- Мы очень сильный народ, - медленно промямлил Мейзамир, не поворачиваясь. - А энергетика наша, попав в чье-то поле, выветривается столетьями. И то не до конца.
Я ждала, пока он повернется, но красавчик продолжал исследовать городской пейзаж за окнами.
А когда я утомилась от тягучей, напряженной паузы, и собиралась уже встать, сходить на кухню, наконец, решился на встречу взглядами.
- Еслена, - хрипло произнес красавчик. - Я не обижу ни тебя, ни твоих друзей. Я не могу доказать это. Но разве я спас бы вас в противном случае? Не понимаю, чего еще тебе надо? Твое недоверие немного обижает, - он глубоко и нервно вдохнул.
Сердце екнуло, но скользкая змея сомнений все еще холодила грудь, не давала покоя. Как бы ни убеждал меня Мейзамир - действиями, словами, весомыми аргументами, что-то с ним было не так. Я ощущала это как охотница и как индиго.
Красавчик что-то такое почувствовал. Встал, кивнул и предложил.
- Давай я пока сооружу что-нибудь поесть или выпить? Я готовлю не хуже твоего Макса. Раз уж он не удел, вас покормлю я.
Его предложение немного разрядило накаленную едва ли не добела обстановку. Хотя недосказанность между нами по-прежнему сильно действовала на нервы.
Я тоже поднялась и отправилась за Мейзамиром на кухню. Посмотрю, как стряпает гость из параллельного мира, о чьей расе и слыхом не слыхивала. О чьей расе не писали хитромудрые древние индиго. Даже любопытно, что он мне состряпает.
Глава 5
Мейзамир
Я никогда не боялся боли, не бежал от нее и не ныл. Я голодал, испытал все прелести разложения заживо, боль от ран, оставленных ловкими охотниками. Физическая боль совсем меня не страшила.
Но пресловутая душевная боль оказалась мучительней во сто крат. И она не проходила, не угасала, как ни давил я ее усилием воли, лишала желания бороться, желания жить.
Она колола грудь и тянула, резала и тянула снова. И не было на свете лекарств, чтобы мне помогли.
Еслена ясно дала понять - чудовище, вроде меня, для нее лишь зверь без чувств, эмоций, порывов. Зверь, не способный ни на что хорошее, доброе. Зверь, которого нужно уничтожить, стереть с лица земли, не вдаваясь в подробности, не мороча себе голову тем, что у него за душой и на сердце.
Еслена присела в кресло - бодрая, сильная ценой моей энергии, еще двух недель без голода. А я возился у плиты, поджаривая говяжий фарш с овощами и бурым рисом.
Я любовался ею, украдкой, из-за плеча, пока охотница задумчиво всматривалась в рассветный город.
Интересно, приняла бы она мою помощь, мои силы, если бы знала?
В груди снова закололо, словно мириады шил вонзились и прокручивались, дергались туда-сюда. Нет, наверное, не приняла бы. Предпочла бы обморочное забытье, мутное и вязкое, нынешней бодрости и мощи, что струились по венам и мышцам.
Еслена ясно дала понять - чудовище, вроде меня, для нее лишь зверь без чувств, эмоций, порывов. Зверь, не способный ни на что хорошее, доброе. Зверь, которого нужно уничтожить, стереть с лица земли, не вдаваясь в подробности, не мороча себе голову тем, что у него за душой и на сердце.
Еслена присела в кресло - бодрая, сильная ценой моей энергии, еще двух недель без голода. А я возился у плиты, поджаривая говяжий фарш с овощами и бурым рисом.
Я любовался ею, украдкой, из-за плеча, пока охотница задумчиво всматривалась в рассветный город.
Интересно, приняла бы она мою помощь, мои силы, если бы знала?
В груди снова закололо, словно мириады шил вонзились и прокручивались, дергались туда-сюда. Нет, наверное, не приняла бы. Предпочла бы обморочное забытье, мутное и вязкое, нынешней бодрости и мощи, что струились по венам и мышцам.
И от этого я ощущал себя еще хуже, еще несчастней.
Нужен ли я ей таким, каким родился? Задумывалась ли она о том, что никто из мне подобных не выбирал себе расу? Но каждый выбирал способ пропитания. Я не убивал женщин много сотен лет. Я трижды умирал - замуровывал себя в скалах, чтобы научиться самоконтролю или разложиться заживо. Я навострился останавливаться, хотя энергия индиго еще желанней, ещё слаще, ещё восхитительней, чем самые густые гормоны смертной любовницы. Вот это мой выбор, а не раса, что досталась с рождения. Но Еслене все это неважно.
Я оглянулся ещё раз, не прекращая помешивать ароматное блюдо.
Солнце рисовало над головой охотницы ослепительный нимб. Ее детское лицо выглядело совсем ангельским, нездешним, распущенные волосы разлились по спине и плечам горячей лавой. Задумчивое ожидание очень шло Еслене. Она была прекрасна, как и там, в отеле. Тогда мускулы ее перекатывались под тонкой одеждой, арктический холод струился из глаз, плотно сжались губы, яростно раздувались ноздри. Ее красило все. Даже фарфоровая бледность, даже прозрачность синюшных век, когда Еслена почти потеряла сознание.
Еслена куталась в шерстяную кофту, и все во мне тянулось к ней. Обнять, согреть своим теплом. Без намека на секс, просто прижать хрупкое, женственное тело, и, прикрыв глаза, наслаждаться ее близостью.
Привычное, неконтролируемо сильное возбуждение разлилось в бедрах тяжестью, нестерпимым жаром. Мужской орган напрягся, налился кровью. Я привычно ощутил боль от тисков одежды. Как человеческие мужчины с этим справляются? Я же видел - красавчик много раз возбуждался рядом с Есленой.
Я потряс головой - наваждение мешало связно мыслить.
Добавил специй в фарш, тщательно размешал, подбросил щепотку соли и мелко нашинкованный укроп с петрушкой.
Еще немного - и блюдо готово. Перемешав в последний раз, я разложил его по тарелкам и поставил одну перед Есленой.
Она словно очнулась, повернулась ко мне и на долю секунды слабая улыбка мелькнула на лице охотницы.
- Спасибо, Мейзамир, - сказала так мягко, что у меня екнуло сердце, а ладонь сама потянулась к ладони Еслены. Узкой, длинной, что покоилась на столе.
- Ерунда, - выдохнул я, как-то совсем неловко, глупо, безотчетно отмахиваясь от ее благодарности.
- Да не-ет, не только за еду, - она демонстративно взяла ложку и попробовала. - М-м-м, вкусно, кстати. За все спасибо, - добавила серьезно, скользнув по лицу внимательным, задумчивым взглядом.
- Тоже не за что, - еще тише ответил я, невольно сглотнув, и тут же все испортил. - Макс, наверное, готовит стократно лучше.
Она резко вскинула голову, окатила недовольным взглядом исподлобья, слегка нахмурилась.
- Бросили бы вы вашу дурацкую войнушку, - выпалила с таким раздражением, с таким неприятием в голосе, что я отшатнулся, как от пощечины.
Вгляделся в ее лицо - на нем ясно читалось суровое осуждение.
Я мог бы сказать, что не я это начал. Что если он отступится, откажется от Еслены, готов протянуть смазливому красавчику руку дружбы, грудью защищать его от древних.
Но сказал только:
- Мы перегнули палку. Впредь постараюсь вести себя сдержанней.
Она кивнула, но прежнее благодарное выражение стерлось с лица бесследно.
Еслена начала медленно жевать, и я последовал ее примеру.
Человеческая пища, рядом с человеческой женщиной, рядом с той, что могла сделать меня почти человеком. Но захочет ли? Нужно ли это Еслене?
Мы так и ели - в глухом молчании, не в силах нарушить его странное таинство. С моих губ ежеминутно рвался вопрос, но я придержал его до будущих дней. А Еслена Еслена невидящим взглядом уперлась в окно, и аура ее светилась сине-серым, цветом тревоги и сильных волнений. Переживала ли охотница за Макса, за раненых друзей, или за то, что проиграла битву вооргу. Не это главное. Главное - в ее прелестной головке не нашлось пока места для меня. Как не нашлось его и в ее сердце.
За окном плыли курчавые облака, унизанные стрелами рассветных лучей.
Словно трупы убитых Есленой чудовищ. Таких же, как я - монстров-параллельцев.
Звонок в дверь расколол оглушительную тишину. Еслена вздрогнула, словно очнулась и огляделась, медленно возвращаясь к реальности.
Я встал, громко щелкнул замком и разошелся в дверях с хмурым красавчиком Максом.
На мгновение наши взгляды сошлись в обещании. Я клялся, что не отдам ему свою Еслену, он обещал отбить ее, во что бы то ни стало. Мы друг друга поняли, и я ушел.
Еслена
Рокировка Макса и Мейзамира выглядела странной, нелепой, по-мальчишески глупой. Красавчик открыл дверь балетному и тут же пулей выскочил наружу. Они обменялись такими взглядами, что у меня похолодело в желудке и сердце екнуло в беспокойстве, тревоге.
Демонстративно покачав головой, я отправилась назад, на кухню. Мейзамир едва прикоснулся к собственной порции, я съела все, что он мне отмерил.
Макс в мгновение ока оценил содержимое сковородки, брезгливо взял ложку-мешалку и, зачерпнув немного, положил на язык. На лице его отразилось искреннее недоумение.
- Не так плохо, как думал, - проворчал балетный, но себе накладывать не стал, отвернулся. Взглянул на меня, устало вздохнул, спросил с заметным раздражением в голосе. - Параллелец готовил?
- Да и вкусно, - подтвердила я, возвращаясь на место.
- Тогда есть не буду!
Желудок Макса громко возмутился против такого резкого высказывания. Но балетный упрямо направился к холодильнику - тот подпирал потолок возле двери на кухню. Выудил сыр, масло, булку и принялся торопливо делать сэндвич. Как мальчишка, ей богу! Нелепо, демонстративно!
- Да прекрати уже! - прорычала я на Макса, внутренне сама себе удивляясь. Схватила тарелку, положила туда риса и со звоном опустила посудину на стол. Сунула в руку балетного вилку и потребовала тоном, не терпящим возражений. - Ешь! Или я с тобой даже разговаривать не буду!
Он ненадолго окаменел, замер статуей. Слегка опустил голову, изучая мое лицо и пригладил до странного тщательно расчесанные волосы. Пальцы балетного нервно вздрагивали. Прежде я такого за ним не замечала. И только теперь заметила и другое - как изменился Макс за прошлую ночь. Скулы и подбородок заострились углами, взгляд потерял прежнюю уверенность, наполнился затаенной горечью, досадой. За несколько часов растерял Макс всю свою лощеную стать и благородство. Теперь он больше походил на меч, чем на изящную спортивную рапиру. В движениях появилась угловатая резкость и затаенная агрессия хищника. Губы то и дело сильно поджимались. Вообразить не могла Макса таким
Он изучал меня внимательно тоже. И, кажется, пришел к аналогичному выводу.
- Ты изменилась, - резюмировал через секунды и послушно сел в предложенное кресло.
Тарелка опустела за считанные минуты. Балетный зачерпывал еду жадно, и быстро глотал, почти не прожевывая.