Хотя со времён 19801990-х гг. многое изменилось, чёрная мифология продолжает жить, обрастая новыми лжетеориями и в наши дни. Сегодня для её пропаганды активно привлекают телевидение и интернет. С экранов телевизоров сказители-исказители нашего прошлого Н. К. Сванидзе и Л. М. Млечин живописуют лживый удручающий образ самых героических страниц нашей истории. Не забывая подчёркивать в каждой из своих псевдонаучных передач идею о неэффективности и враждебности народу сталинской тоталитарной демократии.
Живущим сегодня поколениям предстоит отбросить напластования политических установок и разобраться с тем, что же на самом деле происходило в стране в политической сфере с 1941 по 1945 год. Конечно, нельзя не учитывать негативные факторы, имевшие место быть в военные годы. Были и протестные выступления, о чём писали в своих работах некоторые историки. Например, в октябре 1941 г. массовые стихийные выступления происходили на родине первых Советов в Ивановской области. Рабочие выражали недовольство методами мобилизации на строительство оборонных сооружений и состоянием торговли. Слышались протесты: «Все главки сбежали из города, а мы остаёмся одни». Когда же представители райкома попытались развеять распространяемые провокаторами слухи, люди кричали в ответ: «Не слушайте их они ничего не знают, они обманывают нас вот уже 23 года!».
Благодаря рассекречиванию ряда источников, в частности материалов УНКВД г. Москвы и Московской области стало известно, что 16 октября 1941 г., когда немцы пытались прорваться к столице, некоторые москвичи поддались паническим настроениям. По свидетельству очевидца тех трагических дней Г. В. Решетина, у некоторых москвичей сработала защитная реакция: «Вечером 16 октября в коридоре соседка тётя Дуняша затопила печь. Яркий огонь пожирает книги, журналы. Помешивая кочергой, она без конца повторяет так, чтобы все слышали: А мой Миша давно уж беспартийный, да и вообще он и на собрания-то не ходил». Как сформулировал это сотрудник британского посольства Дж. Рассел, работавший в тот период в СССР, против коммунистов и евреев было направлено стихийное недовольство, годами накапливавшееся в народе. Вместе с тем панике поддались в основном малосознательные элементы. В тяжёлый час для Москвы они повели себя как апостол Пётр в Гефсиманском саду, троекратно предавший своего учителя. Попросту испугались.
Благодаря рассекречиванию ряда источников, в частности материалов УНКВД г. Москвы и Московской области стало известно, что 16 октября 1941 г., когда немцы пытались прорваться к столице, некоторые москвичи поддались паническим настроениям. По свидетельству очевидца тех трагических дней Г. В. Решетина, у некоторых москвичей сработала защитная реакция: «Вечером 16 октября в коридоре соседка тётя Дуняша затопила печь. Яркий огонь пожирает книги, журналы. Помешивая кочергой, она без конца повторяет так, чтобы все слышали: А мой Миша давно уж беспартийный, да и вообще он и на собрания-то не ходил». Как сформулировал это сотрудник британского посольства Дж. Рассел, работавший в тот период в СССР, против коммунистов и евреев было направлено стихийное недовольство, годами накапливавшееся в народе. Вместе с тем панике поддались в основном малосознательные элементы. В тяжёлый час для Москвы они повели себя как апостол Пётр в Гефсиманском саду, троекратно предавший своего учителя. Попросту испугались.
Подобные московским события были обусловлены сиюминутными представлениями будто советская система рухнула. В этих условиях самое большое, что могли предпринять поддавшиеся панике в Москве перекрыть дороги и громить машины со скарбом бегущих чиновников и спекулянтов. Расправам и унижениям подвергались те, кто стремился уехать на Восток, а не только трусливые начальники и евреи. А на подступах к Стоглавой стояли вражеские войска, и нужно было думать, как обеспечить надёжную защиту города! А для этого надо было организовать народ. Важный урок всем, кто уверен, будто чемпионат мира по футболу можно выиграть вопреки тренеру национальной сборной ну а тем более, победить в ТОТАЛЬНОЙ, идущей на ПОЛНОЕ УНИЧТОЖЕНИЕ, войне.
Не менее поучительно, как был преодолён кризис. МК ВКП (б) во главе с А. С. Щербаковым делегировал группу коммунистов для установления контакта с населением: в трудовые коллективы, на радио. Необходимо было достучаться до сознания людей и пресечь паникёрские настроения, а также сообщить информацию о ситуации на фронте. Особенно подействовало на москвичей то обстоятельство, что И. В. Сталин остался в столице. Как только это стало известно, панические и погромные настроения пошли на убыль. Подавляющее большинство горожан: мирное население, военные, милиционеры собирались отстаивать столицу
Советской Родины. Кем были все эти люди: системой или народом? Преследовали они разные цели или были за одно? Были ли они врагами друг другу или клеточками единого живого организма СССР?
Разумеется, и в дружной, сплочённой советской системе не обошлось без уродливых исключений: трусов, предателей, паникёров и т. д. Были отдельные случаи вопиющей некомпетентности. В частности, некоторые представители военного руководства накануне вторжения фашистских войск чрезмерно преувеличивали боевую мощь советской армии. Генерал К. А. Мерецков на январском совещании руководящего состава армии в 1941 году, например, заявлял: «При разработке устава мы исходили из того, что наша дивизия значительно сильнее дивизии немецко-фашистской армии и что во встречном бою она, безусловно, разобьёт немецкую дивизию. В обороне же одна наша дивизия отразит удар двух-трёх дивизий противника». Сложно понять основания таких шапкозакидательских выводов, однако они доходили до руководства страны, закладывались в планы обороны западных границ, в основу полевых Уставов Красной Армии. С началом войны их необоснованность стала более чем очевидна. Сам Мерецков в начале войны был арестован под предлогом его участия в фашистском заговоре, но очевидно, что на самом деле он расплачивался за свои шапкозакидательские уверения. После письма Сталину генерал был освобождён и отправлен на фронт искупать свои грехи кровью, но погибшие и по его вине солдаты остались лежать в земле.
До сих пор вызывают споры причины разной степени готовности советских войск к началу войны. Так, полностью подготовились к встрече противника погранвойска, находившиеся в подчинении Л. П. Берии. В должную боевую готовность были приведены войска Одесского военного округа. Не в полной мере, но подготовились встретить нашествие в КОВО и ПрибОВО. А вот в ЗапОВО с развёртыванием войск полностью опоздали. Это обстоятельство вызывает много вопросов. Известно, что некоторые приказы по ЗапОВО противоречили директивам центра и не повышали, а, наоборот, понижали боевую готовность личного состава и техники. Среди них, например, такие:
Изъятие и передача на склады боекомплектов из дотов, танков, самолётов (многие склады, при этом, располагались слишком близко к границам, в результате уже в первые два дня они были подожжены авиацией противника или их пришлось взрывать самим отступающим советским частям).
Приказ изъять с погранзастав автоматическое оружие якобы для осмотра.
Полученное в самый канун нападения, 21 июня указание на просушку топливных баков самолётов.
Запрет на рассредоточение авиации округа и т. д.
Подобные странные приказы и распоряжения, увы, встречались в практике не только ЗапОВО. Последствия весьма трагичны один из главных городов СССР Минск был захвачен уже 28 июня. Печальная участь постигла и командующего ЗапОВО Д. Г. Павлова. Его, как и некоторых других высших офицеров ЗапОВО расстреляли. Обвинение первоначально строили по статье 58 «Измена Родине», но, в конце концов, приговор был вынесен по статьям «Халатность» и «Неисполнение должностных обязанностей».
Серьёзные просчёты допускали и некоторые партийные руководители. Так, в своём письме И. В. Сталину от 7 июля 1941 года член ВКП(б) с 1925 года С. Болотный сообщал о позорном поведении руководства Литовской ССР. «В день вероломного военного нападения фашистской Германии на нашу Родину, т. е. 22 июня с. г, отмечается в документе, правительство и ЦК КП (6) Литвы позорно и воровски бежали из Каунаса в неизвестном направлении, оставив страну и народ на произвол судьбы, не подумав об эвакуации гос. учреждений, не уничтожив важнейших государственных документов Каунас, город небольшой, настороженное население видело караван транспорта правительственных автомашин, идущих на предельной скорости по направлению вокзала, нагруженных женщинами, детьми и чемоданами. Все это внесло деморализацию среди населения».
Чемоданные настроения охватили и некоторых лидеров УССР. Вот в каких резких тонах писал И. В. Сталин руководителю украинских коммунистов Н. С. Хрущёву 10 июля 1941 года: «Ваши предложения об уничтожении всего имущества противоречат установкам, данным в речи т. Сталина, где об уничтожении всего ценного имущества говорилось в связи с вынужденным отходом частей Красной Армии. Ваши же предложения имеют в виду немедленное уничтожение всего ценного имущества, хлеба и скота в зоне 100150 км от противника, независимо от состояния фронта. Такое мероприятие может деморализовать население, вызвать недовольство советской властью, расстроить тыл Красой Армии и создать, как в армии, так и среди населения, настроения обязательного отхода вместо решимости давать отпор врагу». Верховный главнокомандующий де-факто обвинял Хрущёва в паникёрстве. Не на эти ли упрёки запоздало отвечал Хрущёв на XX съезде, создавая смехотворный миф о сталинской прострации? Но личная трусость Хрущёва это ещё, разумеется, не кризис советской системы.
Иногда фальсификаторы аргументируют «крах» советской власти в годы войны быстрой трансформацией политического режима. Это выражалось, в частности, в смене привычных для конца 1930-х годов методов управления. Вместо них происходил переход к новым, часто более демократическим. Признавая данную тенденцию, никак нельзя согласиться с оценками её характера. Здесь необходимо учитывать два обстоятельства общетеоретического и практического плана.
Во-первых, советская система в годы войны видоизменялась далеко не только под давлением протестных настроений в обществе. Сам по себе резкий переход от мира к войне привёл к серьёзным переменам настройки аппарата власти с учётом динамики обстановки. Во-вторых, изменения шли и в течение всех предшествующих десятилетий, начиная с 1917 года. Абсурдно настаивать на том, что в годы войны этот непрерывный процесс рихтовки государственного механизма нужно было заморозить. Наконец, не стоит забывать судьбу имперской России. Косность политических институтов в конечном итоге привела её к гибели. Следовательно, гибкость советской системы служит доказательством её устойчивости, а не кризиса.
Начавшаяся война поставила на повестку дня решение многих новых задач. Одной из них была реконструкция политической системы СССР. Планы по превращению страны в единый военный лагерь имелись ещё до её начала. Но жизнь вносила свои суровые коррективы в прежние намерения. Заниматься отладкой государственной машины приходилось в чрезвычайных условиях.
Под натиском превосходящих сил врага Красная Армия с боями отходила. Нарушались налаженные в предвоенный период каналы и рычаги управления, в том числе армией. Насущной потребностью было и изменение идеологических установок. Нужно было по-другому, с учётом военного времени выстраивать систему взаимоотношений власти и общества. Без прочной смычки и взаимного доверия между ними о победе можно было бы забыть. Предстояло объединить волю миллионов людей и направить её на достижение общей цели. Каждый советский человек от солдата до генералиссимуса должен был выполнить свою часть общей задачи. Только так можно было переломить хребет врагу, навязавшему нам войну, не виданную прежде по своим масштабам и бесчеловечности.