В XVIII в. сахарные прессы могли выжимать лишь половину сока из тростника, т.е. с плантации надо было собрать 20 тонн тростника, чтобы получить одну тонну сахара. К тому же необходимо было вывозить багассу (отходы тростника после выжимки), собирать топливо для огня, в пропорции пять тонн на тонну сахара, а также снимать лопасти с мельниц в ветреные месяцы. Считалось установленным фактом, что белый человек не может заниматься физическим трудом в тех условиях, в которых хорошо растет тростник. Для этого нужны были черные люди рабы, другими словами. Слова, впрочем, были, несомненно, важны, что доказывает «Не плантатор» в своем письме в журнал Gentlemen's Magazine в 1789 г.:
«На вульгарный народ действуют имена и названия. Вместо "рабов" давайте звать негров "помощниками плантатора", и мы не услышим этих гневных протестов против работорговли от набожных святош, добросердных поэтесс и недальновидных политиканов».
«Не плантатор» имеет в виду простую толпу, когда говорит о «вульгарном народе», но как раз большинство жителей сахарных островов были вульгарными авантюристами. Плантаторы отправлялись в колонии только на то время, которое требовалось для зарабатывания денег. Это отмечал и Ричард Лигон во время своей поездки на Барбадос: «Полковник Томас Модифорд часто говорил мне, что принял для себя решение не показывать носа в Англию до тех пор, пока не заработает на поездку и пребывание там 100 000 фунтов стерлингов и все с этой сахарной фермы».
Этот Модифорд в 1664 г. стал губернатором Ямайки, куда вместе с последовавшими за ним плантаторами завез сахарный тростник. Когда он вместе с Морганом объявил войну Испании, его отозвали назад в Британию и заключили в Тауэр, но в 1675 г. позволили вернуться на Ямайку, где он и умер в 1679 г. Впрочем, это не было частью его плана.
Торговля и благосостояние
Сахар и рабство слишком хорошо служили тем, кто принимал решения и устанавливал правила, поэтому покончить с рабством было непросто. В 1689 г. Эдвард Литтлтон издал памфлет «Стоны плантаций» (The Groans of the Plantations). Судя по названию, его темой могло быть тяжелое положение рабов, но на самом деле памфлет рассказывал о потребностях бедных, страдающих плантаторов, жалующихся на злобную, жадную и грабительскую компанию, стоявшую между ними и дешевыми рабами на побережье Гвинеи.
«Из всего, что нам нужно, негры самое необходимое и ценное. И не может быть ничего печальнее для нас, как отдавать их под контроль одной Компании в ее монополию, так что цены оказываются завышенными в два раза
На Барбадосе мы можем заработать лишь самую малость на сахаре (хотя это и не бремя для нас), если не переработаем его: очистим и окрасим. Другие могут жить, производя грубый сахар, мы должны перерабатывать его Но налоги так ужасно велики, что это обескураживает и ставит нас в тупик».
Было бы ошибкой считать, что Литтлтон не заботился также и о потребностях рабов:
«В худое время наши бедные рабы составляют нам компанию в наших страданиях и стонут под бременем таких тяжких поборов. Они знают, что из-за налогов они вынуждены работать больше и довольствоваться меньшим. И что их хозяева не могут позволить себе снабжать их всем, чем могли бы и снабжали бы
Мы должны как можно раньше получить несколько сотен пар горшков и кувшинов сахара. Каждая сотня пар стоит около десяти фунтов, и мы должны доставлять их за несколько миль на головах негров».
Иначе говоря, если вы заботитесь о бедных черных рабах, позвольте их хозяину получить больше денег и с рабами все будет в порядке. Недовольство налогами выявило существовавшую в колониях напряженность, поскольку правительство полагало, будто колонии, основанные на деньги метрополии, существуют исключительно ради обогащения ее и ее правительства. Страх восстания рабов рос по мере того, как их количество начинало превышать количество белых. В конце XVIII в. Законодательное собрание Ямайки захотело сократить количество прибывающих рабов, установив на них налог, но инициатива была отвергнута в 1774 г., а когда ямайцы стали протестовать, им ответили: «Мы не можем позволить колониям мешать или противодействовать в любой мере трафику, столь прибыльному для государства».
Подход не менялся и, по сути, стал главной причиной отчуждения тринадцати американских колоний. Это касалось не только Англии правительства устанавливали законы, которые всегда имели целью выгоду и благосостояние метрополии, не важно какой и не важно, какая партия была у власти. Закон, одобренный английским парламентом в 1685 г., установил высокий налог на импорт очищенного сахара, что положило конец рафинированию в колониях. Французы же, поскольку у них сахарных заводов было меньше, сначала поощряли очистку в колониях для того, чтобы сократить долю импорта из других европейских стран, но как только заводы были построены, колониальной очистке поставили заслон, перенеся доходы от этой деятельности в метрополию.
Английский закон о налогах на плантации 1673 г. гласил, что товары, перевезенные из одной колонии в другую, должны облагаться таким же налогом, как если бы они ввозились в Англию, но он был не более эффективен, чем принуждение. Это понимал Митфорд Кроу, губернатор Барбадоса, когда писал в 1707 г.:
«Я должен проинформировать Ваши Светлости, что этому острову помог бы запрет на торговлю между Новой Англией и Суринамом, ведь, если я верно проинформирован, большое количество рома, сахара и мелассы уходит туда в обмен на их лошадей, муку и провизию, а на прошлой неделе человек по имени Гаррисон, плантатор, имеющий долги, бежал на шлюпе с шестьюдесятью неграми, оставив свою землю кредиторам».
Работорговцы также могли нести финансовые потери. Средний путь, маршрут между Африкой и Новым Светом, был рискован: случались штормы, нападения на африканском побережье, рабы гибли от болезней или от горя. Но торговля между Вест-Индией и Европой в основном приносила прибыль, а европейские товары для Африки были так дешевы и низкопробны, что остаться в проигрыше было практически невозможно. Товары, оправлявшиеся в Африку, были крайне низкого качества. Так, Артур Филлип, отправившийся создавать поселение в Ботаническом заливе, жаловался на инструменты, которыми его снабдили: «Я не устану повторять, что большинство инструментов было хуже, чем те, что когда-либо отправлялись для обмена к берегам Гвинеи».
Работорговцы также могли нести финансовые потери. Средний путь, маршрут между Африкой и Новым Светом, был рискован: случались штормы, нападения на африканском побережье, рабы гибли от болезней или от горя. Но торговля между Вест-Индией и Европой в основном приносила прибыль, а европейские товары для Африки были так дешевы и низкопробны, что остаться в проигрыше было практически невозможно. Товары, оправлявшиеся в Африку, были крайне низкого качества. Так, Артур Филлип, отправившийся создавать поселение в Ботаническом заливе, жаловался на инструменты, которыми его снабдили: «Я не устану повторять, что большинство инструментов было хуже, чем те, что когда-либо отправлялись для обмена к берегам Гвинеи».
Несмотря на риски, торговый треугольник сделал богачами многих. Льюис Кэрролл, крещеный как Чарлз Лютвидж Доджсон, получил среднее имя в честь своего прадеда работорговца. Эдвард Гиббон мог позволить себе заниматься историей, потому что его дед был директором Компании Южных морей, перевозчика рабов. Отец виконта де Шатобриана был капитаном работоргового судна, а позже работорговцем, но никто из-за этого не ставит под сомнение репутацию Шатобриана как либерального мыслителя и писателя. Джон Локк, философ, был акционером Королевской африканской компании, еще одного работоргового концерна, и при этом писал: «Рабство это такое отвратительное и жалкое состояние человека и так противно щедрому характеру и достоинству нашего народа, что едва ли возможно, чтобы англичанин, а тем более джентльмен мог быть его сторонником».
В Дании семья Шиммельманн, давшая различным правительствам страны двух министров финансов, также имела состояние, заработанное на рабах. Члены британского парламента представляли интересы Вест-Индии и сахара, а почтенные торговцы и даже лорд-мэр Лондона получали доходы от торговли людьми.
Дело о «Зонге»
Работорговля причиняла много зла, а случай на «Зонге», который часто называют расправой на «Зонге», возможно, лучший пример тому. В ноябре 1781 г. Люк Коллингвуд, хозяин «Зонга», приказал выбросить 132 раба за борт, чтобы они утонули, а затем потребовал за них страховку. На борту по-прежнему оставалось 440 рабов, а он заявил, что из-за нехватки воды был вынужден сбросить балласт и утопить остальных для того, чтобы спасти корабль, оставшийся человеческий груз и команду.
Неудивительно, что страховая компания отказала, правда, не по гуманитарным причинам. Если бы рабы умерли естественной смертью, возражали страховщики, тогда не было бы страхового случая. Оставленная «собственность» была больна и умирала, и это была лишь попытка воспользоваться юридической лазейкой. Никакого дефицита воды не было: ни команда, ни рабы не были переведены на сокращенный рацион, а когда корабль прибыл на Ямайку 22 декабря, на нем было еще 420 галлонов воды. Так что капитан не действовал по необходимости и не мог требовать по 30 фунтов за голову утонувшего раба.
Генеральный стряпчий Джон Ли выступал на суде от лица рабовладельцев. Он ясно обозначил правовое положение рабов, когда обратился с вопросом:
«К чему все эти громкие декламации о том, что люди были выброшены за борт? Вопрос в том, было ли это сделано добровольно или по необходимости? Это дело о движимом имуществе и товарах. Это дело о выброшенном товаре. С этой точки зрения и с позиции страхования они товар и собственность. Правильно это или нет нас не касается».
Владельцы выиграли дело о страховке, но позже оно было пересмотрено по апелляции. Проиграла, однако, сама работорговля из-за бездушного перевода людей в статус движимого имущества разгорелся огонь, который нелегко было погасить. Коллингвуда и его людей не судили за убийство, но дело о страховке спровоцировало первые настоятельные требования прекратить торговлю человеческими жизнями, каким бы ни был результат для сахарного бизнеса, и это кое-кого беспокоило.
Отмена рабства и освобождение
Великому британскому реформатору Уильяму Уилберфорсу было от силы 10 лет, когда дело освобождения рабов отпраздновало первую победу. Лорд главный судья Мэнсфилд в 1772 г. сказал: «Рабство настолько неприемлемо, что может держаться только на действующем законе». Поскольку закона такого не было, он объявил, что раб, ступивший на землю Англии, становился с тех пор свободным. Тем не менее движение против рабства потерпело поражение в палате общин в 1776 г. Но поскольку обсуждение продолжалось уже 30 лет, надежд на освобождение постепенно становилось больше.