- Пестроватенько-с, - согласился тот, как будто мог что-либо смыслить в особенностях обстановки.
Челядинец кликнул домашнюю прислугу. Она тотчас же явилась на зов откуда-то из глубин под лестницей, ведущей во второй этаж. Иные даже не столь весомые горожане следили за тем, чтобы горничные блюли столичные обычаи и облачались в форменное одеяние и передник. Однако Софийский явно не входил в их число: девушка носила простое сизое платье.
Проследовав за ней наверх, Деникин с Ершовым вскоре переступили порог хозяйского рабочего кабинета, встретившего их обширной медвежьей шкурой, разостланной на полу. На стенах висели иконы, среди которых безбожный Деникин все же узнал «Спас Нерукотворный», напротив - портреты государя Николая II и его сиятельного родителя, Александра III, Миротворца. Большую часть внушительных размеров кабинета отнимал массивный письменный стол из дуба, покрытый зеленым сукном и многими кипами книг и бумаг. В нем утопал, оставаясь над поверхностью лишь серебристо-рыжей макушкой, сам Софийский.
Деникин во второй раз за сутки подивился тому, сколь малозначительным выглядел суровый генерал-губернатор в те минуты, когда не выступал перед горожанами с торжественной речью.
- А, пришли, - отозвался Софийский. - Ну, прошу.
Он указал Деникину на ряд весьма вычурных китайских кресел, приставленных к столу. Ершову, надо полагать, следовало смирно дожидаться у двери, однако тот, вопреки своему обыкновенному желанию следовать хорошему тону, проследовал за Деникиным и уселся о бок.
- Деникин, как вам, несомненно, передали, меня постигла тяжкая утрата. Любезная супруга покинула меня, - глядя в стол, начал Софийский, но потом поднял взгляд, обратив его прямо в глаза собеседнику жалящим лезвием. - И мои страдания, без того сверх меры веские, еще более усугубляет то, что Вера Николаевна пала жертвой чудовищного умысла. Некие негодяи сподобились подмешать ей отраву в питье либо кушанье. Прямо здесь, в моем собственном доме. Знаю это наверняка, ибо Вера Николаевна не выходила накануне. Но чего я не ведаю, так имени мерзавца, сотворившего зло.
В воздухе повис невысказанный вопрос. И Софийский, и Ершов, выразительно смотрели на Деникина.
- Ммм... - только и смог ответить он.
- Понимаю: в городе промышляет отъявленная преступная банда, и ваш первый долг - это ее устранение ради защиты горожан. Однако, смею надеяться, вы изыщите возможность и не откажите и мне - в справедливости и моей личной просьбе. Отыщите того, что погубил Веру Николаевну, и я предам его суду и тому наказанию, что следует за его проступком.
Деникин кивнул.
- Вы немногословны, Деникин. Это хорошо - так и полагается человеку дела. Необходим ли осмотр резиденции, либо в том нет большой спешки? Мне бы хотелось, прямо говоря, отложить его до погребения Веры Николаевны.
- Полагаю, мы и впрямь можем повременить.
- И это тоже хорошо. Присылайте ваших людей к середине недели. Полагаю, к тому времени мы сумеем уладить вопрос с погребением, что в нынешних обстоятельствах не так просто. Эх, что за напасть такая. Не отчитана, и будет не отпета, - вздохнул генерал-губернатор, обращаясь, очевидно, сам к себе. - Нет, не по-христиански...
Ответной реплики вновь не последовало, и Софийский продолжил.
- Но это еще не все. Есть еще один резон, хотя и не столь важный, по которому я вас вызывал, Деникин. Как ни жаль мне это говорить, но, увы, и мой голос прибавится к словам об исчезновениях. Мой сын, Василий, тоже пропал. Приблизительно в ту же пору, что и наш господин полицмейстер.
- Как же это случилось, ваше превосходительство?
Софийский пожал плечами.
- Не знаю. Он выходил, а домой не воротился.
- Выходил, но куда?
Генерал-губернатор хмыкнул.
- Мне это неведомо.
На том аудиенция завершилась, и Деникина с Ершовым отпустили на волю.
Однако, несмотря на столь убедительное напутствие, и убийство супруги генерал-губернатора, и исчезновение его сына продолжили преступно игнорироваться. Вместо того, чтобы для собственного же блага сосредоточить общие усилия управы именно здесь, полицейские, как и прежде, отдавали их делу капитана Вагнера, чье тело даже не отыскали.
***
- Увы, но про молодого Софийского нам неведомо и вовсе ничего. Мы знаем лишь, что он покинул резиденцию в ту страшнейшую непогоду - значит, когда и все остальные. Так и запишу. Что скажем про род занятий Василия Сергеевича?
- У него такового не было. Молодой Софийский - своего рода заблудшая овца.
- У него такового не было. Молодой Софийский - своего рода заблудшая овца.
- Скверно отзываться в подобном роде о семье его превосходительства, но вынужден согласиться... Разговоры по дела Василия Сергеевича весьма даже ходили, и при том самые неприглядные. Будто бы он и шулер, и мелкий жулик - но, впрочем, кого тут этим удивишь? - и завсегдатай тех же заведений, что и вы, Деникин. А еще слышал я, будто бы молодой Софийский в содомском грехе заподозрен.
Деникин слушал чрезвычайно внимательно, однако Ершов внезапно запнулся и переменил тему.
- Теперь Вагнер...
- Вновь ваш Вагнер! Отложите его в мертвые.
- Но как же тело? Нет, неправда ваша: до поры нам следует считать его живым.
- Намедни вы говорили совсем иное. Нет, Ершов, и еще раз нет. Нам следует отнести Вагнера в самый конец списка. Он путает нам все следы.
Ершов грустно вздохнул.
- Однако именно в деле Вагнера наметилось наибольшее их число! Инженер был похищен из своего дома, оказав сопротивление.
- И переоделся в дорогу? Ершов, вы и впрямь верите россказням преступницы?
- Не надобно нам полностью упускать их из виду...
- Подождем с догадками, пока околоточные не докончат допрос. Ершов, у нас полгорода сгинуло вместе с семьей Софийского. Подумаем и про них. Следующий!
- Дочь архитектора, пропавшая в метель из запертого дома. К сожалению, и барышня не была безгрешна.
- Мы не на проповеди, Ершов. Вернемся к фактам. С кем она водила шашни?
- Наверняка я того не знаю, хотя и, каюсь, весьма любопытствовал. Однако сумел разведать лишь то, что толки не лгали: этот человек и впрямь из управы. Надо бы прояснить.
- Думаете допросить околоточных? Бог с вами, Ершов, в самом деле, не того сейчас, чтобы и внутренние распри чинить. Дальше.
- Младенец Романов, - Ершов более не записывал, по-видимому, вновь отчаявшись структурировать столь неочевидные дела.
- Переноси в мертвые и вычеркивай. Отыщем тело потом, когда будет время.
- Мы давно не видали ни доктора, ни Цзи. Прежде каждый из них хоть однажды в день, но наведывался в управу. Думаю, их тоже следует отнести к пропавшим, хотя по форме и не заявлено.
- Доктор мог уехать в селения. Мишай же служил полицмейстеру. У него больше нет резона ходить в управу.
- Полицмейстерам. И нашему, и тем, что до него. Отец мой вспоминал, что...
- У нас и без того хватает хлопот, Ершов. Вернемся к этим господам, когда о них заявят.
- Воля ваша. Мертвые. Госпожа Софийская. Я читал отчет фельдшера - весьма обстоятельный, смею заверить! Дело к тому, что виноват и впрямь нанайка, как вы с самого начала полагали. Отчего же вы не сказали про то его превосходительству? И отчего мы до сих пор его не схватили? Прикажете околоточным исправить нашу оплошность?
- Пожалуй, сделаем это после похорон. Софийский просил его не беспокоить.
- Мы уже раз таким методом упустили няньку.
- Сомов!
Околоточный, опрашивавший на лавке старуху в платке, повязанном таким образом, что его концы торчали кверху, как рога, обернулся.
- Как закончишь - бери еще кого себе в пару и идите в резиденцию его превосходительства. Берите нанайку и тащите прямо на конюшню.
- Как, прям к самому и идти? - ахнул тот.
- Не перечить!
- Будет сделано!
- Что там еще у нас, Ершов?
- Господин полицмейстер и отец Георгий, убитые одним орудием. И Миллер с его раной, который проговорился, что может быть причастен к пропаже дочери... Он определенно связан с убийствами, Деникин.
- Думаю, нам стоит наведаться в его дом.
- Неужто вы полагаете, что там он поведает нам более, нежели в управе - если, конечно, вовсе пустит за порог?
- Мы и не будем с ним разговаривать. Проследим за домом и наведаемся, когда господин архитектор уйдет в свою контору.
- Это же беззаконие, Деникин? Мы не имеем дозволения.
- У вас есть иные идеи?
- Еще у нас есть госпожа Вагнер.
- Вагнерову тоже пока отставим, Ершов.
- Напали на Чувашевского, сластолюбца.
- Вряд ли в его вопросе есть нечто, не терпящее отлагательств.
- Удивительно, но пока все, - резюмировал околоточный.
- В таком случае, я отправляюсь домой, Ершов, - ответил Деникин, и, поднявшись, направился к двери, не слушая летящих в спину возражений.
***
У дежурившего у ворот управы городового встал конный. С первого взгляда ясно - чужой, не из этих мест. Оставив короткое сообщение, наездник пришпорил лошадь. Полицейский же не преминул тотчас передать весть проходящему мимо Деникину:
- Краснобородцы вчистую разорили Лесное! Нарочный до господина генерал-губернатора был с донесением. Его превосходство выслало остатки людей в лес - немедля воротить остальных и душегубов нагнать.
Однако вместо сочувствия к поселенцам, Деникин испытал огорчение. Втайне он рассчитывал, что опричники Софийского подольше задержатся в лесах.
XI. Погребальный звон
Большой церковный колокол ожил, оповещая о смерти.
Редкие прохожие, которых тревожный звук заставал на улице, останавливались, крестясь. Однако вопрос, традиционный при этих обстоятельствах - кого же хоронят? - не звучал. Все горожане, включая жителей отдаленных кварталов на отшибе, и без того знали ответ.
На длинном столе, вынесенном в гостиную из столовой, стоял, готовясь отправиться в путь, лакированный гроб. Несмотря на спешку, плотник не подвел: последнее жилище Веры гляделось вполне пристойно.
Собравшиеся - черное облако траурных одеяний с белыми вкраплениями уместных к случаю кружевных платков, поднесенных к сухим глазам - тихо гудели.
За утро Софийский уже не раз слышал оборванный его появлением диалог:
- Слыхали ли вы, отчего гроб закрыт?
- Говорят, сам его превосходительство велел тело Веры Николаевны анатомировать...
- Господи, прости!
- От горя не в рассудке...
Но напрасно шептуны тушевались и в смятении отводили глаза. Генерала не тревожили их слова, которые он с самого начала предвидел.
Все минувшие дни он решал непростую дилемму: что вынести во главу угла - личное или служебное?