Штурманом-бомбардиром у Михаила был Антонюк Василий, летавший ранее на «пешках» и попавший в штрафники из-за того, что по ошибке сбросил бомбы на свои же позиции. Из-за сплошной облачности промахнулся с прицеливанием, вот бомбы и легли с недолетом, угодив вместо немецких траншей в свои. Его расстрелять сперва хотели, да заменили расстрел штрафной эскадрильей. Штурманом он был неплохим, да мелочи не учел вроде попутного метра, а с этим сложно, на разных высотах ветер может иметь разное направление и силу. Михаил уже летал с ним несколько раз. Учитывая свой горький опыт, Василий считал небесполезным время от времени давать некоторые наставления Михаилу перед вылетом: «Ты, главное, выдерживай курс, к цели планируй. Мотор на малых оборотах держи, а как бомбы сбросим, сразу по газам и уходим. После сброса как можно быстрее высоту и скорость набирать надо, иначе свои же осколки в нас попасть могут. Да и немцы после первых же разрывов во все стороны палить начнут. Сам понимаешь, защиты у нас никакой, из автомата или винтовки сбить можно».
Василий обратил внимание на подавленный вид подошедшего Михаила.
Ты чего не в духе?
Михаил только рукой махнул.
А, наверное, с летчицами познакомиться хотел? Меня бы спросил сначала. Мы уж тут к ним подкатывались, горько усмехнулся Василий. Мужиков-то на аэродроме почти нет, кроме нас да роты охраны, так они носы воротят, вроде как они цацы, а мы отбросы, только пейзаж им портим своим видом. Ты до войны кем был?
Летчиком в гражданском флоте.
А я, представь себе, художником! В авиацию после призыва да штурманских курсов попал. За что в штрафники определили?
Михаил рассказал о драке, в которой он убил уголовников. Не хотел убивать, не настолько он кровожадный, но и безнаказанными оставлять их не мог. И про Людмилу рассказал, которую от грабежа спас да сухим пайком накормил и которая его же по наивности милиции и сдала.
Василий слушал Михаила вполуха и думал о своем:
О! Я еще тебе не сказал: женщины любят успешных, у которых положение, деньги, слава, а ты сейчас никто. Со стороны на себя посмотри. То-то! Партизан, а не боец Красной армии!
Да я и есть партизан, согласился Михаил, у штрафника прав меньше, чем у любого бойца строевой части.
Сами виноваты и ты, и я, то ли только для себя, то ли еще и для Михаила рассудил Василий. Потому неча на зеркало пенять, коли рожа крива.
Михаил, безразлично махнув рукой, улегся на траву под крыло биплана. После ночных полетов хотелось одного спать, а еще обида какая-то в душе свербила после встречи с женщинами-летчицами. Ему ведь просто поговорить с ними хотелось, женского общения не хватало. «Да черт с ними! Мне уже недолго в штрафниках летать», подумал Михаил и уснул.
Проснувшись, он сходил в столовую вместе с Василием поужинать. Обеденные столы для штрафников стояли в столовой отдельно от остальных.
На стоянке их встретил механик и доложил о готовности самолета к вылету. Экипажу уже стало известно, что необходимо было уничтожить населенный пункт со скоплением живой силы и техники врага, причем основная роль отводилась женским эскадрильям.
Небо быстро темнело. Сначала взлетели обе женские эскадрильи, потом черед дошел и до штрафников.
Летели поодиночке какой групповой полет может быть ночью? Столкнуться можно в два счета. Ведь зажигать аэронавигационные огни нельзя с земли обстреляют.
Передовую прошли на высоте трехсот метров.
Михаил, уловив сигнал штурмана, поднес к уху резиновый шланг переговорного устройства и услышал его голос:
Держи курс 285 градусов.
Михаил плавненько довернул вправо.
Километров через десять-пятнадцать показалась цель. Собственно, курс теперь виден и так, поскольку населенный пункт горел женские эскадрильи отбомбились по нему раньше.
Так держи и снижайся!
Михаил сбросил газ, самолет планировал на цель. Летучесть у тихоходного биплана по сравнению с «Яком» была просто феноменальной. Выключи мотор у «Яка» и он почти камнем падает. Здесь же Михаил убрал газ до минимума, а самолетик высоту лишь едва потерял, и теперь перед целью высота была чуть больше двухсот метров.
Три градуса влево! это штурман корректирует курс. И самолетик сразу «вспухает», полегчав от сброшенных бомб.
Михаил сразу дал газ и взял ручку управления на себя, набирая высоту. Вираж вправо пора уходить на свой аэродром. Задача выполнена. Уж куда они попали, а куда не попали неизвестно, но внизу в селе, занятом немцами, горят избы, боевая техника. Запах дыма чувствуется даже на высоте.
Но и немцы в долгу не оставались, стреляли в небо из пулеметов и автоматов. Прожекторов не было, звук слабенького мотора «У-2» тоже невозможно было услышать за разрывами бомб и гулом огня. Потому они и стреляли наугад.
Но видно, зацепили-таки пулей самолетик. Мотор несколько раз чихнул и остановился. Остро запахло бензином. В расчалках крыльев свистел ветер, а неподвижный винт торчал впереди капота.
Михаил посмотрел на приборы высота всего 370 метров.
Василий, сколько до передовой?
Не дотянем больше двадцати километров!
Вот неудача!
Михаил свесил голову за борт надо было подыскивать место для посадки. Для «У-2» места немного надо, сотни метров с запасом хватит. Только как в темноте углядеть эту площадку?
Штурман закричал без всякого переговорного устройства:
Слева, слева пустырь или поле поворачивай!
Михаил нажал правую педаль. Штурману надо верить: карту местности он назубок знает, да и смотрел Михаил вправо, потому и не заметил площадку с другой стороны.
А площадочка теперь перед носом, и с обеих сторон от нее лес темнеет. Как только в темноте Василий поляну эту углядел? Неужто как кошка в темноте видит? Лишь бы площадка относительно ровной оказалась. А если это участок вырубленного леса, с пеньками?
Но на этот раз повезло, только посадка чуть жестковатой получилась. Колеса шасси ударились о землю, самолет подпрыгнул, но потом побежал по земле, слегка подпрыгивая и покачиваясь, и остановился.
Летчики прислушались. Стояла оглушительная тишина.
Потом Василий щелкнул привязными ремнями и выбрался из кабины.
Чего сидишь? обратился он к Михаилу. Уходить надо.
Не торопись. Я думаю, затащим самолетик в лесок, дождемся утра и посмотрим, что с двигателем. Может, удастся исправить?
Я в технике мало что понимаю, не мое это.
Конечно, художники люди творческие, им не до техники.
Михаил выбрался из кабины и прошел к близкой опушке. Место ровное, и закатить самолет под деревья можно запросто.
Взявшись вдвоем за хвост, они развернули самолет оперением вперед, поднатужились, а дальше уже легче было покатили аэропланчик. Они завели его под деревья, и даже нос самолетика из-под веток деревьев не выглядывал.
Ну вот, другое дело. Михаил удовлетворенно оглядел укрытую ветвями деревьев машину. Теперь и отдохнуть можно.
А если немцы?
Убегать будем. Отстреливаться же не из чего. Или у тебя пистолет есть?
Откуда? Я же штрафник.
Вот я и говорю убегать
Они сели под дерево, на мягкую подстилку из опавшей хвои. Василий грустно проговорил:
Через полчаса нас или погибшими, или предателями считать будут.
Почему через полчаса?
Топливо у нас через полчаса закончиться должно. Если не вернемся
Да черт с ними, досадливо отмахнулся Михаил, отсюда еще выбраться надо.
Ага, над целью тебя никто не видел, и где ты был, где сидел неизвестно. Может, немцам наши секреты выдавал.
И много ты секретов знаешь, чтобы их выдать?
Ну, только если расположение аэродрома
Не густо! Потому сиди спокойно. К немцам резона идти нет сдавать-то им нечего, а с пустыми руками не солидно. Михаил засмеялся.
Василий шумно выдохнул:
Я уж испугался было, когда ты про немцев заговорил, решил ты всерьез.
Ты что, сдурел? Я хоть и штрафник, человек для особиста и женщин падший, но понятие о чести, о Родине и долге перед ней у меня есть.
Прости, обидеть не хотел.
Не извиняйся, но больше так думать даже не моги прибью.
Пилоты замолчали и молча сидели довольно долго.
Под утро стало заметно прохладнее даже попрыгать пришлось, чтобы согреться. Само собой, здесь не юг. Днем солнце греет лето все-таки, однако ночи прохладные. И комарье еще донимает, так и зудят над ухом.
На востоке начало светлеть. Где-то далеко залаяли собаки.
Не нас ли с собаками ищут? всполошился Василий.
Не должны. Ночью нас видно не было, мотор не работал, стало быть, и не слышал никто. Теперь надо сидеть тихо, из леса не показываться. Даст Бог пронесет.
Рассвело. Михаил стал осматривать мотор. Двигатель цел, свечи, провода все на месте, ни одной царапины. Но ведь пахло бензином, когда мотор заглох.
Пальцами он начал ощупывать бензопровод. Есть! Нашел! Шальной пулей перебило бензопровод тоненькую трубочку, ведущую от бензобака к мотору. Надо же, ровно срезало, как бритвой. Тут и дела-то найти кусок резинового шланга и надеть на перебитые концы. Но это легко сделать на аэродроме, когда под рукой есть и шланги разных диаметров, и хомуты для них. Да с хомутами для затяжки еще ладно: ну, будет бензин подсачиваться переживем. Где шланг взять? И кусочек-то нужен небольшой, сантиметров восемь. Десять так уж совсем хорошо.
Михаил стал осматривать моторный отсек. Пожалуй, вот от этого шланга можно отрезать небольшой кусок.
Василий, у тебя нож есть?
Не положено штрафнику.
Я тебя не спрашиваю, что положено, а что не положено. Острое что-нибудь есть?
Василий со вздохом полез в кабину, покопался там и протянул Михаилу перочинный нож.
Ну видишь, а говорил «не положено, не положено» Вот заложу я тебя особисту.
Ты же сам попросил, растерянно проговорил Василий.
Успокойся, пошутил я, усмехнулся Михаил.
Лезвие у ножа было короткое и туповатое, но кусок резиновой трубки Михаил отрезал. Надел отрезок на концы перебитого бензопровода. Закрепить бы их чем-нибудь. От вибрации мотора резина соскочить с трубки может, тогда опять садиться придется. Но дважды с вынужденной посадкой вряд ли повезет.
Михаил снял сапоги, стянул бриджи.
Ты чего удумал? изумился Василий.
Михаил молча отрезал завязки от исподнего у щиколоток и снова обулся. Уже бывшими завязками туго перетянул концы резиновой трубки. Может и ненадолго, но сколько-то продержится, глядишь успеем долететь.
Похоже, исправил я двигатель. Когда вылетать будем?
Может, ночи дождемся? Днем или с земли собьют, или «мессеры» в воздухе настигнут.
Так-то оно так. А тут днем немцы на нас наткнуться могут или местные жители.