала тонкого, точного пилотирования. И на посадке очень сложный был самолет. Если ты на посадке выровнял (самолет. В. У.) <> на высоте больше, чем сантиметров 1520, он падал на крыло. Мало того, на нем очень трудно было выдержать направление, когда он уже бежал после приземления при посадке <>, если чуть упустил, он развернется волчком, а когда на большой скорости, то и перевернется».
Однако И-16 не прощал летчику ошибок в пилотировании, о чем впечатляюще написал Степан Микоян, ставший после войны генерал-лейтенантом авиации, заслуженным летчиком-испытателем СССР и Героем Советского Союза: «И-16 очень строг был в пилотировании, <> легко сваливался в штопор <>, в строевых частях многие разбивались именно из-за сваливания в штопор на малой высоте. Машина требовала тонкого, точного пилотирования. И на посадке очень сложный был самолет. Если ты на посадке выровнял (самолет. В. У.) <> на высоте больше, чем сантиметров 1520, он падал на крыло. Мало того, на нем очень трудно было выдержать направление, когда он уже бежал после приземления при посадке <>, если чуть упустил, он развернется волчком, а когда на большой скорости, то и перевернется».
Кстати, Степан Микоян вскоре из 16-го был переведен в 11-й полк, базировавшийся в Москве на Центральном аэродроме. Здесь в январе 1942 г. при вылете в паре с командиром звена он был сбит и тяжело ранен в воздушном бою без участия противника. Как показало расследование, Микоян ошибочно атаковал пролетавший мимо Як-1, а затем, якобы разобравшись, атаку прекратил, но Як, в свою очередь, зашел в хвост самолета Микояна и поджег его. Однако, как вспоминал Урвачев, летчики ПВО поговаривали, что Микояна сбил командир звена, когда убедился, что тот не реагирует на его сигналы об ошибочности атаки.
7 мая младший лейтенант Урвачев прошел проверку техники пилотирования на УТИ-4 с элементами сложного пилотажа: виражи 45° и 60°, штопор, боевой разворот, спираль, скольжение. «Общая оценка 4. Разрешаю отрабатывать пилотаж на самолете И-16. Командир эскадрильи капитан (подпись)».
Через месяц начались полеты по курсу воздушного боя и воздушной стрельбы (КВБ и ВС) и в разделе летной книжки «Листок огневой подготовки. Воздушная стрельба и бомбометание» появились первые записи:
«9.06.40, КВБ и ВС упр. 1, стрельба по воздушным целям. Количество выпущенных пуль 34, количество попаданий 0, оценка 2».
Через два дня соответственно 60 и 0, оценка 2. И наконец:
«14.06.40, КВБ и ВС упр. 1, стрельба по воздушным целям. Количество выпущенных пуль 60, количество попаданий 15, оценка 5».
В следующем вылете закрепление достигнутого результата: выпущено 80 пуль, 7 попаданий, оценка 4, и в третьем за день вылете переход к следующему упражнению стрельбе по наземным целям, требовавшей большей точности. Но первый блин комом: «Количество выпущенных пуль 80, попаданий 7, оценка 2». После этого 2229 июня еще четыре вылета для стрельбы по наземным целям, в ходе которых выпущено 170 пуль, попаданий 1 и четыре оценки «не выполнено». И все-таки через неделю:
«6.07.40, КВБ и ВС упр. 7, стрельба по наземным целям. Количество выпущенных пуль 40, количество попаданий 10, оценка отлично».
До конца года летчик Урвачев сделал еще пятнадцать вылетов на стрельбы по воздушным и наземным целям, получил пять отличных оценок, и количество выпущенных в одном заходе пуль доходило уже до 100200.
В связи с этим вспоминаются рассуждения современных «умников» о том, что советские летчики воздушно-стрелковой подготовкой перед войной не занимались и поэтому к ней были не готовы. Между тем директивой Наркомата обороны СССР «О задачах боевой подготовки ВВС Красной армии на летний период 1941 года» было приказано: «Быстрейшее овладение боевым применением <> воздушным боем, <> воздушной стрельбой <> считать основной задачей».
Тем временем, как следует из летной книжки, Урвачев после нескольких тренировок в начале августа, в последний перед войной День авиации пролетел в составе полка над аэродромом Тушино:
«18.08.40, И-16. Воздушный парад, 1 полет, 40 минут».
На параде впервые был продемонстрирован опытный самолет будущий истребитель МиГ-3, который через полгода предстояло освоить летчикам 34-го иап и одержать на нем большинство побед в предстоящей войне. В Тушино самолет пилотировал известный летчик, участник войн в Испании, Китае и с Финляндией майор Михаил Якушин. В начале войны он стал заместителем командира 6-го истребительного авиационного корпуса ПВО Москвы, в состав которого входил и 34-й авиаполк. Через несколько десятилетий судьба свела генерал-лейтенанта авиации Якушина и полковника Урвачева в совете ветеранов этого корпуса.
А в 1940 г. младший лейтенант Урвачев, как свидетельствует его летная книжка, выполнил 247 полетов на УТИ-4, И-16 и У-2 с общим налетом около 75 часов, что почти в три раза больше, чем в предыдущем году за время обучения в школе летчиков.
Глава 2. Зима лето 1941 г. Накануне и начало войны
Проза службы и лыжные гонки
Однако жизнь шла не только на аэродроме, о чем свидетельствуют приказы командира полка в январе наступившего 1941 г. Так, в соответствии с требованиями Наркомата обороны он назначил комиссию и уполномоченных от подразделений по рационализации и изобретательству, а также объявил состав спортивного комитета полка. И как вершина этой культуртрегерской деятельности принял на работу в качестве вольнонаемной преподавательницу английского языка для изучения его начсоставом.
Но и проза служебной жизни давала о себе знать. Одним из первых приказов командир объявил приговор суда чести младших командиров срочной и сверхсрочной службы по делу младшего комвзвода Татарникова. Он обвинялся в самовольном уходе с работы, оскорблении товарищей по службе, нарушении дисциплины в строю, нетактичном поведении в быту, на работе и в учебе с указанием конкретных дат и фактов этих злодеяний. В соответствии с приговором суда Татарников был снят с должности оружейного мастера и лишен звания младшего комвзвода, что ныне, возможно, кое-кто из поборников прав человека расценит как свидетельство репрессивности «тоталитарного» режима в те времена.
Однако «режим» был, несомненно, суров. Новый нарком обороны С. М. Тимошенко посчитал неправильным, что пилоты и авиатехники после окончания военных школ сразу приобретают «право жить вне казармы, на отдельной квартире и иметь при себе семью». Это, по его мнению, «наносит величайший вред боевой подготовке летно-технического состава и боеспособности всей нашей авиации». А посему в соответствии с приказом наркома в январе 96 младших лейтенантов и младших воентехников из летно-технического состава полка, находящихся в рядах Красной армии менее четырех лет, были объявлены срочнослужащими и переведены на казарменное положение.
Не сулил летно-техническому составу легкой жизни и приказ командира полка о принятии в феврале зачетов по «Наставлению военно-химического дела 1939 года», поскольку он предусматривал: «Продолжительность пребывания в противогазах с летным составом довести к 1.06.41 до 3 часов, а с техническим составом до 5 часов». Но личный состав полка, наверное, легкомысленно отнесся к требованиям по укреплению химзащиты и тут же почувствовал железную руку командира, который через две недели провел проверку.
Ничто не укрылось от командирского глаза: «Личный состав ходит без противогазов, оставляя их в шкафах, ангарах и оружейных каптерках. У одних противогазов не было, у других было два, а некоторые пользовались чужими противогазами. Противогазы содержатся в неудовлетворительном состоянии, маски грязные, коробки в пыли, в сумках посторонние предметы: книги, тряпки, провода, сухари». Было приказано утерявшим противогазы купить их за свой счет, излишние и чужие сдать начальнику химзащиты, а за повторение выявленных недостатков строго взыскивать.
Но на аэродроме командирский глаз был еще более зорок, а требования строги. Так, из-за «неправильной эксплуатации материальной части самолета в полете» лейтенант Борисов на исправном самолете произвел вынужденную посадку, а старший политрук Подопригора посадил самолет с наполовину выпущенными шасси. Старший лейтенант Шокун нарушил летную дисциплину и выполнил бреющий полет, не предусмотренный заданием. В результате Шокуна и Подопригору «арестовать домашним арестом с исполнением служебных обязанностей» на восемь, а Борисова на пять суток «с удержанием 50 % содержания за каждый день ареста».
На фоне этих событий в январе марте 1941 г. поденная запись вылетов в летной книжке младшего лейтенанта Урвачева велась с пометкой: «Полеты по программе курсов командиров звеньев». А Василий Сталин тогда же, минуя эту должностную ступень и уйдя из академии, где проучился всего три месяца, направился сразу на курсы командиров эскадрилий в Липецке. Через два месяца он вновь появился в Люберцах уже в звании старшего лейтенанта как летчик-инспектор Инспекции ВВС Красной армии, самолеты которой находилась в одном из ангаров люберецкого аэродрома.
На фоне этих событий в январе марте 1941 г. поденная запись вылетов в летной книжке младшего лейтенанта Урвачева велась с пометкой: «Полеты по программе курсов командиров звеньев». А Василий Сталин тогда же, минуя эту должностную ступень и уйдя из академии, где проучился всего три месяца, направился сразу на курсы командиров эскадрилий в Липецке. Через два месяца он вновь появился в Люберцах уже в звании старшего лейтенанта как летчик-инспектор Инспекции ВВС Красной армии, самолеты которой находилась в одном из ангаров люберецкого аэродрома.
Тем временем летчик Урвачев совершенствовал свою технику пилотирования и проверяющий заносил в его летную книжку замечания о малейших ошибках: обращал его внимание на «позднюю дачу газа после вывода из переворота» и «резкий ввод в переворот», на «резкие движения рулями в воздухе».