Боже, спаси меня! вскрикнул Генрих. Да это тень Шико!
Ах, бедняжка Генрике, произнес голос, ты, оказывается, все так же глуп!
Что ты хочешь этим сказать?
Тени не могут говорить, дурачина, раз у них нет тела и, следовательно, нет языка, продолжало существо, сидевшее в кресле.
Так, значит, ты действительно Шико? вскричал король, обезумев от радости.
На этот счет я пока ничего решать не буду. Потом мы посмотрим, что я такое, посмотрим.
Как, значит, ты не умер, бедный мой Шико?
Ну вот! Теперь ты пронзительно кричишь. Да нет же, я, напротив, умер, я сто раз мертв.
Шико, единственный мой друг!
У тебя передо мной единственное преимущество: ты всегда твердишь одно и то же. Ты не изменился, черт побери!
А ты изменился, Шико? грустно спросил король.
Надеюсь.
Шико, друг мой, сказал король, спустив с кровати обе ноги, скажи, почему ты меня покинул?
Потому что умер.
Но ведь только сейчас ты сам сказал, что жив.
И повторяю то же самое.
Как же это понимать?
Понимать надо так, Генрих, что для одних я умер, а для других жив.
А для меня?
Для тебя я мертв.
Почему же для меня ты мертв?
По понятной причине. Послушай, что я тебе скажу.
Слушаю.
Ты не хозяин в своем доме.
Как так?
Ты ничего не можешь сделать для тех, кто тебе служит.
Милостивый государь!
Не сердись, а то я тоже рассержусь!
Да, ты прав, произнес король, трепеща при мысли, что тень Шико может исчезнуть. Говори, друг мой, говори.
Ну так вот: ты помнишь, мне надо было свести небольшие счеты с господином де Майеном?
Отлично помню.
Я их и свел: отдубасил как следует этого несравненного полководца. Он принялся разыскивать меня, чтобы повесить, а ты, на кого я рассчитывал как на защиту от этого героя, ты бросил меня на произвол судьбы! Вместо того чтобы прикончить его, ты с ним помирился. Что же мне оставалось делать? Через моего приятеля Горанфло я объявил о своей кончине и погребении. И с той самой поры господин де Майен, который так разыскивал меня, перестал это делать.
Какое необыкновенное мужество нужно было для этого, Шико! Скажи, разве ты не думал, что я буду страдать при известии о твоей смерти?
Да, я поступил мужественно, но ничего необыкновенного в этом не было. Самая спокойная жизнь наступила для меня с тех пор, как все посчитали, что меня нет в живых.
Шико! Шико! Друг мой! вскричал король. Ты говоришь ужасные вещи, я просто теряю голову.
Эко дело! Ты только сейчас это заметил?
Я не знаю, чему верить.
Бог ты мой, надо же все-таки на чем-нибудь остановиться!
Ну так знай: я думаю, что ты умер и явился с того света.
Значит, я тебе наврал? Ты не очень-то вежлив.
Во всяком случае, кое-что ты от меня скрываешь. Но я уверен, что, подобно призракам, о которых повествуют древние, ты сейчас откроешь мне ужасные вещи.
Да, вот этого я отрицать не стану. Приготовься же, бедняга король.
Да, да, продолжал Генрих, признайся, что ты тень, посланная ко мне Господом Богом.
Я готов признать все, что ты пожелаешь.
Если нет, то как же ты прошел по всем этим коридорам, где столько охраны? Как очутился ты в моей комнате? Значит, в Лувр может проникнуть кто попало? Значит, так охраняют короля?
И Генрих, весь во власти охватившего его страха перед воображаемой опасностью, снова бросился на кровать, уже готовый зарыться под одеяло.
Ну-ну-ну! сказал Шико тоном, в котором чувствовалась и некоторая жалость, и большая привязанность. Не горячись: стоит тебе до меня дотронуться, и ты сразу все поймешь.
Значит, Ты не вестник гнева Божьего?
Черт бы тебя побрал! Разве у меня рога, словно у сатаны, или огненный меч в руках, как у архангела Михаила?
Так как же ты все-таки вошел?
Ты опять об этом!
Конечно.
Пойми же наконец, что я сохранил ключ, тот ключ, который ты мне сам дал и который я повесил на шею, чтобы позлить твоих камергеров они же имеют право носить ключи только на заду. Так вот, при помощи ключа открывают двери и входят, я и вошел!
Через потайную дверь?
Ясное дело!
Но почему ты явился именно сегодня, а не вчера, например?
А правда, в том-то и вопрос. Что ж, сейчас ты узнаешь.
Генрих опустил одеяло и наивно и жалобно, словно ребенок, попросил:
Не говори мне ничего неприятного, Шико, прошу тебя. О, если бы ты знал, как я рад, что слышу твой голос!
Я скажу тебе правду, вот и все. Тем хуже, если правда окажется неприятной.
Не всерьез же ты, в самом деле, опасаешься господина де Майена, сказал король.
Наоборот, это очень серьезно. Пойми же: получив от слуг господина де Майена пятьдесят палочных ударов, я ответил тем же и всыпал ему сотню ударов ножнами шпаги. Если предположить, что два удара ножнами равняются одному палочному мы квиты. Если же допустить, что один удар ножнами равняется одному палочному, господин де Майен, возможно, считает, что он должен мне еще пятьдесят ударов палочных или ножнами. Я же ничего так не опасаюсь, как подобных должников. И как бы я сейчас ни был тебе необходим, я не явился бы сюда, если бы не знал, что господин де Майен находится в Суассоне.
Отлично, Шико, раз это так, раз ты возвратился ради меня, я беру тебя под свое покровительство и желаю
Чего именно? Берегись, Генрике, каждый раз, когда ты произносишь слова я желаю, это значит, что ты готовишься совершить какую-нибудь глупость.
Я желаю, чтобы ты воскрес и явился на свет Божий.
Ну вот! Я так и знал.
Я тебя защищу.
Ладно уж.
Шико, даю тебе мое королевское слово!
У меня имеется кое-что получше.
Что?
Моя нора, я в ней и останусь.
Я защищу тебя, слышишь! с волнением вскричал король, выпрямляясь во весь рост на постаменте перед кроватью.
Генрике, сказал Шико, ты простудишься. Умоляю тебя, ложись в постель.
Ты прав. Но что делать, если ты выводишь меня из терпения, сказал король, снова закутываясь в одеяло. Как это так мне, Генриху Валуа, королю Франции, достаточно для моей защиты швейцарцев, шотландцев, французских гвардейцев и дворян, а господину Шико этого мало, он не считает себя в безопасности!
Подожди-ка, подожди, как ты сказал? У тебя есть швейцарцы?
Да, под командованием Токио.
Хорошо. У тебя есть шотландцы?
Подожди-ка, подожди, как ты сказал? У тебя есть швейцарцы?
Да, под командованием Токио.
Хорошо. У тебя есть шотландцы?
Да. Ими командует Ларшан.
Очень хорошо. У тебя есть французские гвардейцы?
Под командованием Крильона.
Замечательно. А дальше?
Дальше? Не знаю, должен ли я тебе об этом говорить
Не говори: кто тебя спрашивает?
Дальше имеется кое-что новенькое, Шико.
Новенькое?
Да. Представь себе сорок пять храбрых дворян.
Сорок пять! А ну, повтори!
Сорок пять дворян.
Где ты их откопал? Не в Париже, во всяком случае?
Нет, но они только сегодня прибыли в Париж.
Ах да, ах да! сказал Шико, озаренный внезапной мыслью. Знаю я этих твоих дворян!
Вот как!
Сорок пять нищих оборванцев, которым не хватает только сумы.
Отрицать не стану.
При виде их можно со смеху помереть!
Шико, среди них есть настоящие молодцы!
Словом, гасконцы, как генерал-полковник твоей инфантерии.
И как ты, Шико.
Ну, я-то, Генрике, дело другое. С тех пор как я покинул Гасконь, я перестал быть гасконцем.
А они?
Они наоборот: в Гаскони они гасконцами не были, зато здесь они гасконцы вдвойне.
Не важно, у меня теперь сорок пять добрых шпаг.
Под командованием сорок шестой доброй шпаги, именуемой дЭперноном?
Не совсем так.
Кто же командир?
Луаньяк.
Подумаешь!
Ты что ж, и на Луаньяка наведешь критику?
И не собираюсь: он мой родич в двадцать пятом колене.
Вы, гасконцы, все между собой родичи.
В противоположность вам, не считающим друг друга родней.
Ответишь ты мне наконец?
На что?
На вопрос о моих сорока пяти?
Ты рассчитываешь на них, чтобы защищаться?
Да, черт побери! с раздражением вскричал Генрих.
Шико или же тень (мы на этот счет осведомлены не больше короля и потому вынуждены оставить читателя в сомнении) уселся поглубже в кресло, упираясь пятками в его край, так что колени его оказались выше головы.
Ну, а вот у меня войско гораздо больше твоего.
Войско? У тебя есть войско?
А почему бы нет?
Что ж это за войско?
Сейчас увидишь. Во-первых, у меня есть армия, которую де Гизы формируют в Лотарингии.
Ты рехнулся?
Нисколечко. Настоящая армия, не менее шести тысяч человек.
Но каким же образом ты, который так боится господина де Майена, можешь рассчитывать, что тебя станут защищать солдаты господина де Гиза?
Я ведь умер.
Опять та же шутка!
Господин де Майен имел зуб против Шико. Поэтому, воспользовавшись своей смертью, я переменил оболочку, имя и общественное положение.
Значит, ты больше не Шико? спросил король.
Нет.
Кто же ты?
Я Робер Брике, бывший торговец и лигист.
Ты лигист, Шико?
И самый ярый. Таким образом разумеется, при условии, что я не буду слишком близко сталкиваться с господином де Майеном, меня лично, Робера Брике, члена святого Союза, защищает, во-первых, лотарингская армия шесть тысяч человек; запоминай хорошенько цифры.
Не беспокойся.
Затем около ста тысяч парижан.
Ну и вояки!
Достаточно хорошие, чтобы доставить тебе неприятность, мой король. Итак, сто тысяч плюс шесть тысяч, итого сто шесть тысяч! Затем парламент, папа, испанцы, господин кардинал де Бурбон, фламандцы, Генрих Наваррский, герцог Анжуйский.
Ну что, твой список еще не кончился? с досадой спросил король.
Да нет же! Остается еще три категории людей
Говори.
настроенных против тебя.
Говори же.
Прежде всего католики.
Ах да! Я ведь истребил только три четверти гугенотов.
Затем гугеноты, потому что ты на три четверти истребил их.
Ну, разумеется. А третьи?
Что ты скажешь о политиках, Генрике?
Да, да, те, кто не желает ни меня, ни моего брата, ни господина де Гиза.
Но кто не имеет ничего против твоего наваррского зятя!
С тем чтобы он отрекся от своей веры.
Вот уж пустяки! Очень это его смутит!
Но помилуй! Люди, о которых ты мне говоришь
Ну?
Это вся Франция?
Но кто не имеет ничего против твоего наваррского зятя!
С тем чтобы он отрекся от своей веры.
Вот уж пустяки! Очень это его смутит!
Но помилуй! Люди, о которых ты мне говоришь
Ну?
Это вся Франция?
Вот именно. Я лигист, и это мои силы. Ну же, ну сложи и сравни.
Мы шутим, не так ли, Шико? промолвил Генрих, чувствуя, как его пробирает дрожь.
По-моему, сейчас не до шуток: ведь ты, бедный мой Генрике, один против всех.