Зря мы это. Инга шла, как-то странно сгорбившись. Побеспокоили такого человека. Я же говорила, даже не стоит начинать.
Брось, он уделил нам всего пятнадцать минут, ну двадцать от силы. Это же его профессия. Мы же могли ему заплатить за работу, просто Алик сказал, что не нужно. Но если тебя смущает, то в следующий раз заплатим сами.
Да нет, просто бесполезно все это.
Ты просто боишься. Ты привыкла бояться, привыкла к тому, что тебе мало кто может помочь. Но когда болеешь, ты же идешь к врачу? Я поймала Ингин непонимающий взгляд. Ну не ты, другие люди, когда заболевают, идут к врачу. Есть проблема со здоровьем, есть пути решения проблемы. С этим так же. Есть проблема юридической незащищенности, идем к специалисту ее решать. На завтра я записала тебя к психологу в специальном центре, работающем с домашним насилием.
А это еще зачем? Инга смотрит на меня уже не растерянно, а почти враждебно.
Затем, что без проработки модели насилия внутри трудно от нее освободиться. Так мне там сказали, особенно если проблема тянется с самого детства.
Вот зачем это все?! Ее ярость, так редко проявляемая, уже становится весьма ощутимой.
Сейчас уже ее бледность и нерешительность почему-то не рождают во мне сострадание, я чувствую, как во мне закипает злость, которую я пытаюсь облечь в слова, но, судя по всему, плохо получается.
Затем, что у тебя ребенок. И если уж ты на себя собираешься махнуть рукой, то хотя бы о нем подумай!
Тебе даже трудно представить, Арина, как много и как часто я о нем думаю. Ты, возможно, забываешь, что именно я его мать.
Напряжение между нами выросло настолько, что любое слово или даже междометие могло бы привести к мощному взрыву. Мои мурашки, размером с детенышей слонов, сообщили мне, что если Инга и взрывается, то так, что все сметает на своем пути. Да и мои обиды обладают чудовищной способностью создавать гигантское и часто непреодолимое расстояние. Ее слова, промедление и желание уйти в отказ как удар под дых. Не то чтобы я этого не ожидала, ждала. Но все-таки надеялась на ее благоразумие и глубину. Напрасно. К тому же ужасно больно, когда тебя именно таким образом ставят на место.
Мы шли к метро в полном молчании, под звон моих осыпающихся надежд. Мне было так больно и грустно, так жаль как будто потерянных дней своего отпуска, последний из которого заканчивался завтра. Захотелось прийти домой, укутаться пледом, отвернуться к стене и лежать. Лежать до тех пор, пока появится хоть какой-то смысл, ради которого мне захотелось бы подняться с постели. Лучше, конечно, как можно более великий, который вернул бы мне энергию, веру в человечество и желание жить. Пока я ощущала лишь безмерную усталость и невероятную горечь, которые захватили меня столь сильно, что я, как в детстве, стала мечтать о какой-нибудь волшебной катапульте, которая бы в один миг перенесла меня на диван, минуя эту долгую дорогу в метро, наполненную нашим напряженным молчанием.
На следующее утро, вяло борясь с пустотой внутри, я все же посетила фитнес-клуб, бассейн, потом еще были стоматолог, парикмахерша и маникюрша. Дела и привычные заботы заполнили этот день, а потом и последующие. Ощущение, что не стоило так рьяно вмешиваться в чужую жизнь, день ото дня только крепло, отзываясь внутри горьким послевкусием.
Где-то дня за три до Нового года мне вдруг позвонила Елизавета:
Арина, вы будете завтра на открытом уроке? Вы не могли бы взять вашу камеру, мы хотим с двух заснять, чтобы лучше было видно.
На уроке чего, Лиза? Моя голова забита работой, и я с трудом пытаюсь понять, о чем идет речь.
Как чего, кулинарии, конечно. Завтра же праздник открытия кухни в центре, и Энрике приезжает с открытым уроком. Не может же такого быть, что вы про это забыли.
Эээ, не то чтобы я забыла, я как-то выпала немного из всех этих событий, закрутилась.
Ну как же, Степан вас так ждет. Видите, как удачно, что я вам позвонила. Так вы будете? Могу я рассчитывать на вашу камеру? Надо, чтобы кто-нибудь снимал с другого ракурса, я-то буду переводить.
Лиза, во сколько это будет? Я пока не могу сказать тебе точно. Я сейчас вся в делах, и голова занята совсем другим. Ничего, если я тебе ближе к вечеру перезвоню? На камеру можешь рассчитывать в любом случае. А самой мне надо сначала собраться с мыслями. Хорошо?
Я снова погрузилась в работу и вспомнила о разговоре, лишь обессиленно вывалившись из офиса в темную и стылую Москву. Решила набрать Варьку:
Привет, дорогая, как твоя жизнь? Ни от чего важного не отвлекаю?
Да нет! В ее трубке слышится такой шум и гам, что удивляюсь, где она нашла такое оглушительное место. Я тут у Ленки, решаем, в каком платье ей завтра пойти.
У Ленки! Я улыбаюсь, вот что напоминает мне этот галдеж. Куда она завтра собирается пойти?
Ну как куда? На праздник открытия кухни.
Ленка? С чего вдруг? Все, похоже, в курсе, кроме меня.
Как с чего? Слушай, ты далеко? Может, подъедешь, поможешь нам выбрать.
Да что за сложность-то, она же не на прием к британской королеве собирается.
Ну как сказать А, ну ты ж у нас не в курсе. Слушай, тебе точно стоит приехать. Давай же, чего ты такая замороченная?
Я замороченная? Да нет, просто уставшая, как старый египетский раб, и голодная, как сто китайцев. У Ленки ж ни отдохнуть, ни поесть
Ленка? С чего вдруг? Все, похоже, в курсе, кроме меня.
Как с чего? Слушай, ты далеко? Может, подъедешь, поможешь нам выбрать.
Да что за сложность-то, она же не на прием к британской королеве собирается.
Ну как сказать А, ну ты ж у нас не в курсе. Слушай, тебе точно стоит приехать. Давай же, чего ты такая замороченная?
Я замороченная? Да нет, просто уставшая, как старый египетский раб, и голодная, как сто китайцев. У Ленки ж ни отдохнуть, ни поесть
Да есть что поесть, я суши заказала, уже привезли, и торт принесла с собой мальчишек порадовать, так что давай приезжай, накормим твоих китайцев.
По дороге я пыталась представить, в курсе чего я могла бы быть, никаких свежих идей в моей отупевшей и тухлой к вечеру голове не рождалось.
Ленкина квартира после смерти мамы значительно преобразилась прежний хаос, ютившийся ранее в одной половине квартиры, распространился теперь на каждый сантиметр пространства, легко устранив прежние различия между чистотой в материнской «половине» и переизбытка и хаоса в другой ее части.
Теперь квартира была относительно равномерно завалена всякими вещами, игрушками и прочими предметами иногда загадочного предназначения. Как всегда, жизнь в этом доме сопровождалась громкой какофонией: собачьим лаем, детскими перепалками, дико раздражающими своей повторяемостью звуками компьютерной игры. К этому прибавился еще оглушительный рэп старший, видимо, окончательно вошел в пубертат и неистово самовыражался через музыку, которой он самозабвенно подпевал и «йо»-подтанцовывал, соответственным образом коряча пальцы. Короче, дурдом и цирк, вместе взятые, на выезде, точнее, в сорокапятиметровой «двушке».
Среди всего этого веселья я увидела Варьку, как всегда успокаивающую меня своей медноволосой красотой и уверенностью, сквозящей в каждом ее грациозном жесте, и Ленку, потерянно бродящую среди разбросанных повсюду платьев.
Идем, покорми меня, заодно все и расскажешь, молю я Варьку, увлекая ее в кухню, норовя прикрыть за нами двери, наивно думая, что так станет хоть немного потише. Только я поднесла кусочек тунцового ролла, щедро вымоченного в соевом соусе, ко рту, как дверь с оглушительным треском распахивается, и на пороге появляется малец с каким-то немыслимым оружием, грозно произнося надлежащим басом для пущей убедительности:
Сдавайтесь! Вы обнаружены! Вы в лапах космических пиратов! Быстро оружие на стол!
Едрит-мадрид, ребенок, ну нельзя же так! Мой ролл от неожиданного вторжения пиратов стремительно пикирует назад в розетку с соевым соусом, орошая меня темными пятнами. Вовка, нельзя ж усталых дряхлых тетенек так пугать! Я тебя сейчас так обезоружу, ты от меня еще полгода прятаться будешь!!!
Я изо всех сил делаю строгое лицо, но, видимо, не очень получается, потому что сорванец скачет по кухне и еще громче вопит:
Вам не обезоружить главного космического пирата!!! Ну давайте, давайте, попробуйте!
Я закатываю глаза и не знаю, что перво-наперво мне стоит предпринять: прихлопнуть эту вопящую поросль, начать все-таки есть суши или пойти отмывать свою нежно-голубую блузку. Выручает меня Варька, она хитро улыбается и странным голосом произносит:
Так, не понимаю, куда у нас запропастился главный пират?
Так вот он я! Вовка прыгает и поворачивается к Варьке, строя максимально зверскую физиономию из имеющихся в его репертуаре.
У нас для вас есть суперсекретная информация, могу сказать ее вам только на ушко. Ну или азбукой Морзе, если понимаете.
Секундное замешательство.
Давай на ушко! И Вовка доверчиво подставляет ей свою вихрастую, совершенно употевшую голову.
Варька что-то важно шепчет ему, Вовка молча кивает, а потом внезапно удаляется из кухни, и наступает хотя бы подобие вожделенной тишины.
Ты волшебница! Как тебе удалось? Что ты сказала ему?
У нас есть минут десять тишины, полагаю. Варька улыбается, промакивая салфеткой уже почти впитавшиеся пятна. Ешь давай. У меня ж своих двое, ты забыла? Все просто: дала ему задание быть главным наблюдателем-разведчиком космолета, сесть в засаду и следить за тем, что происходит вокруг, следить за любыми признаками вторжения вражеских сил.
А что это за признаки? Суши уже стали укладываться в мой давно жаждущий их томительного присутствия желудок.
Это нам с тобой и даст некоторое преимущество во времени. Пока еще он придумает, что это за признаки. Правда, зная Вовку, думаю, враги непременно обнаружатся, так что ты уж очень-то не теряй бдительность, держи палочки крепче.
Что у вас происходит, рассказывай. Я как-то заработалась, выпала из этой истории, не слежу за событиями.
Да ты не только не следишь, но и не участвуешь. Хотя я тебя понимаю, конечно, можно устать от всего этого. Алик привез деньги и бригаду к твоему Каменецкому еще недели три назад, те посмотрели, сказали месяц, не меньше. У них там прораб такой колоритный, по-моему, армянский дядька, Айратом зовут. Он как этих детей увидел, особенно Степку, который прям ужасно почему-то расстроился, что до Нового года им не успеть, так сказал: «Эээ, с такой подмогой мы быстро управимся! Не горюй, барекам, сдэлаем, глаза не успеешь открыть, как уже все готово будэт».