Вы даже прибавили, достопочтенный настоятель, латинское изречение: Militat spiritu, militat gladio[8].
О, вскричал дон Модест, от изумления выпучив глаза, я прибавил это изречение?
У меня память неплохая, достопочтенный аббат, ответил Борроме, скромно опустив глаза.
Если я так сказал, продолжал Горанфло, медленно опуская и поднимая голову, значит, у меня были на то основания, брат Борроме. И правда, я всегда придерживался мнения, что надо развивать тело. Еще будучи простым монахом, я боролся и словом и мечом: Militat spiritu Отлично, брат Борроме. Как видно, сам Господь меня осенил.
Так я выполняю ваш приказ до конца, достопочтенный аббат, сказал Борроме, удаляясь вместе с братом Жаком, который, весь дрожа от радости, тянул его за подол рясы.
Идите, величественно произнес Горанфло.
Ах, сеньор настоятель, начал снова брат Борроме, возвратясь через несколько секунд после своего ухода. Я совсем забыл
Что?
В приемной дожидается один из друзей вашего преподобия, он хочет с вами о чем-то поговорить.
Как его зовут?
Мэтр Робер Брике.
Мэтр Робер Брике не друг мне, брат Борроме, он просто знакомый.
Так что вы, ваше преподобие, его не примете?
Приму, приму, рассеянно произнес Горанфло, этот человек меня развлекает. Пусть он ко мне поднимется.
Брат Борроме еще раз поклонился и вышел.
Что касается брата Жака, то он одним прыжком вылетел из апартаментов настоятеля и очутился в комнате, где сложили оружие.
Через пять минут дверь опять отворилась, и появился Шико.
XX
ДВА ДРУГА
Дон Модест продолжал сидеть все в той же блаженно расслабленной позе.
Шико прошел через всю комнату и приблизился к нему. Желая дать понять вошедшему, что он его заметил, дон Модест лишь соблаговолил слегка наклонить голову.
Шико, видимо, ни в малейшей степени не удивило безразличие аббата. Остановившись на почтительном расстоянии от Горанфло, он поклонился:
Здравствуйте, ваше преподобие!
Ах, вот и вы, произнес Горанфло, видимо, воскресли?
А вы считали меня умершим, ваше преподобие?
Да ведь вас совсем не было видно.
Я был занят делами.
А!
Шико знал, что Горанфло вообще скуп на слова, пока его не разогреют две-три бутылки старого бургундского. Так как час был еще ранний и Горанфло, по всей видимости, еще не закусывал, Шико подвинул к очагу глубокое кресло и молча устроился в нем, положив ноги на каминную решетку и откинувшись всем туловищем на мягкую спинку.
Вы позавтракаете со мной, господин Брике? спросил дон Модест.
Может быть.
Не взыщите, господин Брике, если я не смогу уделить вам столько времени, сколько хотел бы.
Э! Да кому, черт побери, нужно ваше время, господин настоятель? Черти полосатые! Я даже не напрашивался к вам на завтрак, вы сами мне предложили.
Разумеется, господин Брике, сказал дон Модест с беспокойством, которое объяснялось довольно твердым тоном Шико. Конечно, я предложил, но
Но вы рассчитывали, что я откажусь?
О нет. Разве свойственна мне привычка лицемерить, скажите, господин Брике?
Человек, стоящий, подобно вам, выше многих других, может усваивать любые привычки, господин аббат, ответил Шико, улыбнувшись так, как умел улыбаться только он.
Дон Модест, прищурившись, взглянул на Шико. Насмехался ли Шико или говорил серьезно разобрать было невозможно.
Шико встал.
Почему вы встали, господин Брике? спросил Горанфло.
Собираюсь уходить.
А почему вы уходите, вы же сказали, что позавтракаете со мной?
Прежде всего я не говорил, что буду завтракать.
Простите, но я вам предложил.
А я ответил может быть. Может быть не значит да.
Вы сердитесь?
Шико рассмеялся:
Сержусь? А на что мне сердиться? На то, что вы наглый и грубый невежда? О дорогой сеньор настоятель, я вас слишком давно знаю, чтобы сердиться на ваши мелкие недостатки.
Как громом пораженный этими словами, Горанфло сидел, раскрыв рот и вытянув вперед руки.
Прощайте, ваше преподобие.
О, не уходите.
Я не могу откладывать своей поездки.
Вы уезжаете?
Мне дано поручение.
Кем?
Королем.
У Горанфло голова пошла кругом.
Поручение, вымолвил он, поручение от короля. Вы, значит, снова с ним виделись?
Конечно.
Как же он вас встретил?
Восторженно. Он-то помнит друзей, хоть он и король.
Поручение от короля, пролепетал Горанфло, а я-то наглец, невежда, грубиян
Сердце его теперь сжималось, как шар, из которого выходит воздух, когда его колют булавками.
Прощайте, повторил Шико.
Горанфло даже привстал с кресла и своей огромной рукой задержал уходящего, который, надо признаться, довольно охотно подчинился насилию.
Послушайте, давайте объяснимся, сказал настоятель.
Насчет чего же?
Насчет вашей сегодняшней обидчивости.
Я сегодня такой же, как всегда.
Нет.
Я просто отражение людей, с которыми в данный момент нахожусь.
Нет.
Вы смеетесь, и я смеюсь; вы дуетесь, и я корчу гримасы.
Нет, нет, нет!
Да, да, да!
Ну хорошо, признаюсь, я был кое-чем озабочен
Вот как!
Неужели вы не будете снисходительны к человеку, обремененному такими трудными делами? Чем только не занята моя голова! Ведь это аббатство словно целая область! Подумайте, под моим началом двести душ, я и эконом, и архитектор, и управляющий; ко всему у меня имеются еще и духовные обязанности.
О, этого и правда слишком много для недостойного служителя Божия!
Ну вот, теперь вы иронизируете, сказал Горанфло, господин Брике, неужто вы утратили христианское милосердие?
А оно у меня было?
Сдается мне, что тут не без зависти с вашей стороны; остерегайтесь зависть великий грех.
Зависть с моей стороны? А чему мне, скажите, пожалуйста, завидовать?
Гм, вы думаете: Настоятель дон Модест Горанфло все время идет вперед, движется по восходящей
в то время как я двигаюсь по нисходящей, не так ли? насмешливо спросил Шико.
Это из-за вашего ложного положения, господин Брике.
Господин настоятель, а вы помните евангельское изречение?
Это какое же?
Низведу гордых и вознесу смиренных.
Подумаешь! сказал Горанфло.
Вот тебе на! Он берет под сомнение слово Божие, еретик! вскричал Шико, воздевая руки к небу.
Еретик! повторил Горанфло. Это гугеноты еретики.
Ну, значит, схизматик!
Что вы хотите сказать, господин Брике? Право же, я не знаю что и думать.
Ничего не хочу сказать. Я уезжаю и пришел с вами попрощаться. А посему прощайте, дон Модест.
Вы не покинете меня таким образом!
Покину, черт побери!
Вы?
Да, я.
Мой друг?
В величии друзей забывают.
Вы, Шико?
Я теперь не Шико, вы же сами меня этим только что попрекнули.
Я? Когда же?
Когда упомянули о моем ложном положении.
Попрекнул! Как вы сегодня выражаетесь!
И настоятель опустил огромную голову, так что все три его подбородка, приплюснутые к бычьей шее, слились воедино.
Шико наблюдал за ним краем глаза: Горанфло даже слегка побледнел.
Прощайте и не взыщите за высказанную вам в лицо правду
Шико направился к выходу.
Говорите мне все, что вам заблагорассудится, господин Шико, но не смотрите на меня так!
Поздно вы спохватились!
Это никогда не поздно! И, уж во всяком случае, нельзя уходить, не позавтракав, черт возьми! Это нездорово, вы мне сами так говорили раз двадцать! Давайте поедим.
Поздно вы спохватились!
Это никогда не поздно! И, уж во всяком случае, нельзя уходить, не позавтракав, черт возьми! Это нездорово, вы мне сами так говорили раз двадцать! Давайте поедим.
Шико решил одним махом отвоевать все позиции.
Нет, не хочу! сказал он. Здесь уж очень плохо кормят.
Все прочие нападки Горанфло сносил мужественно. Но это его доконало.
У меня плохо кормят? пробормотал он в полной растерянности.
На мой вкус, во всяком случае, сказал Шико.
В последний раз, когда вы завтракали, была плохая еда?
У меня и сейчас противный вкус во рту. Фу!
Вы сказали фу? вскричал Горанфло, воздевая руки к небу.
Да, решительно сказал Брике, я сказал фу!
Но почему? Скажите же.
Свиные котлеты гнуснейшим образом подгорели.
О!
Фаршированные свиные ушки не хрустели на зубах.
О!
Каплун с рисом совершенно не имел аромата.
Боже праведный!
Раковый суп был чересчур жирный!
Милостивое Небо!
На поверхности плавал жир, он до сих пор стоит у меня в горле.
Шико, Шико! вздохнув, сказал дон Модест таким же тоном, каким умирающий Цезарь взывал к своему убийце: И ты, Брут!
Да к тому же у вас нет для меня времени.
У меня?
Вы мне сами сказали, что заняты. Говорили вы это, да или нет? Не хватало еще, чтобы вы стали лгуном.
Это дело можно отложить. Ко мне должна прийти одна просительница.
Ну, так и принимайте ее.
Нет, нет, дорогой господин Шико. Хотя она прислала мне сто бутылок сицилийского вина
Сто бутылок сицилийского вина?
Я не приму ее, хотя это, видимо, очень важная дама. Я не приму ее. Я буду принимать только вас, дорогой господин Шико. Она хотела у меня исповедаться, эта знатная особа, которая дарит сицилийское сотнями бутылок. Так вот, если вы потребуете, я откажу ей в моем духовном руководстве. Я велю передать ей, чтобы она искала себе другого духовника.
Вы это сделаете?
Только чтобы вы со мной позавтракали, господин Шико, только чтобы я мог загладить свою вину перед вами.
Вина ваша проистекает из вашей чудовищной гордыни, дон Модест
Я смиряюсь душой, друг мой.
и вашей беспечной лени.
Шико, Шико, с завтрашнего же дня я начну умерщвлять свою плоть, заставляя монахов ежедневно производить военные упражнения.
Монахов? Упражнения? спросил Шико, вытаращив глаза. Какие же? С помощью вилки?
Нет, с настоящим оружием!
С боевым оружием?
Да, хотя командовать очень утомительно.
Вы будете обучать своих монахов военному делу?
Я, во всяком случае, отдал соответствующие распоряжения.
С завтрашнего дня?
Если вы потребуете, то даже с сегодняшнего.
А кому в голову пришла мысль обучать монахов военному делу?
Кажется, мне самому, сказал Горанфло.
Вам? Это невозможно.
Это так, я отдал такое распоряжение брату Борроме.
А что это за брат Борроме?
Ах, да вы даже его не знаете.
Кто он такой?
Казначей.
Как же у тебя появился казначей, которого я не знаю, ничтожество ты этакое.
Он попал сюда после вашего последнего посещения.
А откуда он у тебя взялся, этот казначей?
Его рекомендовал мне его высокопреосвященство кардинал де Гиз.
Лично?
В письме, дорогой Шико, в письме.
Это не тот похожий на коршуна монах, которого я видел внизу?
Он самый.
Который доложил о моем приходе?
Да.
Ого! невольно вырвалось у Шико. Какие же такие качества у этого казначея, позволившие ему получить столь горячую рекомендацию от кардинала де Гиза?