Какое лицо вы видите, трогая вашего соседа? спросила Сабрина.
Ария закрыла глаза, пытаясь думать. Рука, которую она держала в своей ладони, была маленькая, прохладная и сухая. В ее воображении стали проступать черты какого-то лица. Сначала резко очерченные скулы, потом яркие голубые глаза. Длинные белокурые волосы; розовые губы дугой.
У Арии свело живот. Она думала об Эли.
Теперь отворачиваемся от своих партнеров, инструктировала Сабрина. Достаем альбомы, и я включаю свет. Не смотрите на своих партнеров. Я хочу, чтобы вы нарисовали именно то, что увидели в своем воображении. А потом мы проверим, насколько близки вы оказались к истине.
Яркий свет резал глаза. Дрожащими руками Ария раскрыла альбом. Стала осторожно водить угольным карандашом по бумаге, но, как ни старалась отвлечься, сама того не желая, рисовала лицо Эли. Отступив на шаг, она почувствовала, как в горле образуется огромный комок. На губах Эли играла едва заметная улыбка, в глазах мерцал дьявольский огонек.
Очень хорошо, похвалила Сабрина.
Внешне преподавательница абсолютно соответствовала своему голосу длинные спутанные каштановые волосы, пышная грудь, большой живот, тощие ноги, похожие на птичьи лапки. Она подошла к соседке Арии, сказала полушепотом:
Прекрасно.
В Арии всколыхнулась досада. Почему ее рисунок не заслужил оценки «прекрасно»? Неужели кто-то рисует лучше, чем она? Исключено.
Время вышло, объявила Сабрина. Поворачиваемся и показываем партнерам свои результаты.
Ария медленно повернулась, с жадностью заглядывая в альбом своей соседки. И нарисованный ею портрет действительно оказался прекрасен. С Арией он не имел ничего общего, но человеческая индивидуальность в нем была отражена очень точно сама Ария никогда бы так не сумела. Взгляд Арии заскользил по автору «ее» портрета: облегающий розовый топ от Nanette Lepore[43]; темные растрепанные волосы, разметавшиеся по плечам; безупречно гладкая кремовая кожа. Потом Ария увидела знакомый вздернутый носик. И темные очки от Gucci в поллица. У ног девушки спала собака в синем парусиновом жилете. Ария похолодела.
Я не вижу, какой ты меня нарисовала, сказала ее партнерша тихим приятным голосом. В качестве пояснения она показала на свою собаку-поводыря. Но уверена, что это замечательный портрет.
У Арии отнялся язык. Ее партнершей была Дженна Кавано.
11. С возвращением в некотором роде
Ханне казалось, что она несколько дней вращалась в космосе, в темноте между звездами, и вот неожиданно вылетела на свет. Она снова сидела на заднем крыльце дома Эли. Снова чувствовала, как на ней трещат по швам футболка фирмы American Apparel и джинсы Seven.
Мы устроим вечеринку в амбаре Мелиссы! восклицала Спенсер.
Отлично, улыбнулась Эли.
Ханна отпрянула в ужасе. Похоже, она застряла в том дне, как герой старого фильма «День сурка»,[44] и ей суждено снова и снова переживать те события, пока она все не исправит, не убедит Эли в том, что ей грозит смертельная опасность. Но когда Ханна последний раз была в этом воспоминании, Эли, приблизившись к ней, сказала, что с ней все хорошо. Да как же все хорошо? Ничего хорошего.
Эли? не унималась Ханна. Что значит: с тобой все хорошо?
Эли не обращала на нее внимания. Она смотрела на Мелиссу, которая шла по двору Хастингсов, прилегающему к участку дома ДиЛаурентисов. Через руку Мелиссы была перекинута мантия выпускника.
Эй, Мелисса! воркующим голоском окликнула ее Эли. Рада, что в Прагу едешь?
Да кому она нужна?! крикнула Ханна. Ответь на мой вопрос!
Ханна заговорила? охнул в отдалении чей-то голос.
Ханна склонила голову набок. Не похоже, чтобы этот голос принадлежал кому-то из ее подруг.
Отлично, улыбнулась Эли.
Ханна отпрянула в ужасе. Похоже, она застряла в том дне, как герой старого фильма «День сурка»,[44] и ей суждено снова и снова переживать те события, пока она все не исправит, не убедит Эли в том, что ей грозит смертельная опасность. Но когда Ханна последний раз была в этом воспоминании, Эли, приблизившись к ней, сказала, что с ней все хорошо. Да как же все хорошо? Ничего хорошего.
Эли? не унималась Ханна. Что значит: с тобой все хорошо?
Эли не обращала на нее внимания. Она смотрела на Мелиссу, которая шла по двору Хастингсов, прилегающему к участку дома ДиЛаурентисов. Через руку Мелиссы была перекинута мантия выпускника.
Эй, Мелисса! воркующим голоском окликнула ее Эли. Рада, что в Прагу едешь?
Да кому она нужна?! крикнула Ханна. Ответь на мой вопрос!
Ханна заговорила? охнул в отдалении чей-то голос.
Ханна склонила голову набок. Не похоже, чтобы этот голос принадлежал кому-то из ее подруг.
В соседнем дворе Мелисса уперла руку в бок.
Конечно, рада.
И Йен едет? спросила Эли.
Резким движением Ханна заключила в ладони лицо Эли.
Плевать на Йена, с нажимом произнесла она. Послушай меня, Эли!
Кто такой Йен?
Далекий голос как будто доносился с противоположного конца длинного-предлинного туннеля. Голос Моны Вондервол. Ханна обвела взглядом двор Эли, но Моны нигде не увидела.
Эли, повернувшись к Ханне, раздраженно вздохнула.
Уймись.
Но ты в опасности, с жаром произнесла Ханна.
Тебе это только кажется. Так иногда бывает, прошептала Эли.
Это ты о чем? в отчаянии спросила Ханна.
Она хотела взять Эли за руку, но пальцы ее сомкнулись вокруг пустоты, словно Эли была всего лишь изображением, спроецированным на экран.
Что значит «кто»? раздался вопрошающий голос Моны.
Ханна распахнула глаза. Яркий режущий свет ослепил ее. Она лежала на спине на неудобном матрасе. Вокруг нее стояли несколько человек Мона, Лукас Битти, ее мама, отец.
Отец? Ханна попыталась нахмуриться, но мышцы лица сковала резкая боль.
Ханна. Подбородок Моны задрожал. О боже. Ты очнулась.
Как ты себя чувствуешь, родная? спросила мама. Говорить можешь?
Ханна глянула на свои руки. По крайней мере, они были тонкие не окорока. Потом она заметила, что из ее руки на внутреннем сгибе локтя торчит трубка, увидела громоздкую гипсовую повязку.
В чем дело? прохрипела Ханна, обведя взглядом пространство вокруг себя.
Представшая ее взору картина походила на театральную мизансцену. То место, где она только что была на крыльце Эли, со своими давними лучшими подругами, выглядело куда более реальным.
Где Эли? спросила она.
Родители Ханны обменялись встревоженными взглядами.
Эли умерла, тихо ответила мама Ханны.
Не надо ее волновать. Мужчина в белом халате, седовласый, с орлиным носом, появившись из-за шторы, остановился в ногах кровати. Ханна? Меня зовут доктор Гейст. Как ты себя чувствуешь?
Где я, черт возьми?! требовательно спросила Ханна, в панике повышая голос.
Отец взял ее за руку.
Ты попала в аварию. Мы все очень беспокоились за тебя.
Ханна переводила взгляд с одного лица на другое, потом посмотрела на хитроумные приспособления, прикрепленные к различным частям ее тела. Помимо капельницы, она обнаружила прибор, следивший за работой ее сердца, и трубку, по которой в нос ей поступал кислород. Ее бросало то в жар, то в холод; кожа зудела от страха и смятения.
В аварию? прошептала она.
Тебя сбила машина, объяснила мама. У школы Роузвуда. Помнишь?
Больничные простыни липли к телу, словно кто-то измазал их в сырном соусе для начо[45]. Ханна рылась в воспоминаниях, но никакая авария не запечатлелась в сознании. До того, как она оказалась на крыльце Эли, ей принесли платье цвета шампанского от Zac Posen[46], в котором она собиралась пойти на день рождения Моны, в пятницу вечером, за день до празднования. И это последнее, что она помнила. Ханна обратила взгляд на Мону, в лице которой отражались одновременно смятение и облегчение. И глаза у нее были огромные, обрамленные безобразными лиловыми кругами, будто она не спала несколько дней.
Я не пропустила твою вечеринку?
Лукас шмыгнул носом. Мона напрягла плечи.
Нет
Это случилось после, сообщил Лукас. Ты не помнишь?
Ханна попыталась вытащить из носа кислородную трубку ни один человек не будет выглядеть привлекательно, если из ноздри у него что-то торчит, но оказалось, что та приклеена пластырем. Закрыв глаза, Ханна старательно вспоминала, силясь уцепиться хоть за какую-то подсказку, которая объяснила бы ее нынешнее состояние. Но в воображении всплывало лишь лицо Эли, шептавшей ей что-то и затем растворявшейся во мраке.
Нет, прошептала Ханна. Ничего такого я не помню.
12. В бегах
В понедельник поздно вечером Эмили сидела на высоком табурете с вытершейся синей обивкой за барной стойкой кафе «Эм энд Джей», располагавшемся напротив автовокзала компании «Грейхаунд»[47], в Акроне штата Огайо. Она целый день ничего не ела и подумывала о том, чтобы заказать к кофе с металлическим привкусом еще и кусок неаппетитного вишневого пирога. Рядом с ней чавкал старик, медленно пережевывавший пудинг из тапиоки[48], а мужчина с кеглеобразной фигурой и его похожий на спицу приятель уминали гамбургеры с картофелем-фри. Из музыкального автомата звучала задорная песня в стиле кантри. Старшая официантка, привалившись к кассе, протирала сувенирные магниты, имевшие очертания штата Огайо их продавали за девяносто девять центов.
Куда направляешься? спросил чей-то голос.
Эмили встретилась взглядом с поваром мужчиной крепкого телосложения, который, судя по его внешнему виду, наверное, любил охотиться с луком и стрелами, когда не готовил чизбургеры. Эмили поискала глазами бейджик с фамилией на его униформе, но такового не оказалось. Она лишь увидела вышитую большую букву «Э» на красной кепке. Поежившись, она облизнула губы.
Почему вы вдруг решили, что я куда-то направляюсь?
Он многозначительно посмотрел на нее.
Ты не местная. Через дорогу автовокзал. При тебе дорожная сумка. Видишь, какой я умный?
Эмили вздохнула, глядя в чашку с кофе.
Меньше чем за двадцать минут она быстрым шагом дошла до мини-маркета, стоявшего у дороги в миле от фермы Хелен, и это при том, что она тащила за собой тяжелую сумку. Там она поймала попутку, которая довезла ее до автовокзала, и Эмили купила билет на первый же автобус, уезжавший из Айовы. К сожалению, автобус шел в Акрон, где у нее совсем не было знакомых. Хуже того, в салоне стояла вонь, как будто кто-то выпускал газы. А сидевший рядом с ней парень, включив на полную громкость свой айпод, распевал под Fall Out Boy[49], а эту группу она терпеть не могла. А потом вообще начались чудеса: когда автобус въехал на автовокзал Акрона, Эмили обнаружила под своим креслом ползающего краба. Откуда тут взялся краб, ведь океан далеко?! Проковыляв в здание вокзала, она увидела на большом табло отправлений, что в 22.00 отходит автобус на Филадельфию, и у нее больно защемило сердце. Никогда еще она так сильно не тосковала по Пенсильвании.