Дюма. Том 03. Две Дианы - Александр Дюма 7 стр.


Таким образом, здесь, в королевских апартаментах, можно было увидеть всех тех людей, которым суждено будет сыграть свою роль в истории Франции ближайших десятилетий, полных бедствий, страстей и славы: дофина будущего Франциска II; Елизавету будущую супругу Филиппа II и королеву Испанскую; Карла впоследствии Карла IX; Генриха впоследствии Генриха III; Маргариту Валуа, которой предстояло стать королевой и женой Генриха IV; Франциска будущего герцога Алансонского, Анжуйского и Брабантского и Марию Стюарт, которую ждали две королевские короны и под занавес мученический венец.

Знаменитый переводчик Плутарха наблюдал печальным и в то же время проникновенным взором за играми этих детей, точно всматривался в грядущие судьбы Франции.

 Нет, нет, Франциск не войдет,  неистово, дико кричал Карл-Максимилиан, в недалеком будущем главный виновник Варфоломеевской ночи.

И ему с помощью братьев удалось задвинуть засов и начисто лишить возможности дофина войти в комнату, а тот, настолько тщедушный, что ему не под силу было справиться даже с тремя детьми, только топал ногами и хныкал за дверью.

 Бедный Франциск! Как они его мучают!  заметила Мария Стюарт.

 Не шевелитесь, ваше высочество, иначе я не справлюсь с этой булавкой,  засмеялась маленькая лукавая Маргарита.

 Вот сделаем это,  сказала неженка Елизавета,  и я впущу беднягу Франциска наперекор этим бесенятам. Не могу смотреть на его мучения!

 Да, ты понимаешь меня, Елизавета,  вздохнула Мария Стюарт.

Ничто не могло быть восхитительнее этих четырех красавиц, столь разных между собою и столь совершенных: Диана

 олицетворенная чистота и кротость; Елизавета величавость и нежность; Мария Стюарт чарующая томность; Маргарита сама ветреность. Тронутый и восхищенный, король глядел и не мог наглядеться на это волнующее зрелище.

Наконец он решился переступить порог.

 Король!  закричали дети в один голос и подбежали к отцу.

Только Мария Стюарт немного отстала от других, незаметно отодвинула засов, и дофин стремительно ворвался в комнату. Теперь младшее поколение семьи было в полном сборе.

 Здравствуйте, дети,  приветствовал их король,  очень рад, что вы все здоровы и веселы. Бедный мой Франциск, оказывается, тебя не хотели впускать! Ну ничего, скоро сможешь видеться со своей женушкой сколько угодно и когда угодно. Так вы, дети, крепко любите друг друга?

 О да, я люблю Марию!  страстно выпалил дофин и поцеловал руку будущей своей жене.

 Ваше высочество,  строго заметила леди Ленокс,  дамам не целуют рук на глазах у всех, особенно в присутствии его величества. Что подумает государь о госпоже Марии и о ее наставнице?

 Но ведь рука эта моя,  ответил дофин.

 Еще не ваша, ваше высочество,  возразила фрейлина,

 и я намерена исполнить свой долг до конца.

 Успокойся,  шепнула Мария жениху, уже начинавшему сердиться,  когда она отвернется, я опять протяну тебе руку.

Король посмеивался про себя.

 Вы очень строги, миледи Впрочем, вы правы,  тут же спохватился он.  А вы, мессир Амио, довольны своими учениками? Слушайтесь, господа, своего ученого наставника, он состоит в близких отношениях с великими мужами древности Ну, дети, мне хотелось повидать вас до торжества, и я рад, что мне это удалось. Теперь, Диана, я весь к вашим услугам. Пойдем, дитя мое.

Диана низко поклонилась отцу и последовала за ним.

VI

ДИАНА ДЕ КАСТРО

Диане де Кастро, которую мы видели еще девочкой, было теперь около восемнадцати лет. Природа сдержала все свои обещания, придав ее красоте строгую и обаятельную законченность форм. В изящных, благородных чертах ее лица сквозила первозданная чистота. По характеру и уму она осталась все тем же ребенком, каким мы ее знали. Ей еще не исполнилось и тринадцати лет, когда герцог де Кастро, которого она в день венчания видела в первый и последний раз, был убит при осаде Эдена. На время траура король поместил юную вдову в парижский монастырь Святых Дев, и там она обрела столько тепла и участия, ей так полюбился этот образ жизни, что она попросила отца позволить ей хоть на время остаться в обществе добрых монахинь и своих подруг. Нельзя было не исполнить столь благочестивого желания, и Генрих вызвал Диану из монастыря только месяц назад, когда коннетабль Монморанси, опасаясь растущего влияния Гизов на дела государя, испросил для своего сына руку дочери короля и его фаворитки.

В течение месяца, проведенного при дворе, Диана быстро снискала всеобщий почет и поклонение, "ибо,  говорит Брантом в "Книге о знаменитых женщинах", она была очень добра и никому не делала зла, имея великое, возвышенное сердце и весьма благородную, чуткую и добродетельную душу". В ней не было никакой злобности, никакой резкости. Так, однажды, когда кто-то сказал в ее присутствии, что французская принцесса крови должна быть отважна и что робость ее слишком отдает монастырем, она в несколько дней научилась верховой езде и не уступала ни одному наезднику в смелости и изяществе. С той поры она стала ездить с королем на охоту, и Генрих все больше и больше подпадал под обаяние милой девушки, без всякой задней мысли старавшейся угождать ему и предупреждать его малейшие желания. Диане было разрешено навещать отца в любое время, и он всегда был ей рад.

 Итак, я слушаю вас, девочка моя,  сказал Генрих.  Вот бьет одиннадцать. Венчание в Сен-Жермен ЛОсеруа назначено только на двенадцать. Могу вам, стало быть, уделить целых полчаса, и как жаль, что не более! Минуты, которые я провожу подле вас,  лучшие минуты в моей жизни!

 О государь, вы такой снисходительный отец!

 О государь, вы такой снисходительный отец!

 Нет, я просто очень люблю вас, дитя мое, и от всего сердца хотел бы сделать для вас что-нибудь приятное. И чтобы доказать это, Диана, я уведомляю вас прежде всего о двух ваших просьбах. Добрая сестра Моника, так любившая и оберегавшая вас в монастыре Святых Дев, только что назначена настоятельницей монастыря в Сен-Кантене.

 Ах, как я вам благодарна, государь!

 Что до славного Антуана, любимого вашего слуги в Вимутье, то ему назначена хорошая пожизненная пенсия из нашей казны. Очень жалею, Диана, что нет больше в живых сьера Ангеррана. Нам бы хотелось по-королевски засвидетельствовать нашу признательность этому достойному человеку, столь хорошо воспитавшему нашу дорогую дочь Диану. Но вы потеряли его, кажется, в прошлом году, и он даже не оставил наследников.

 Государь, право, вы слишком великодушны и добры!

 Кроме того, Диана, вот грамоты, наделяющие вас титулом герцогини Ангулемской. Но все это не составляет и четвертой доли того, что я желал бы сделать для вас. Я ведь замечаю, что вы иной раз печальны и задумчивы. Об этом-то я и хочу с вами побеседовать, хочу утешить или унять вашу боль. Скажи мне, деточка, неужели ты не чувствуешь себя счастливой?

 Ах, государь, разве могла бы я чувствовать себя иначе при такой вашей любви, при таких благодеяниях? Одного я только желаю: чтобы настоящее, столь полное радостей, длилось без конца.

 Диана,  серьезно сказал Генрих,  вы знаете, что я взял вас из монастыря, чтобы выдать замуж за Франциска Монморанси. Это прекрасная партия, Диана, и к тому же, не скрою, выгодная для интересов моего престола, а между тем она вам как будто не по душе. Вы мне должны, по крайне мере, объяснить причины вашего отказа. Он огорчает меня.

 Я их не скрою от вас, отец. Прежде всего,  смущенно протянула Диана,  меня уверяют, будто Франциск Монморанси уже женат; будто он негласно обвенчан с одною из дам королевы, девицей де Фиен.

 Что верно, то верно,  ответил король,  но тайный брак, заключенный без согласия коннетабля и моего, не имеет законной силы, и если папа разрешит развод, то вы не сможете, Диана, быть взыскательнее его святейшества. Итак, если это единственное ваше возражение

 Нет, есть и другое, отец.

 Послушаем же, какое.

 Возражение состоит, отец, в том, что что я люблю другого,  всхлипнула Диана и, совсем смутившись, бросилась на шею королю.

 Вы любите, Диана?  удивился Генрих.  Как же зовут этого счастливца?

 Габриэль, государь!

 Габриэль А дальше?  улыбнулся король.

 Я не знаю дальше, отец

 Как же так, Диана? Помилосердствуйте, объяснитесь.

 Сейчас я вам все расскажу. Это любовь моего детства. Я с Габриэлем виделась каждый день. Он был очень мил, храбр, красив, образован, нежен! Он называл меня своей маленькой женушкой. Ах, государь, не смейтесь, это было глубокое и святое чувство, первое, какое запечатлелось в моем сердце! И все же я позволила обвенчать себя с герцогом Фарнезе, государь, и все оттого, что не сознавала, что делаю; оттого, что меня к этому принудили, а я послушалась, как маленькая девочка. Затем я увидела, почувствовала, поняла, в какой измене повинна я перед Габриэлем. Бедный Габриэль! Расставаясь со мною, он не плакал, но какое страдание застыло в его взоре! Все это оживало в моей памяти, коща, ведя затворническую жизнь в монастыре, я начинала вспоминать свои детские годы. Так я дважды пережила дни, проведенные мною подле Габриэля,  в действительности и в мечтах. А возвратившись сюда, ко двору, государь, я не нашла никого, кто мог бы помериться с Габриэлем И не Франциску, покорному сыну надменного коннетабля, вытеснить из моей памяти нежного и гордого друга моего детства. Поэтому теперь, когда я отдаю себе отчет в своих поступках, я буду верна Габриэлю до тех пор, пока вы не лишите меня свободы выбора, отец.

 Так ты с ним виделась после отъезда из Вимутье, Диана?

 Увы, не виделась, отец.

 Но ты хоть получала вести о нем?

 И вестей не получала. Узнала только от Ангеррана, что он покинул наши места после моего отъезда. Он сказал своей кормилице Алоизе, что вернется к ней не раньше, чем станет грозным и прославленным воином, и чтобы она не беспокоилась о нем. С этими словами он уехал, государь.

 И с тех пор его родные ничего о нем не слышали?

 Его родные?  повторила Диана.  Я знала только его кормилицу, отец, и никогда не видала его родителей, когда с Ангерраном навещала его в Монтгомери.

 И с тех пор его родные ничего о нем не слышали?

 Его родные?  повторила Диана.  Я знала только его кормилицу, отец, и никогда не видала его родителей, когда с Ангерраном навещала его в Монтгомери.

 В Монтгомери!  воскликнул Генрих, побледнев.  Диана, Диана! Я надеюсь, что он не Монтгомери? Скажи мне скорее, что он не Монтгомери!

 О нет, государь, тоща он жил бы, я думаю, в замке, а он оставался в доме своей кормилицы Алоизы. Но отчего вы так взволновались, государь? Что сделало вам семейство Монтгомери? Неужели они ваши враги? В нашем краю о них говорят только с почтением.

Назад Дальше