Дюма. Том 03. Две Дианы - Александр Дюма 61 стр.


 А какая работенка нам предстоит?  спросил Пильтрусс.

 Пойдем на приступ!

 Тогда я иду первым!  вскричал Ивонне.

 Хорошо,  согласился оруженосец.

 Несправедливо!  заявил Амброзио.  Ивонне вечно лезет вперед, как будто, кроме него, никого нет!

 Не спорьте!  перебил их виконт дЭксмес.  В предстоящем нам приступе первый в ряду подвергается наименьшей опасности. Это ясно хотя бы из того, что замыкаю шествие я!

 Тоща Ивонне просчитался,  рассмеялся Амброзио.

Мартин Герр назвал каждому его номер в будущей цепи.

Амброзио, Пильтрусса и Лактанция оповестили, что они сядут за весла. Итак, все было подготовлено, все рассчитано, все предусмотрено. Габриэль приказал всем ложиться спать: в нужный час он сам их разбудит.

Через несколько минут по всей палатке разнесся богатырский храп, которому вторили монотонные бормотания Лактанция. Наконец стихли и они.

Один Габриэль не спал. Через час он потихоньку разбудил своих людей. Все поднялись, бесшумно оделись и вышли из лагеря. Габриэль вполголоса произнес: "Кале и Карл" и часовые беспрепятственно пропустили их.

Маленький отряд во главе с Ансельмом миновал деревню и двинулся вдоль берега. Никто не проронил ни слова; только слышно было, как надрывается ветер да глухо стонет море

Там, в городе, тоже кто-то не спал. То был лорд Уэнтуорс. Он только что вернулся в свой дом, чтобы хоть на какое-то время забыться сном. Он ведь не спал целых трое суток, с неослабевающей энергией затыкая все самые опасные бреши в обороне города, поспевая всюду, где требовалось его присутствие.

Вечером 4 января он еще раз побывал в Старой крепости, самолично произвел развод караулов, проверил надежность городской стражи, на чьей обязанности лежала охрана форта Ризбанк. Все было готово к отражению штурма. А завтра завтра прибудут подкрепления, которые он запросил из Дувра.

Да, для волнений не было никаких причин, и все-таки утомленный до крайности лорд Уэнтуорс не мог заснуть.

Какая-то смутная, безотчетная тревога не покидала его, заставляя ворочаться в постели с боку на бок.

 Черт возьми! Ведь все предосторожности приняты. Старая крепость недоступна, и неприятель наверняка не отважится на ночной штурм, все остальные позиции надежно защищены дюнами и морем.

Лорд Уэнтуорс твердил себе это тысячи раз и все-таки не мог заснуть. Он чувствовал, как в ночи, окутавшей город, зарождается какая-то страшная беда, восстает во плоти какой-то невидимый враг. И этот враг не маршал Строцци, не герцог де Невер, даже не великий Франциск де Гиз. Кто он?

Не бывший ли его пленник, тот самый безумный виконт дЭксмес, воздыхатель госпожи де Кастро? Неужели это он?

Ха-ха Забавный противник для губернатора Кале, столь надежно охраняемого!

И, несмотря ни на что, лорд Уэнтуорс не мог ни подавить, ни объяснить своего страха.

Он чувствовал его, ощущал и не мог спать.

XVIII

МЕЖДУ ДВУХ ПРОПАСТЕЙ

Форт Ризбанк, тот самый, который из-за своих восьми выступов именовался Восьмигранником, был сооружен перед самым входом в Кале. Массивный и угрюмый, он глыбой вздымался над скалой, такой же мрачной и громадной.

Море нередко обрушивало свои грозные валы на эту сумрачную скалу, но никогда не добиралось до крепости.

В эту ночь, на 5 января 1558 года, море было как никогда бурным и зловещим. Из глубины его доносились какие-то протяжные скорбные стоны, подобные рыданиям безутешной в своем отчаянии души.

Прошло всего несколько минут после смены часовых, как вдруг чей-то отчетливый голос, похожий на зов далекой трубы, ворвался в шум прибоя, в эти вечные стоны океана.

Заступивший на караул часовой вздрогнул, прислушался и, словно не поняв происхождения этого странного зова, прислонил свой арбалет к стене. Затем, убедившись, что рядом никого нет, он приподнял сторожевую будку, извлек оттуда свернутую в клубок веревочную лестницу и тут же прикрепил ее к железному крюку, которым увенчивалась амбразура башни. Затем он связал между собою два конца лестницы и через амбразуру бросил ее вниз. Благодаря двум свинцовым грузилам лестница благополучно скатилась к самому подножию крепости.

Едва лишь часовой закончил свою таинственную процедуру, как показался ночной дозор и, увидев, что часовой на посту, обменялся с ним паролем и спокойно пошел дальше.

Было уже четверть пятого утра

Через два часа поистине героических усилий лодка наконец причалила к форту Ризбанк. К скале приставили деревянную лестницу, уткнув верхний ее конец в первую же попавшуюся выемку.

Один за другим в полном молчании высадившиеся смельчаки одолели лестницу и начали карабкаться вверх по скале, пользуясь каждой щелью, каждым углублением.

Цель их достичь подножия башни. Но ночь была темная, скала скользкая, руки у них срывались, пальцы кровянились о камень; один их них оступился и, не удержавшись, рухнул в море. По счастью, последний из четырнадцати все еще находился в лодке, и, видя что сорвавшийся в море бедняга уже плывет к лодке, протянул ему руку.

 Это ты, Мартин Герр?  неуверенно спросил он, не разглядев его в темноте.

 Он самый, господин виконт!

 Как это тебя угораздило свалиться?  упрекнул его Габриэль.

 Лучше я, чем другой.

 Почему это?

 А потому, что другой мог бы и закричать.

 Пожалуй, так,  согласился Габриэль.  Но коли уж ты очутился здесь, помоги мне привязать лодку вот к этому корневищу.

 Корневище не больно-то крепко держит, господин виконт. Вдруг его вырвет волной, и тогда лодка пропадет, да и мы заодно с ней.

 Что делать? Лучше не придумаешь,  ответил виконт.

Привязав канатом лодку, Габриэль приказал оруженосцу:

 Подымайся!

 После вас, господин виконт.

 Тебе говорят поднимайся! Ну!  нетерпеливо топнул ногой Габриэль.

Момент был неподходящий для споров. Мартин Герр, а следом и Габриэль доползли до лестницы и стали подниматься вверх.

Когда Габриэль уже занес ногу на последнюю ступень, огромная волна налетела на берег, вырвала корневище и унесла в открытое море лодку вместе с лестницей.

Виконт погиб бы, если бы Мартин мгновенно не наклонился над морскою пропастью и не удержал за плащ своего хозяина.

 На сей раз ты спас мне жизнь, Мартин!

 Так-то оно так, но вот лодка-то распрощалась с нами!

 Пустяки! Ведь она оплачена,  беззаботно рассмеялся Габриэль, скрывая свое беспокойство.

 Все едино,  пожал плечами Мартин Герр.  Если там, наверху, не окажется вашего человека, или лестница не достанет до земли, или оборвется у нас под ногами,  значит, все наши надежды на возвращение укатились вместе с этой проклятой лодкой.

 Тем лучше,  молвил Габриэль,  теперь нам остается победить или погибнуть!

 Пусть так,  просто согласился Мартин.

 Идем! Отряд, наверное, уже добрался до башни шума-то совсем не слышно. Ладно, трогаемся Только будь осторожен, Мартин.

 Тем лучше,  молвил Габриэль,  теперь нам остается победить или погибнуть!

 Пусть так,  просто согласился Мартин.

 Идем! Отряд, наверное, уже добрался до башни шума-то совсем не слышно. Ладно, трогаемся Только будь осторожен, Мартин.

 Не беспокойтесь, на этот раз не сорвусь!

Они двинулись в путь и через десять минут, преодолев неисчислимые опасности и препятствия, присоединились к остальным.

Было уже без четверти пять, когда Габриэль с непередаваемой радостью обнаружил веревочную лестницу, свисавшую со скалы.

 Видите, друзья,  вполголоса сказал он,  нас наверху ждут. Возблагодарим Господа, ибо обратного пути у нас нет: море поглотило нашу лодку. Итак, вперед и Бог наш защитник!

 Аминь!  добавил Лактанций.

Теперь все знали, что вернуться обратно невозможно, но никто не заколебался.

При слабом свете едва наступающего утра Габриэль пристально вглядывался в суровые, бесстрастные лица смельчаков. И все они, как один, повторили за ним:

 Вперед!

 Помните, кто за кем идет! Первый Ивонне, за ним Мартин Герр, за ними каждый по порядку своих номеров. Замыкающий я. Веревка, полагаю, достаточно крепка.

 Веревка железная, господин виконт,  сказал Аброзио.  Мы уж ее опробовали, она не то что четырнадцать, а тридцать душ выдержит!

 Тоща дело за тобой, Ивонне,  сказал виконт дЭксмес.  Ты рискуешь пропустить самое опасное в нашем путешествии. Ида и мужайся!

 Мужества, господин виконт, мне не занимать, особенно коща бьет барабан и грохочут пушки. Но, признаться, нет у меня привычки к тихим вылазкам и скользким канатам. А вообще-то хорошо, коща идешь впереди всех.

Габриэль, не желая спорить на эту тему, резко сказал:

 Хватит болтать! Надо не говорить, а дело делать. Вперед, Ивонне! И помни: передышка только на стопятидесятой ступеньке. Все готовы? Мушкеты за спину, кинжалы в зубы! Смотрите вверх, а не вниз, думайте о Всевышнем, а не о гибели! Вперед!

Ивонне поставил ногу на первую ступень. Пробило пять часов. Медленно и бесшумно четырнадцать смельчаков начали опасное восхождение.

Поначалу Габриэль, замыкавший шествие, почти не ощущал опасности. Но чем выше они подымались, тем сильнее и сильнее раскачивалась эта диковинная гроздь, унизанная живыми существами. Вот тоща-то он и почувствовал, что опасность стала чуть ли не осязаемой.

Страшное и величественное зрелище представляла эта картина: в темноте, под дикое завывание ветра, четырнадцать человек, похожих на призраков, в полной тишине карабкаются по отвесной стене, на вершине которой ждет их возможная, а внизу верная смерть. На стопятидесятой ступеньке Ивонне остановился.

Еще раньше было условлено, что на передышку уйдет столько времени, сколько потребуется, чтобы дважды прочитать "Отче наш" и "Богородицу". Но и после этого Ивонне не двинулся с места.

Тогда Мартин Герр счел за благо хлопнуть его по ноге и шепнул:

 Трогай!

 Не могу  хрипло отозвался Ивонне.

 Не можешь? Почему, негодяй?  вздрогнул Мартин Герр.

 Голова закружилась

Холодный пот выступил на лбу у Мартина. На какое-то мгновение он не знал, на что решиться. Если у Ивонне действительно закружилась голова и он упадет, он невольно увлечет вниз и всех остальных. Спускаться обратно тоже не имело смысла. В таком ужасном, никак не предвиденном положении Мартин совершенно растерялся и ограничился тем, что наклонился к Ансельму, который двигался за ним, и сказал:

 У Ивонне голова закружилась.

Ансельм, как и Мартин, тоже вздрогнул и, в свою очередь, сообщил Шарфенштейну, своему соседу:

 У Ивонне голова закружилась.

Так по цепочке эта страшная весть дошла до Габриэля, который услышав ее, побледнел.

Назад Дальше