Российский колокол 7-8 2016 - Коллектив авторов 26 стр.

Я теперь знаю, что нужно делать.

Я так и пролежала без движения, пока надо мной разговаривали старший и Лена. Не обнаружила себя. Лена будет грустить или нет, когда я уйду? Она привыкла ко мне. Заботилась. И почему она не уходит  тоже кто-то там, на солнечной стороне не отпускает её своей любовью. Кто: неужели Алекс? Как он оказался на границе? Что она почувствовала, когда я приволокла его прямо к ней? И как она смогла отпустить его туда, а сама осталась здесь?

Лена и старший ушли.

Я лежала и слушала, как шуршит по стенам осыпающийся из швов бетонных плит песок. Немного похоже на течение воды, но только немного. Я как ни странно чувствовала себя хорошо и похоже знала, что мне надо сделать.

Я оставила книгу «Борьба за огонь» в своём книжном шкафу, в котором спала  для Лены как сувенир на память  там, куда я собираюсь, мне книги не нужны, хотя это единственное материальное, что я любила в прошлой жизни.

Я надела всё своё, что у меня осталось  своё бельё, застиранное песком. Оно почти не пахнет затхлостью, туфли мои, кенгурушку и джинсы, подаренные Леной, с мелким песком во швах, как ни вытряхивай  невозможно избавиться, и пошла в тот подъезд, где последний раз видела родителей. Я шла тихонько, не знаю, почему. Я поднялась на четвёртый этаж и встала у знакомой двери  она выглядела совсем как в моём детстве  коричневый дерматин, простёганный ромбами, я так хорошо помню его  и он сейчас выглядел почти как новый. Я остановилась у приоткрытой двери и прислушалась:

 Ну вот,  сказала мама,  она теперь знает, где мы.

 Ну, сколько можно прятаться,  сказал папа,  она попала сюда, и как бы мы не хотели  вряд ли она вернётся на солнце.

 А ты, я вижу, этого не хочешь.

 А ты? А тебе не надоело ждать её здесь?

 Надоело, но я могу потерпеть ради неё.

 Главное, мы с тобой вместе,  сказал папа своим добрым голосом.

Я сделала шаг.

Голоса стихли, я прошла по узкому небольшому коридору и остановилась в дверях большой комнаты  за окном синие сумерки, под потолком горит люстра  тарелка, пятиугольная, матовая белая, по ней красные линии, складывающиеся в треугольник, с другой стороны  ответный ему, между ними  ломаная золотая линия, сколько раз в детстве я изучала её, когда болела, а отец читал мне «Борьбу за огонь».

Мама смотрит на меня и качает головой из стороны в сторону  не ходи, мол, не надо, а папа наоборот, говорит:

 Ну вот и ты, наш кисёп. Кисёп  это пёсик наоборот, мы в детстве частенько так играли: переворачивали слова задом наперёд.

Я делаю ещё шаг  родители на этот раз не рассыпаются, а наоборот, становятся всё моложе, мама молчит, а папа выставляет вперёд свою крупную, красивую с длинными пальцами левую руку в жесте «отлично»  кулак с выставленным вверх большим пальцем  это наш с ним пароль  я повторяю его жест  потому что у нас с ним большой палец в суставе на левой руке гнётся и в ту, и в другую сторону  не у всех людей так.

Я сажусь на стул  это стулья моего детства  прочные, тёмного дерева, простые и удобные со спинкой, повторяющей округлость спины на уровне лопаток, и беру любимую с детства (как она здесь оказалась?) кружку с ручной росписью  веточкой клюквы с мелкими листиками и красными ягодами. Чашка тонкая, по форме похожа на тюльпан. Папа наливает мне крепкого чаю, мама не может смириться и всё мотает тихонько головой  нет, мол, не надо; папа кладёт мне на блюдечко варенье из райских яблочек  как в детстве  прозрачное, густое, их надо варить обязательно с хвостиками, чтобы брать за них яблочко  и в рот, а оно горькое как, как, не знаю, как что, как порошок от лихорадки, а родители улыбаются:

 Вот и хорошо, ешь, чижик, ешь, мы для тебя сварили, ты же обожаешь его, мама в медном тазу варила, на медленном огне, помнишь наш медный таз, в нём самое вкусное варенье получается!

После их слов оно кажется мне сахарным, сок растекается во рту, как мёд.

 Вот и хорошо,  говорит папа,  вот и хорошо.

Я ем и пью с ними. Как в библии: и она ела и пила с ними.

И мне это нравится.

И мама уже не качает головой  «нет», она смотрит на меня с любовью, как и я на них.

Мы не ходим на общие трапезы: ни на завтрак, ни на ужин. Все застолья в этом доме похожи на поминки.

Нам хватает нас троих. Мы сидим под старой люстрой и вспоминаем события нашей жизни. Я уже давно рассказала родителям всё, что они пропустили после своей смерти, они всё знают. Я привыкла к нашим спокойным посиделкам.

Иногда папа мне говорит, как говорил в детстве:

 Ласковых снов тебе, звёздных.

Когда-то наша большая комната, там, в районе ВДНХ, давно, в дневном мире, была разделена плотными коричневыми шторами на две части, создавая что-то вроде спальни, где справа вдоль стены стояла моя кровать, а слева  родителей, и папа перед сном показывал мне, маленькой, фокус  просовывал между шторами темноволосую голову  он высокий был  под два метра, и держал рукой шторы под подбородком, и под мой испуганно-восторженный визг голова папы опускалась вниз. «Пап, понизься»,  кричала я. И сейчас он говорит мне, а мама улыбается,  ласковых снов тебе, звёздных.

Покойной ночи, папа, покойной ночи, мама

Когда никто из живых уже не будет любить нас так же сильно, мы сможем окончательно успокоиться и умереть. Мы ждём того, кто нас не отпускает, здесь. Рано или поздно, мы дождёмся.

А пока мы будем жить в этом сумрачном мире и каждый день, вот чёрт, чуть не сказала каждый божий день, умываться песком.

Владислав Русанов

Владислав Адольфович Русанов родился 12 июня 1966 г. в Донецке. В 1983 году окончил среднюю школу и поступил в Донецкий политехнический институт. В 1988 году получил диплом по специальности «Технология и техника разведки месторождений полезных ископаемых». В августе 1988 года начал работать в отраслевой научно-исследовательской лаборатории морского бурения при Донецком политехническом институте. В составе коллектива лаборатории занимался поисково-съёмочными работами на шельфе северной части Черного моря.

В 1990 году перешел на кафедру технологии и техники геологоразведочных работ, где работает до сих пор. В 1997 году окончил очную аспирантуру при Донецком политехническом институте, а в 1999 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук по теме: «Обоснование рациональных технологических режимов ударно-вибрационного бурения подводных скважин». В 2003 году решением Аттестационной коллегии Министерства образования и науки Украины Русанову В. А. присвоено учёное звание доцента.

Свой первый рассказ Русанов написал в 1993 году. Первая публикация состоялась в ноябре 2002 года в журнале «Искатель». В 2005 году в издательстве «Крылов» (г. Санкт-Петербург) вышел роман «Рассветный шквал»  первая часть трилогии «Горячие ветры севера». В настоящий момент вышло девятнадцать книг и два десятка рассказов в периодических изданиях (таких, как «Человек и наука», «Химия и жизнь», «Порог», «Просто фантастика», «Искатель»).

По опросу газеты «Донецкие новости» в 2009 году вошел в список «100 известных донецких».

В 2013 году В.А. Русанов выдвигался на номинацию «Лучший переводчик» на Евроконе, проходившем в Киеве, от Украины.

В ноябре 2014 года стал одним из организаторов Союза писателей ДНР.

В 2015 году получил премию «Лунная радуга» в номинации «В области литературы» за трилогию «Клинки Порубежья».

В 2015 году был одним из редакторов-составителей поэтического сборника «Час мужества. Гражданская поэзия Донбасса 2014  2015 гг.», удостоенного специального приза в номинации «Поэзия» на Московской международной книжной ярмарке в 2015 году.

Екатеринодарский излом

Весной и летом привольные степи меж Доном и Кубанью радуют людской глаз. То вспыхнут алые маки в седом колышущемся море ковыля, то отразят синь неба, подобно озерам с живой водой, заросшие льном низинки. Осенью разнотравье желтеет, вянет и вскоре топорщится старой платяной щеткой. Зимой череда сменяющих друг друга снеговых буранов да слякотных оттепелей и вовсе превращает цветущую благодать в облезлую, грязную овчину. Даже глянуть противно.

Весной и летом привольные степи меж Доном и Кубанью радуют людской глаз. То вспыхнут алые маки в седом колышущемся море ковыля, то отразят синь неба, подобно озерам с живой водой, заросшие льном низинки. Осенью разнотравье желтеет, вянет и вскоре топорщится старой платяной щеткой. Зимой череда сменяющих друг друга снеговых буранов да слякотных оттепелей и вовсе превращает цветущую благодать в облезлую, грязную овчину. Даже глянуть противно.

Возвращавшиеся в ранних февральских сумерках из разъезда казаки не понукали коней. Не было нужды. Умные животные и сами ощущали близость теплого овина и горячей болтушки, ускоряя рысь.

Пожилой седоусый урядник и откровенно зевающий рядом с ним атаманец-рядовой ничуть не переживали, что не повстречали ни красных, ни белых. На кой ляд надо, спрашивается?

А вот двое казачков помоложе перешептывались недовольными голосами. Горячая кровь требовала скачки, рукопашной сшибки, лихого азарта погони. Потому, заметив в бурых стеблях на склоне отлогого холма крадущуюся серую тень, один из парней приосанился и подхватил свисающую с запястья нагайку.

 Ух, знатный бирючина! Айда, Яшка, погоняем!

На строгий окрик старшего отмахнулся:

 Не боись, Кузьмич! Мы скоренько

Урядник покачал головой, а атаманец только крякнул:

 Вот взгальной! До околицы не нагонишь  шкуру с задницы спущу.

Да кто его слушал?

Незаморенные дончаки стремительным намётом догоняли волка. От Яшкиного свиста крупный, серый с рыжиной зверь мотнулся вправо, влево, потом пошел ровным махом. Оглянулся разок через плечо, а верховые уже зажали его в клещи, замахиваясь плётками.

Волчара не стал ждать обжигающего удара поперек спины. Он крутанулся на задних лапах, клацнул зубами у самого храпа наседающего справа коня. Жеребец шарахнулся вбок натуральным козлом, запрокидывая голову с прижатыми ушами. Парень бросил плеть и, чтобы не свалиться, ухватился за переднюю луку. Он успел заметить, как волк с кошачьей грацией взлетел на грудь второго казака.

 Тимоха!  трясущаяся рука не в раз нащупала рукоять шашки.

Но Тимофей уже ничего не слышал. Его застрявшее сапогом в стремени безжизненное тело волок в степь ополоумевший от ужаса конь.