Да, сказал дАртаньян. Я, пожалуй, не против, хоть и рискую ни много ни мало, как моим чином, если только дознаются, что я укрываю мятежника.
Ах, сударь, вы же знаете, что я рискнул бы для вас жизнью.
Ты можешь даже прибавить, что не раз рисковал ею, Планше. Я забываю только то, что хочу забыть. Ну а об этом я хочу помнить. Садись же и ешь спокойно; я вижу, ты весьма выразительно поглядываешь на остатки моего ужина.
Да, сударь, потому что буфет соседки оказался небогат сытными вещами, и я с полудня съел всего лишь кусок хлеба с вареньем. Хоть я и не презираю сладостей, когда они подаются вовремя и к месту, ужин показался мне все же чересчур легким.
Бедняга! сказал дАртаньян. Ну, ешь, ешь!
Ах, сударь, вы мне вторично спасаете жизнь.
Планше уселся за стол и принялся уписывать за обе щеки, как в доброе старое время, на улице Могильщиков.
ДАртаньян прохаживался взад и вперед по комнате, придумывая, какую бы пользу можно было извлечь из Планше в данных обстоятельствах. Тем временем Планше добросовестно трудился, чтобы наверстать упущенное время.
Наконец он испустил вздох голодного, свидетельствующий о том, что, заложив прочный фундамент, удовлетворенный человек собирается сделать маленькую передышку.
Ну, сказал дАртаньян, полагавший, что настало время приступить к допросу, начнем по порядку: известно ли тебе, где Атос?
Нет, сударь, ответил Планше.
Черт! Известно ли тебе, где Портос?
Тоже нет.
Черт! Черт! А Арамис?
Ни малейшего понятия.
Черт! Черт! Черт!
Но, сказал Планше лукаво, мне известно, где находится Базен.
Как! Ты знаешь, где Базен?
Да, сударь.
Где же он?
В соборе Богоматери.
А что он делает в соборе Богоматери?
Он там причетник.
Базен причетник в соборе Богоматери! Ты в этом уверен?
Вполне уверен. Я его сам видел и говорил с ним.
Он, наверное, знает, где его господин!
Разумеется.
ДАртаньян подумал, потом взял плащ и шпагу и направился к двери.
Сударь, жалобно сказал Планше. Неужели вы меня покинете? Подумайте, мне ведь больше не на кого надеяться.
Но здесь не станут тебя искать, сказал дАртаньян.
А если сюда кто войдет? сказал осторожный Планше. Никто не видел, как я вошел, и ваши домашние примут меня за вора.
Это правда, сказал дАртаньян. Слушай, знаешь ты какое-нибудь провинциальное наречие?
Лучше того, сударь, я знаю целый язык, сказал Планше, я говорю по-фламандски.
Где ты, черт возьми, выучился ему?
В Артуа, где я сражался два года. Слушайте: «Goeden morgen, myn heer! Ik ben begeeray te weeten the ge sond hects omstand».
Что это значит?
«Добрый день, сударь, позвольте осведомиться о состоянии вашего здоровья».
И это называется язык! сказал дАртаньян. Но все равно, это очень кстати.
Он подошел к двери, кликнул слугу и приказал позвать прекрасную Мадлен.
Что вы делаете, сударь, вскричал Планше, вы хотите доверить тайну женщине!
Будь покоен, она не проговорится.
В эту минуту явилась хозяйка. Она вбежала с радостным лицом, надеясь застать дАртаньяна одного, но, заметив Планше, с удивлением отступила.
Милая хозяюшка, сказал дАртаньян, рекомендую вам вашего брата, только что приехавшего из Фландрии; я его беру к себе на несколько дней на службу.
Моего брата! сказала ошеломленная хозяйка.
Поздоровайтесь же со своей сестрой, master Петер.
Wilkom, zuster! сказал Планше.
Coeden day, broer![4] ответила удивленная хозяйка.
Вот в чем дело, сказал дАртаньян, этот человек ваш брат, которого вы, может быть, и не знаете, но зато знаю я; он приехал из Амстердама; я сейчас уйду, а вы должны его одеть; когда я вернусь, примерно через час, вы мне его представите, и по вашей рекомендации, хотя он не знает ни слова по-французски, я возьму его к себе в услужение, так как ни в чем не могу вам отказать. Понимаете?
Вернее, я догадываюсь, чего вы желаете, и этого с меня достаточно, сказала Мадлен.
Вернее, я догадываюсь, чего вы желаете, и этого с меня достаточно, сказала Мадлен.
Вы чудная женщина, хозяюшка, и я полагаюсь на вас.
Сказав это, дАртаньян подмигнул Планше и отправился в собор Богоматери.
VIII
О РАЗЛИЧНОМ ДЕЙСТВИИ,
КАКОЕ ПОЛУПИСТОЛЬ МОЖЕТ ИМЕТЬ НА ПРИЧЕТНИКА И НА СЛУЖКУ
ДАртаньян шел по Новому мосту, радуясь, что снова обрел Планше. Ведь как ни был он полезен доброму малому, но Планше был ему самому гораздо полезней. В самом деле, ничто не могло быть ему приятнее в эту минуту, как иметь в своем распоряжении храброго и сметливого лакея. Правда, по всей вероятности, Планше недолго будет служить ему; но, возвратясь к своему делу на улице Менял, Планше будет считать себя обязанным дАртаньяну тем, что тот, скрыв его у себя, спас ему жизнь, а дАртаньяну было очень на руку иметь связи в среде горожан в то время, когда они собирались начать войну с двором. У него будет свой человек во вражеском лагере, а такой умница, как дАртаньян, умел всякую мелочь обратить себе во благо.
В таком настроении, весьма довольный судьбой и самим собой, дАртаньян подошел к собору Богоматери.
Он поднялся на паперть, вошел в храм и спросил у ключаря, подметавшего часовню, не знает ли он г-на Базена.
Господина Базена, причетника? спросил ключарь.
Его самого.
Вот он прислуживает за обедней, в приделе Богородицы.
ДАртаньян вздрогнул от радости. Несмотря на сведения Планше, ему не верилось, что он найдет Базена; но теперь, поймав один конец нити, он мог ручаться, что доберется и до другого.
Он опустился на колени, лицом к этому приделу, чтобы не терять Базена из виду. По счастью, служилась краткая обедня, она должна была скоро кончиться. ДАртаньян, перезабывший все молитвы и не позаботившийся захватить с собой молитвенник, стал на досуге наблюдать за Базеном.
Вид Базена в новой одежде был, можно сказать, столь же величественный, сколь и блаженный. Сразу видно было, что он достиг или почти достиг предела своих желаний и что палочка для зажигания свеч, оправленная в серебро, которую он держал в руке, казалась ему столь же почетной, как маршальский жезл, который Конде бросил, а может быть, и не бросал, в неприятельские ряды во время битвы под Фрейбургом.
Даже физически он преобразился, если можно так выразиться, совершенно под стать одежде. Все его тело округлилось и приобрело нечто от священника. Все угловатости на его лице как будто сгладились. Нос у него был все тот же, но он тонул в круглых щеках; подбородок незаметно переходил в шею; глаза заплыли, не то что от жира, а от какой-то одутловатости; волосы, подстриженные по-церковному, под скобку, закрывали лоб до самых бровей. Заметим кстати, что лоб Базена, даже совсем открытый, никогда не превышал полутора дюймов в вышину.
В ту минуту как дАртаньян кончил свой осмотр, кончилась и обедня. Священник произнес «аминь» и удалился, благословив молящихся, которые, к удивлению дАртаньяна, все преклонили колена. Он перестал удивляться, узнав в священнослужителе самого коадъютора, знаменитого Жана Франсуа де Гонди, который уже в это время, предчувствуя свою будущую роль, создавал себе популярность щедрой раздачей милостыни. Для того чтобы увеличить эту популярность, он и служил иногда ранние обедни, на которые обычно приходит только простой люд.
ДАртаньян, как и все, опустился на колени, принял причитающееся на его долю благословение, перекрестился, но в ту минуту, когда мимо него, с возведенными к небу очами, проходил Базен, скромно замыкавший шествие, дАртаньян схватил его за полу; Базен опустил глаза и отскочил назад, словно увидал змею.
Господин дАртаньян! воскликнул он. Vade retro, Satanas![5]
Отлично, милый Базен, ответил, смеясь, офицер, вот как вы встречаете старого друга.
Сударь, ответил Базен, истинные друзья христианина те, кто споспешествует спасению, а не те, кто отвращает от него.
Я вас не понимаю, Базен, сказал дАртаньян, я не вижу, как я могу служить камнем преткновения на вашем пути к спасению.
Вы забываете, ответил Базен, что пытались навсегда закрыть к нему путь для моего бедного господина; из-за вас он губил свою душу, служа в мушкетерах, хотя чувствовал пламенное призвание к церкви.
Мой милый Базен, возразил дАртаньян, вы должны были бы понять уже по месту, где меня видите, что я очень переменился: с годами становишься разумнее. И так как я не сомневаюсь, что ваш господин спасает свою душу, то я хочу узнать от вас, где он находится, чтобы он своими советами помог и моему спасению.
Скажите лучше чтобы вновь увлечь его в мир? По счастью, я не знаю, где он, так как, находясь в святом месте, я никогда не решился бы солгать.
Как! воскликнул дАртаньян, совершенно разочарованный. Вы не знаете, где Арамис?
Прежде всего, сказал Базен, Арамис это имя погибели. Если прочесть Арамис навыворот, получится Симара, имя одного из злых духов, и, по счастью, мой господин навсегда бросил это имя.
Хорошо, сказал дАртаньян, решившись перетерпеть все, я ищу не Арамиса, а аббата дЭрбле. Ну же, мой милый Базен, скажите мне, где он.
Разве вы не слыхали, господин дАртаньян, как я ответил вам, что не знаю этого?
Слышал, конечно; но я отвечу вам, что это невозможно.
Тем не менее это правда, сударь, чистая правда, как перед Богом
ДАртаньян хорошо видел, что ничего не вытянет из Базена; ясно было Базен лжет, но по тому, с каким жаром и упорством он лгал, можно было легко предвидеть, что он от своего не отступится.
Хорошо, сказал дАртаньян. Так как вы не знаете, где живет ваш господин, не будем больше говорить о нем и расстанемся друзьями; вот вам полпистоля, выпейте за мое здоровье.
Я не пью, сударь, сказал Базен, величественно отводя руку офицера. Это подобает только мирянам.
«Неподкупный! проворчал дАртаньян. Ну и не везет же мне!»
И так как дАртаньян, отвлеченный своими размышлениями, выпустил из рук полу Базена, тот поспешил воспользоваться свободой для отступления и быстро удалился в ризницу; он и там не считал себя вне опасности, пока не запер за собой дверь.
ДАртаньян, задумавшись, не двигался с места и глядел в упор на дверь, положившую преграду между ним и Базеном; вдруг он почувствовал, что кто-то тихонько коснулся его плеча.
Он обернулся и едва не вскрикнул от удивления, но тот, кто до него дотронулся пальцем, приложил этот палец к губам в знак молчания.
Вы здесь, мой дорогой Рошфор? сказал дАртаньян вполголоса.