Однако случилось неожиданное. Банник смело вышел на крыльцо, прикрыв за собой дверь, и вызывающе крикнул:
Чего тебе возле моей баньки надо, ведьма Ульяна? Сама знаешь тебе сюда ходу нет, это мои владения!
Скажи, Кузьмич, отозвалась Ульяна, не видел ли ты здесь котишку? Серенького такого, желтоглазого?
Никого не видал, буркнул банник. Я от грозы прятался, во двор не выглядывал.
Ну, тогда знай: этот котишка мой. Он мне нужен! Найдешь хорошо, тогда мне укажешь, где он. А коли станешь ему помогать смотри, худо будет!
Мне? усмехнулся банник Кузьмич. Мне худо? Да куда уж хуже-то, а? Хуже, чем твоя свекровь мне подсудобила, уже не будет, потому что быть не может. Так что не пугай, Ульянка! Сама ищи своего котишку где хочешь, а ко мне не лезь. Поняла ли?
И он захлопнул дверь с такой силой, что дрожь сотрясла ветхое строение.
Васька с безнадежным видом сидел посреди баньки.
Не унывай! ухмыльнулся банник. Ульяна хоть и превеликая ведьма, а все же не семи пядей во лбу. Да ей и в голову не взбредет, что мы с тобой дружбу свели. Она сама что с чистой силой, что с нечистой на ножах, ну и думает, что среди наших каждый-всякий готов другому горло перегрызть. Ан нет! Я от ведьм столько претерпел, что очень рад буду, если хоть одну из них в дурах оставлю. Конечно, кабы я мог Марфушке пакость какую-нибудь подстроить, было бы вообще расчудесно, но да ладно, и Ульянка сойдет. Поэтому ешь да пей и ни о чем не тревожься.
И, видя, что Васька все еще пребывает в растерянности, вдруг поклонился ему в пояс и напевным голосом умильно проговорил:
Милости просим, гость дорогой, к нашему столу да нашей скатерке. Чем богаты, тем и рады!
Потом Кузьмич указал на перевернутую шайку, на которой была раскинута уже знакомая Ваське ветошка, а на ней лежали ломти восхитительного, дышащего свежестью ржаного хлеба и серебрилась горка соли.
Совершенно невозможно было понять, откуда все это взялось! Васька помнил неприглядные каменные сухарики, которые предложил ему банник недавно Неужто это они так чудесно посвежели только потому, что он, Васька, теперь гость банника?! Впрочем, даже если так, это всего лишь малая малость из тех чудес и приключений, в которые сегодня вдруг, внезапно, неожиданно рухнул Васька Тимофеев. И если он пережил собственное превращение в кота, разлуку с родными, бегство от вороны, общение с говорящим одноглазым портретом, те испытания, которым подвергала его ведьма Ульяна, скачки под молниями, знакомство с банником то уж превращение сухарей в мягкий хлебушек тоже как-нибудь переживет вернее, пережует.
Именно этим Васька и занимался в продолжение следующего получаса. А банник Кузьмич сидел на куче старых веников и смотрел на него с таким умилением и гордостью, словно принимал невесть какую важную персону и угощал ее невесть какими роскошными яствами!
Хотя, сказать по правде, ничего вкуснее этого банного хлеба Васька в жизни не ел!
Ни Тимофееву-старшему, ни жене его в ту ночь не спалось. Они лежали в постели в своей комнате и прислушивались к шуму, который устроил их сын за стеной. Шел уже двенадцатый час, а Васька все возился и возился. Это было на него совершенно не похоже: обычно он в десять вечера уже спал, зато поутру просыпался в половине седьмого. Но сегодня что-то никак не мог угомониться.
Создавалось впечатление, будто сын играет в мяч: швыряет его то в потолок, то в стены, то бьет им об пол. Удары в пол выходили особенно тяжелыми. Еще удивительно, что нижние соседи до сих пор не пришли скандалить! Наверное, с дачного участка не вернулись.
Конечно, самое простое было бы посмотреть, что делает Васька, а потом просто загнать его в постель. В любой другой вечер Тимофеевы так бы и поступили. Но сегодня они почему-то не могли заставить себя пойти к сыну.
Ими овладел какой-то совершенно необъяснимый страх. Понятно, что ужасно глупо родителям бояться собственного ребенка, однако мама Васьки Тимофеева ничего не могла с этим чувством поделать.
Не пойму, что с ним происходит, наконец прошептала она. На кухне я чуть в обморок не упала, когда увидела, как он ест прямо со стола. Вечером не смогла заставить его почистить зубы. А когда напомнила про душ, он только фыркнул и ринулся из ванной бегом. Плюхнулся в постель и притих. Я думала, он заснул, а тут такое началось
Она задрожала и сжалась под одеялом в испуганный комок.
Тимофеев-старший диву давался, почему этот загадочный страх жены передался ему. В том, что Васька насвинячил на кухне и не захотел мыться перед сном, не было, конечно, ничего хорошего, но и ничего особенно плохого тоже не было. Ну примет душ утром, какие проблемы, а в то, что он вылизывал стол, Тимофеев, если честно, не слишком поверил. Скорее всего, жене это померещилось, а может, просто преувеличивает. Однако буйство в комнате сына прекратить пора, это точно!
Отец поднялся с постели. Потребовалось сделать над собой усилие, чтобы прогнать оцепеняющую жуть, которая вдруг так и вцепилась в него, когда он коснулся босыми ногами пола. Почудилось, будто встал не на приятно прохладный паркет, а на сырую холодную землю, и под ногами вроде бы даже что-то чавкнуло, как бывает, когда наступаешь в грязь.
Тимофеев озадаченно наклонился и всмотрелся в пол.
Ерунда, конечно, паркет и паркет, чему бы там чавкать?!
Он хотел найти тапочки, однако они, как это обычно случается с домашними тапочками, залетели далеко под кровать, и Тимофеев-старший пошел босиком, старательно убеждая себя, что мороз, который пробегает у него по коже, это самый обычный ночной озноб, а не дрожь необъяснимого страха.
И вот Васькина комната, из-за двери которой по-прежнему доносятся странные удары то в пол, то в потолок, то в стены.
Тимофеев-старший решительно рванул дверь.
Гроза, нагрянувшая под вечер, давно кончилась. Ветер разогнал тучи. В окно светила луна, и отец смог отлично разглядеть сына, одетого в пижаму.
Нет, Васька не играл в мяч. Он прыгал на стены, носился по потолку, а потом увесисто приземлялся на пол и начинал кататься по нему, то сворачиваясь клубком, то выгибая спину.
Это неописуемое зрелище заставило Тимофеева-старшего отпрянуть в коридор и в ужасе зажмуриться.
Тотчас все стихло, и когда он решился приоткрыть глаза и снова заглянуть в комнату, он обнаружил, что сын стоит, почесываясь, и насмешливо смотрит на отца нагло блестящими желтыми глазами.
Потом, так же нагло ухмыльнувшись, он пошел к постели и прыгнул на нее, свернувшись клубком поверх одеяла.
Васька Васька ошеломленно пробормотал отец, однако в ответ услышал только ровное и спокойное дыхание, какое бывает у спящего человека.
Тимофеев потряс головой, не понимая, то ли Васька притворяется, то ли все увиденное ему померещилось.
Проще и спокойнее было считать именно так, поскольку иначе выходило нечто, вовсе ни с чем не сообразное!
Уверив себя, что просто перегрелся сегодня, что из-за грозы начались такие скачки давления, которые помутили его разум, и вообще нельзя работать в выходные, а надо давать себе полноценный отдых, Тимофеев-старший отступил в коридор, поплотней прикрыв дверь Васькиной комнаты, и тут ему снова внезапно померещилось, будто он ступает по чему-то мокрому, грязному, чавкающему.
Васька Васька ошеломленно пробормотал отец, однако в ответ услышал только ровное и спокойное дыхание, какое бывает у спящего человека.
Тимофеев потряс головой, не понимая, то ли Васька притворяется, то ли все увиденное ему померещилось.
Проще и спокойнее было считать именно так, поскольку иначе выходило нечто, вовсе ни с чем не сообразное!
Уверив себя, что просто перегрелся сегодня, что из-за грозы начались такие скачки давления, которые помутили его разум, и вообще нельзя работать в выходные, а надо давать себе полноценный отдых, Тимофеев-старший отступил в коридор, поплотней прикрыв дверь Васькиной комнаты, и тут ему снова внезапно померещилось, будто он ступает по чему-то мокрому, грязному, чавкающему.
Он нагнулся, пытаясь что-нибудь разглядеть в слабом лунном луче, падающем из двери спальни, и онемел, увидев, что ноги его по щиколотку утопают в земле. Стремительно выпрямился, решив, что кровь прилила к голове, вот и почудилось невесть что, однако обнаружил, что стоит не в коридоре собственной квартиры, а на каком-то странном поле, покрытом холмиками разной высоты и утыканном сломанными деревьями
То есть это в первую минуту ему так показалось, однако почти сразу глаза привыкли к темноте и Тимофеев понял, что это никакие не деревья, а деревянные кресты.
Кресты, которые ставят на могилах. Эти холмики и есть могилы!
То есть он стоит посреди кладбища, вдобавок прямо на какой-то могиле, и босые ноги его по щиколотку утопают в неприятно пахнущей грязи!
Чудилось, ничего более унылого, чем зрелище этого заброшенного кладбища с раскисшей после недавнего дождя землей, оплывшими могилами и покосившимися крестами, освещенными полной луной, и вообразить невозможно. Тимофееву было до изнеможения тоскливо, но страха он почему-то не чувствовал. Он мимолетно удивился этому и порадовался собственной храбрости, однако тотчас понял, что радовался преждевременно
За спиной послышалось какое-то движение. Морозом продрало кожу на спине, Тимофеев резко обернулся и оказался лицом к лицу с высокой женщиной в черном.
Это только начало, проговорила незнакомка, глядя в глаза Тимофееву так пристально, что ему показалось, будто этот взгляд проникает в его мозг и производит там некое болезненное разрушительное действие. Дальше хуже будет. Ты у меня так намучаешься, что света белого не взвидишь! Эй, Петр! крикнула она вдруг, и, хотя Тимофеева-старшего в самом деле звали Петром, ему показалось, что эта странная женщина окликает не его.
И в самом деле в самом деле откуда-то издалека донесся стон. Похоже было, что кто-то пытается ответить, но не может прорваться сквозь сон, вечный сон.
Один из крестов как раз тот, напротив которого стоял Тимофеев! вдруг дрогнул и накренился еще сильнее. Буквы, давным-давно вырезанные на перекладине, затекшие и побледневшие, внезапно вспыхнули красным пламенем, и в этот краткий миг Тимофеев успел прочесть имя: ПЁТРЪ.
Да-да, именно так, с твердым знаком, как писали в старину!
Потом свечение букв померкло, и женщина сказала ему:
А теперь возвращайся и жди. Скоро я тебя опять сюда приведу. Когда он из могилы выйдет, ты вместо него туда сойдешь!