Бюсси-Леклер только что сообщил, что он обучил военному делу три монастыря и составил воинские отряды по пятьсот буржуа то есть у него наготове около тысячи человек.
Лашапель-Марто провел работу среди чиновников, писцов и вообще всех служащих судебной палаты. Он мог предложить делу и людей совета, и людей действия: для совета у него были двести чиновников в мантиях, для прямых действий двести пехотинцев в стеганых камзолах.
В распоряжении Бригара были торговцы с улицы Ломбард, завсегдатаи рынков и улицы Сен-Дени.
Крюсе, подобно Лашапелю-Марто, располагал судейскими и, кроме того, Парижским университетом.
Дельбар предлагал моряков и портовых рабочих, пятьсот человек все народ весьма решительный.
У Лушара было пятьсот барышников и торговцев лошадьми все заядлые католики.
Владелец мастерской оловянной посуды Полар и колбасник Жильбер представляли полторы тысячи мясников и колбасников города и предместий.
Мэтр Никола Пулен, приятель Шико, предлагал всех и вся.
Выслушав в четырех стенах своей звуконепроницаемой комнаты эти новости и предложения, герцог Майенский сказал:
Меня радует, что силы Лиги столь внушительны, но я не вижу той цели, которую она, видимо, намерена передо мной поставить.
Мэтр Лашапель-Марто тотчас же приготовился произнести речь, состоящую из трех пунктов. Все знали, что он весьма велеречив. Маейн содрогнулся.
Будем кратки, сказал он.
Бюсси-Леклер не дал Марто заговорить.
Так вот, начал он. Мы жаждем перемен. Сейчас мы сильнее противника и хотим осуществить эти перемены; кажется, я говорю кратко, ясно и определенно.
Но что вы намерены делать, чтобы добиться перемен? спросил Майен.
Я полагаю, сказал Бюсси-Леклер с откровенностью, которая в человеке столь низкого происхождения могла показаться дерзостной, я полагаю, что раз мысль о нашем Союзе исходила от наших вождей, то они, а не мы должны указать цель.
Господа, ответил Майен, вы абсолютно правы: цель должна быть указана теми, кто имеет честь быть вашими вождями. Но потому-то я и повторяю вам, что лишь полководец может решать, когда именно он даст бой. Даже если он видит, что его войска построены в боевой порядок, хорошо вооружены и проникнуты воинским духом, сигнал к нападению он даст только тогда, когда сочтет нужным.
Но все же, ваше высочество, вмешался Крюсе, Лига не хочет больше ждать, мы уже имели честь заявить вам об этом.
Не хочет ждать чего, господин Крюсе? спросил Майен.
Достижения цели.
Какой цели?
Нашей; у нас тоже есть свой план.
Тогда дело другое, сказал Майен. Если у вас есть свой план, я не стану возражать.
Так точно, ваше высочество, но можем ли мы рассчитывать на вашу поддержку?
Без сомнения, если план этот подойдет моему брату и мне.
Весьма вероятно, господин герцог, что вы его одобрите.
Посмотрим, в чем же он состоит.
Лигисты переглянулись, двое или трое из них дали Лашапелю-Марто знак говорить.
Лашапель-Марто выступил вперед, словно испрашивая у герцога разрешения взять слово.
Говорите, сказал герцог.
Так вот, ваше высочество, сказал Марго. Придумали его мы Леклер, Крюсе и я. Он тщательно обдуман и, вероятно, обеспечит нам полный успех.
Ближе к делу, господин Марго, ближе к делу.
В городе имеется ряд пунктов, связывающих воедино все вооруженные силы города: это Большой и Малый Шатле, дворец Тампля, ратуша, Арсенал и Лувр.
Правильно, согласился герцог.
Все эти пункты обороняют постоянные гарнизоны, но с ними нетрудно будет справиться, так как они не ожидают внезапного нападения.
Согласен и с этим, сказал герцог.
Кроме того, город защищает начальник ночной стражи со своими стрелками. Обходя город, они-то и осуществляют в находящихся под угрозой нападения местах подлинную защиту Парижа. Вот что мы придумали: захватить начальника ночной стражи у него на дому он проживает в Кутюр Сент-Катрин. Это можно сделать без шума, так как место это удаленное от центра и малолюдное.
Майен покачал головой:
Каким бы удаленным от центра и малолюдным оно ни было, нельзя взломать прочную дверь и сделать выстрелов двадцать из аркебуз совсем без шума.
Майен покачал головой:
Каким бы удаленным от центра и малолюдным оно ни было, нельзя взломать прочную дверь и сделать выстрелов двадцать из аркебуз совсем без шума.
Мы предвидели это возражение, ваше высочество, сказал Марго. Один из стрелков ночной стражи наш человек. Среди ночи мы постучим в дверь нас будет только два-три человека: стрелок откроет и пойдет к начальнику доложить, что тот должен явиться к его величеству. В этом нет ничего необычного: приблизительно раз в месяц король вызывает к себе этого офицера, чтобы выслушать его донесения и дать ему те или иные поручения. Когда дверь будет открыта, мы впустим десять человек моряков, живущих в квартале Сен-Поль, и они покончат с начальником ночной стражи.
То есть прирежут его?
Так точно, ваше высочество. Таким образом оборона противника в самом начале окажется расстроенной. Правда, трусливая часть горожан и политиканы могут выдвинуть других должностных лиц и чиновников господина председателя, господина дО, господина де Шиверни, господина прокурора Лагеля. Что ж, мы и их схватим у них на дому в тот же час. Варфоломеевская ночь научила нас, как это делается, и с ними будет то же, что с начальником ночной стражи.
Ого! произнес герцог, находивший, что дело это не шуточное.
Тем самым мы получим замечательную возможность напасть на политиканов мы их знаем наперечет в каждом квартале и покончить сразу со всеми ересиархами и религиозными, и политическими.
Все это чудесно, господа, сказал Майен, но вы мне не объяснили, как вы собираетесь одним ударом захватить Лувр это ж настоящая крепость, которую непрестанно охраняют гвардейцы и вооруженные дворяне. Король хоть и робок, но его вам не прирезать, как начальника ночной стражи. Он станет защищаться, а ведь он подумайте хорошенько король, его присутствие произведет на горожан сильнейшее впечатление, и вас разобьют.
Для нападения на Лувр мы отобрали четыре тысячи человек, ваша светлость, и все эти люди не так уж любят Генриха Валуа, чтобы вид его произвел на них то впечатление, о котором вы говорите.
Вы полагаете, что этого будет достаточно?
Разумеется, нас будет десять против одного, сказал Бюсси-Леклер.
А швейцарцы? Их четыре тысячи, господа.
Да, но они в Ланьи, а Ланьи в восьми лье от Парижа. Даже если допустить, что король сможет их предупредить, гонцам потребуется два часа, чтобы туда добраться, да швейцарцам восемь часов, чтобы пешим строем прийти в Париж, итого десять часов. Они явятся как раз к тому времени, когда их можно будет задержать у застав: за десять часов мы станем хозяевами города.
Что ж, пусть так, допускаю, что вы правы: начальник ночной стражи убит, политиканы уничтожены, городские власти исчезли, словом, все преграды пали; вы, наверное, уже решили, что вы тогда предпримете?
Мы установим правительство честных людей, каковыми сами являемся, сказал Бригар, а дальше нам нужно только одно: преуспеть в своих мелких торговых делах да обеспечить хлебом насущным своих детей и жен. Кое у кого из нас, может быть, и возникнет честолюбивое поползновение стать квартальным надзирателем или командиром роты в городском ополчении. Что ж, господин герцог, мы займем эти должности, но тем дело и ограничится. Как видите, мы нетребовательны.
Господин Бригар, ваши слова чистое золото. Да, вы честные люди, я хорошо это знаю, и в своих рядах вы не потерпите недостойных.
О нет, нет! раздались кругом голоса. Только доброе вино, без всякого осадка.
Чудесно! сказал герцог. Вот это стоящие слова. А скажите-ка вы, заместитель парижского прево, много ли в Иль-де-Франс бездельников и проходимцев?
Никола Пулен, предпочитавший держаться в стороне, словно нехотя приблизился к герцогу.
Да, ваше высочество, их, к сожалению, даже слишком много.
Вы можете хотя бы приблизительно сказать нам, сколько вы насчитываете подобного народа?
Да, приблизительно могу.
Так назовите цифры.
Пулен принялся считать по пальцам:
Воров тысячи три-четыре; тунеядцев и нищих две две с половиной, случайных преступников полторы две, убийц четыреста пятьсот человек.
Хорошо, вот, значит, по меньшей мере шесть шесть с половиной тысяч всевозможных мерзавцев и висельников. Какую религию они исповедуют?
Хорошо, вот, значит, по меньшей мере шесть шесть с половиной тысяч всевозможных мерзавцев и висельников. Какую религию они исповедуют?
Как вы сказали, ваше высочество?
Я спрашиваю они католики или гугеноты?
Пулен рассмеялся:
Они исповедуют любую религию, ваша светлость, или, вернее, одну: их бог золото, а пророк его кровь.
Хорошо, так обстоит дело с убеждениями религиозными. А что вы скажете о политических? Кто они сторонники дома Валуа, лигисты, ревностные политиканы или друзья короля Наваррского?
Они разбойники и грабители.
Не думайте, ваша светлость, вмешался Крюсе, что мы возьмем в союзники подобных людей.
Конечно, не думаю. Но именно это меня и смущает.
А почему это вас смущает? с удивлением спросили некоторые из собравшихся.
Ах, господа, поймите же, дело в том, что эти люди, не имеющие убеждений и потому не примыкающие к нам, увидят, что в Париже нет больше начальства, вооруженных блюстителей порядка, королевской власти словом, ничего того, что их так или иначе обуздывало, и примутся обчищать ваши лавки, пока вы будете воевать, и ваши дома, пока вы станете занимать Лувр; то они будут на стороне швейцарцев против вас, то на вашей против швейцарцев, так что всегда окажутся победителями.
Черт побери! сказали, переглядываясь, депутаты.
Я полагаю, это вопрос немаловажный и стоит над ним поразмыслить, не так ли, господа? сказал герцог. Что до меня, то я им весьма занят и постараюсь найти способ устранить эту беду. Ибо девиз моего брата и мой ваши интересы выше наших собственных.
У депутатов вырвался одобрительный шепот.
Теперь, господа, позвольте человеку, проделавшему двадцать четыре лье верхом веет за сутки, поспать несколько часов. Во всяком случае, в том, чтобы выждать время, опасности нет, а если бы вы стали действовать, она бы возникла; может быть, вы другого мнения?
О нет, вы правы, господин герцог, сказал Бригар.
Отлично.
Разрешите нам, ваше высочество, смиренно откланяться, продолжал Бригар, а когда вам угодно будет назначить новую встречу
Постараюсь сделать это как можно скорее, господа, будьте покойны, сказал Майен, может быть, даже завтра, самое позднее послезавтра.