А куда он девался?
Не знаю, право. Он получил хорошую порцию и уехал, не прося добавки Ну, а вы, милый дАртаньян, что же было с вами?
Так, значит, этот вывих, продолжал дАртаньян, и удерживает вас в постели, любезный Портос?
Представьте себе, такая безделица! Впрочем, через несколько дней я буду уже на ногах.
Но почему же вы не велели перевезти себя в Париж? Ведь вам здесь, должно быть, отчаянно скучно?
Именно это я и собирался сделать, но я должен кое в чем вам признаться, любезный друг.
В чем же?
А вот в чем. Так как я действительно отчаянно скучал здесь, как вы сказали сами, и так как у меня были в кармане полученные от вас семьдесят пять пистолей, я, чтобы развлечься, попросил подняться ко мне одного дворянина, остановившегося здесь проездом, и предложил ему партию в кости. Он согласился, и вот мои семьдесят пять пистолей перешли из моего кармана в его карман, не говоря о лошади, которую он увел в придачу Ну, а как вы, любезный дАртаньян?
Что делать, любезный Портос, нельзя во всем иметь удачу, сказал дАртаньян. Знаете пословицу: "Кому не везет в игре, тому везет в любви". Вам слишком везет в любви, чтобы игра не мстила вам за это. Но что вам до превратностей судьбы! Разве у вас, негодный вы счастливчик, разве у вас нет вашей герцогини, которая, конечно, не замедлит прийти вам на помощь?
Вот именно потому, что я такой неудачный игрок, ответил Портос с самым непринужденным видом, я и написал ей, чтобы она прислала мне луидоров пятьдесят, которые совершенно необходимы в моем теперешнем положении.
И что же?
Что же! Должно быть, она находится в одном из своих поместий я не получил ответа.
Да что вы?
Да, ответа нет. И вчера я отправил ей второе послание, еще убедительнее первого Но ведь здесь вы, милейший друг, поговорим же о вас. Признаюсь, я начал было немного беспокоиться за вашу судьбу.
Однако, судя по всему, хозяин неплохо обходится с вами, любезный Портос, сказал дАртаньян, показывая больному на полные кастрюли и пустые бутылки.
Что вы! ответил Портос. Три или четыре дня назад этот наглец принес мне счет, и я выставил его за дверь вместе со счетом. Так что теперь я сижу здесь как победитель, как своего рода завоеватель, а потому, опасаясь нападения, вооружен до зубов.
Однако вы, кажется, иногда делаете вылазки, со смехом возразил дАртаньян. И он показал пальцем на бутылки и кастрюли.
К несчастью, не я! ответил Портос. Проклятый вывих держит меня в постели. Это Мушкетон осматривает местность и добывает съестные припасы Мушкетон, друг мой, продолжал Портос, как видите, к нам подошло подкрепление, и нам придется пополнить запас продовольствия.
Мушкетон, сказал дАртаньян, вы должны оказать мне услугу.
Какую, сударь?
Научить вашему способу Планше. Может случиться, что я тоже попаду в осадное положение, и мне бы отнюдь не помешало, если бы он смог доставлять мне такие же удобства, какие вы преподносите своему господину.
О Господи, скромно сказал Мушкетон, да нет ничего легче, сударь! Нужно быть ловким вот и все. Я вырос в деревне, и отец мой в часы досуга немножечко занимался браконьерством.
А что он делал в остальное время?
Промышлял ремеслом, которое я всегда считал довольно прибыльным.
Каким же?
Это было во время войн католиков с гугенотами. Видя, что католики истребляют гугенотов, а гугеноты истребляют католиков, и все это во имя веры, отец мой изобрел для себя веру смешанную, позволявшую ему быть то католиком, то гугенотом. Вот он и прогуливался обычно с пищалью на плече за живыми изгородями, окаймлявшими дороги, и, когда замечал одиноко бредущего католика, протестантская вера сейчас же одерживала верх в его душе. Он наводил на путника пищаль, а потом, когда тот оказывался в десяти шагах, заводил с ним беседу, в итоге которой путник всегда почти отдавал свой кошелек, чтобы спасти жизнь. Само собой разумеется, что, когда отец встречал гугенота, его сейчас же охватывала такая пылкая любовь к католической церкви, что он просто не понимал, как это четверть часа назад у него могли возникнуть сомнения в превосходстве нашей святой религии. Надо вам сказать, что я, сударь, католик, ибо отец, верный своим правилам, моего старшего брата сделал гугенотом.
А как кончил свою жизнь этот достойный человек? спросил дАртаньян.
О сударь, самым плачевным образом. Однажды он оказался на узенькой тропинке между гугенотом и католиком, с которыми он уже имел дело и которые его узнали. Тут они объединились против него и повесили его на дереве. После этого они пришли хвастать своим славным подвигом в кабачок первой попавшейся деревни, где как раз сидели и пили мы с братом
И что же вы сделали? спросил дАртаньян.
Мы выслушали их, ответил Мушкетон, а потом, когда, выйдя из кабачка, они разошлись в разные стороны, брат мой засел на дороге у католика, а я на дороге у гугенота. Два часа спустя все было кончено: каждый из нас сделал свое дело, восхищаясь при этом предусмотрительностью нашего бедного отца, который, из предосторожности, воспитал нас в различной вере.
Право, Мушкетон, ваш отец был, как видно, очень смышленый малый. Так вы говорите, что в часы досуга этот честный человек занимался браконьерством?
Да, сударь, и это именно он научил меня ставить силки и закидывать удочки. Поэтому, когда наш негодный хозяин стал кормить нас обильной, но грубой пищей, которая годится для каких-нибудь мужланов, но не подходит для таких нежных желудков, как наши, я потихоньку возвратился к своему старому ремеслу. Прогуливаясь в лесах принца, я расставлял силки на оленьих тропах, а лежа на берегу прудов его высочества, закидывал удочки, и теперь, благодарение Богу, мы, как видите, не терпим недостатка в куропатках и кроликах, карпах и угрях, во всех этих легких и полезных блюдах, пригодных для больных людей.
Ну, а вино? спросил дАртаньян. Кто поставляет вам вино? Хозяин?
Как вам сказать И да и нет.
Как это и да и нет?
Он, правда, поставляет нам его, но не знает, что имеет эту честь.
Объяснитесь яснее, Мушкетон, беседа с вами весьма поучительна.
Извольте, сударь. Случайно во время своих путешествий я встретился с одним испанцем, который повидал много стран, и в том числе Новый Свет.
Какое отношение имеет Новый Свет к бутылкам, которые стоят на этой конторке и на этом комоде?
Терпение, сударь, всему свое время.
Верно, Мушкетон, полагаюсь на вас и слушаю.
У этого испанца был слуга, который сопровождал его во время путешествия в Мексику. Этот слуга был моим земляком, и мы быстро подружились с ним, тем более что и по характеру мы были очень схожи друг с другом. Оба мы больше всего на свете любили охоту, и он рассказывал мне, как в пампасах туземцы охотятся на тигров и диких быков с помощью обыкновенной затяжной петли, которую они накидывают на шею этим страшным животным. Сначала я не хотел верить, что можно дойти до такой степени ловкости, чтобы бросить веревку за двадцать тридцать шагов и попасть куда хочешь, но вскоре мне пришлось признать, что это правда. Мой приятель ставил в тридцати шагах бутылку и каждый раз захватывал горлышко затяжной петлей. Я начал усиленно упражняться, и так как природа наделила меня кое-какими способностями, то сейчас я бросаю лассо не хуже любого мексиканца. Ну вот, понимаете? У нашего хозяина богатый винный погреб, но с ключом он никогда не расстается. Однако в подвале есть отдушина. Вот через эту-то отдушину я и бросаю лассо. Теперь я знаю, где есть хорошее местечко, и черпаю из него свои запасы Вот, сударь, какое отношение Новый Свет имеет к бутылкам, которые стоят на конторке и комоде! А теперь не угодно ли вам попробовать нашего вина и сказать без предубеждения, что вы о нем думаете?
Благодарю, друг мой, благодарю; к сожалению, я только что позавтракал.
Что ж, Мушкетон, сказал Портос, накрой на стол, и, пока мы с тобой будем завтракать, дАртаньян расскажет нам, что было с ним за те десять дней, во время которых мы не видались.
Охотно, ответил дАртаньян.
Пока Портос и Мушкетон завтракали с аппетитом выздоравливающих и с братской сердечностью, сближающей людей в несчастье, дАртаньян рассказал им, как, будучи ранен, Арамис вынужден был остаться в Кревкере, как Атос остался в Амьене, отбиваясь от людей, обвинивших его в сбыте фальшивых денег, и как он, дАртаньян, вынужден был, чтобы добраться до Англии, распороть живот графу де Варду.
Однако на этом и оборвалась откровенность дАртаньяна; он рассказал только, что привез из Великобритании четырех великолепных лошадей одну для себя, а остальных для товарищей, и, наконец, сообщил Портосу, что предназначенная для него лошадь уже стоит в конюшне гостиницы.
В эту минуту вошел Планше и объявил своему господину, что лошади отдохнули и можно будет заночевать в Клермоне.
Так как дАртаньян был теперь почти спокоен за Портоса и ему не терпелось поскорее узнать, что сталось с двумя остальными товарищами, он пожал больному руку и сказал, что едет продолжать поиски. Впрочем, он собирался вернуться той же дорогой и через недельку думал захватить Портоса с собой, если бы оказалось, что к тому времени мушкетер еще не покинул гостиницу "Гран-Сен-Мартен".
Портос ответил, что, по всей вероятности, вывих не позволит ему уехать раньше. К тому же ему надо было быть в Шантийи, чтобы дождаться здесь ответа от своей герцогини.
ДАртаньян пожелал ему скорого и благоприятного ответа, а затем, еще раз поручив Мушкетону заботиться о Портосе и расплатившись с хозяином, отправился в путь вместе с Планше, который уже избавился от одной из верховых лошадей.
XXVI
ДИССЕРТАЦИЯ АРАМИСА
ДАртаньян ничего не сказал Портосу ни по поводу его раны, ни по поводу прокурорши. Несмотря на свою молодость, наш гасконец был весьма осторожный юноша. Он сделал вид, будто поверил всему, что ему рассказал хвастливый мушкетер, так как был убежден, что никакая дружба не выдержит разоблачения тайны, особенно если эта тайна уязвляет самолюбие; к тому же мы всегда имеем известное нравственное превосходство над теми, чья жизнь нам известна. Поэтому дАртаньян, строя план будущих интриг и решив сделать Атоса, Портоса и Арамиса орудиями собственного успеха, был совсем не прочь заранее собрать невидимые нити, с помощью которых он и рассчитывал управлять своими тремя приятелями.
Однако всю дорогу глубокая грусть теснила его сердце: он думал о молодой и красивой г-же Бонасье, которая собиралась вознаградить его за преданность; впрочем, поспешим оговориться: эта грусть проистекала у молодого человека не столько из сожалений о потерянном счастье, сколько из опасения, что с бедной женщиной случилась какая-нибудь беда. У него не оставалось сомнений в том, что она стала жертвой мщения кардинала, а, как известно, мщение его высокопреосвященства бывало ужасно. Каким образом он сам снискал "расположение" министра, этого дАртаньян не знал, и, по всей вероятности, капитан гвардии де Кавуа открыл бы ему это, если бы застал его дома.